Евгений Чириков - Зверь из бездны

• Название: Зверь из бездны
• Автор: Евгений Чириков
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-9246-0013-0

Первое научно подготовленное издание одного из замечательных писателей русского Серебряного века. Почти все произведения, включенные в сборник, с момента их первоначальной прижизненной публикации никогда более не воспроизводились.

Роман «Зверь из бездны» печатается в России впервые.

---

Лада стала клясться, что никто не узнает. Даже и Борису не надо говорить.

— Только я и девочка! А она не расскажет… Не сумеет… А потом все пройдет, кончится…

— А зимой?

— Какая у нас зима, Володечка? И снегу не бывает. А там можно устроить… сделать теплую комнатку.

— Положим, мне не привыкать…

Неожиданная мысль Лады захватила обоих. С бешеным вихрем обсуждал Владимир этот план. Хотелось сейчас же пойти в «хаос» и убедиться, что все это приемлемо. Он помнил те места: там действительно сам черт не найдет. Если будет обеспечена пища, можно год прожить совершенно спокойно. А что будет через год — кто теперь заглядывает на год?.. Прожил день — и ладно.

— Выследят, куда ты ходишь, и могут раскрыть…

— Володечка! Я буду хитрой, как лиса. Я знаю все тропинки и, как лиса, буду заметать все свои следы… Я и раньше гуляла, ходила за сосновыми шишками… одна, в тот конец, и там же никого нет, только птицы. Пойду пасти нашу козу, а сама спущусь в хаос к тебе… И никому в голову не придет…

— Постой, постой! А как же…

— Отправишься на фронт, а сам — сюда и прямо в хаос!.. Пойдем сейчас погулять и незаметно спустимся в хаос, отыщем нашу пещеру и условимся, как видеться, как переменить место, если опасность, где мне прятать пищу…

Оба загорелись радостью такого неожиданного плана — спастись от «бойни», и лица их сверкали улыбками. Точно и ребенок понял их радость и захотел принять участие в ней: глядя на смеющуюся маму, девочка вдруг тоже громко засмеялась и захлопала в ладошки. Это было неожиданно, но так кстати, что и Лада с Владимиром засмеялись. Поняла и одобрила!

— Теперь тебе не надо прятаться: приехал какой-то знакомый офицер к Борису и потом уехал…

— А знаешь, Лада, я вдруг страшно проголодался.

— Голубчик! Я тебя накормлю…

Лада вышла, Владимир остался с ребенком. Ничего, Евочка освоилась и не боялась больше «чужого дяди». Прилив любви и нежности к ребенку снова загорелся в душе Владимира бурным пламенем. Он целовал девочку, щекотя ее усами, а та откидывалась навзничь и звонко хохотала. Целовал в глазки, в шейку, в обнаженный животик и пьянел от радости и счастья, связанных с сознанием себя отцом этого крошечного чистого ангела… Уйти от него? Нет, это невозможно! Можно согласиться прожить целый год в берлоге медведем, лишь бы хотя раз еще вот так же подержать и поцеловать сотворенного по образу и подобию Божьему из твоей крови и плоти маленького человека. Весь мир только в нем… Только в нем весь мир!..

VII

И вот опять солнышко тихой успокоенной радости, казалось, вернулось в беленький домик с колоннами. Все «разрешилось» неожиданно и случайно. Пришла счастливая мысль в голову и повернула руль жизненного корабля. Старики, не ведавшие «тайного плана», представляли себе дело разрешенным именно так, как им хотелось: Владимир идет на фронт, а Борис возвращается; про Владимира, согласившегося снова превратиться в «покойника», они говорили: «А все-таки, он очень порядочный человек, хотя и…» Не договаривали: «хотя и пошатнулся». Лада с Владимиром, связанные «новой тайной», тоже облегченно вздыхали, отдыхая от нервной усталости, вызванной безысходностью положения, в котором было очутились; он думал о великом счастье — никого не убивать, быть только отцом ребенка и братом Лады, спасаемой из бездны грозящих ужасов так просто; Лада думала о счастье не потерять ни Владимира, ни Бориса и любить их обоих не как мужей, а как своих братьев, жизнь которых, переплетенная с ее жизнью и прошлым, и настоящим, и будущим, — кажется, у нее будет ребенок и от Бориса — ей одинаково дорога.

Тихое умиротворение опустилось в беленький домик после бури страстей звериных… Владимир проживет два дня и отправится в Севастополь искать Бориса, а пока — прочь все обиды, заботы, всю эту бессмысленную трагедию семьи! И не стоит больше прятаться: привел себя в полный порядок, побрился, отмылся, нарядился в форму брата… Лада восхищенно смотрела на Владимира, и ей казалось, что ничего не случилось, а все вернулось.

— А знаешь, Володечка, ты совсем мало изменился!

— Ну, вот… опять прежний герой! — сказал старик, увидя зятя в новом виде.

— А где же «Георгий»?

— Потерял. Можно и без орденов.

— Необходимо купить. Как же это, Владимир Павлыч, не носить «Георгия»?

— Чины и ордена людьми даются, а люди могут обмануться[428]…

— Все шутите?.. С такими вещами следовало бы… Борису Павловичу тоже обещали «Георгия»… Он неприятельский пулемет захватил.

Девочка, увидев Владимира в офицерской форме, в первый раз назвала его «папой» и, протянув ручонки, попросилась сама к нему на руки:

— Папа, на!..

— Вот видите: и дочка признала вас, наконец, отцом, а то все были «дядей», — наставительно заметила бабушка.

После ужина Лада с Владимиром пошли погулять. Жаль было оставлять девочку, которая пожелала сопровождать маму, но взять ее было нельзя, потому что они шли в хаос.

Так хорошо вышло: никто не встретился и никто не видал, как они, пройдя немного дорогой, скользнули в лес и скоро очутились в безлюдной части имения. Шли напрямик, избегая тропинки, то лезли в гору, то спускались. Очутились в полной безопасности: ни дорог, ни тропинок больше не было. Над головой повисли скалы хаоса. Владимир забыл уже когда-то знакомые ходы и выходы в этом природном лабиринте, но Лада, вспоминая прошлое, бывала здесь иногда одна, иногда с Борисом: она была теперь проводником. И все-таки запуталась и долго не могла выйти из заколдованного круга огромных камней, повитых соснами и ползучими плющами. Не так трудно было сюда залезть, но очень трудно вылезть. Кругом неприступные стены. Но как же они сюда попали? Чудилось, что кто-то повернул камни нарочно, чтобы они не вылезли. Бились, бились, и вдруг оба захохотали: в заросшем углу, сквозь плющи темнела нора. Юркнули туда, низко нагнувшись, и очутились в коридоре. Знакомый коридор! Теперь Лада поняла, где они.

— Иди за мной!..

Прошли узким коридором и очутились на густом зеленом дворике.

— Помнишь? — спросила Лада.

Еще бы! Сколько раз, счастливые любовники, напившись допьяна из кубка взаимности, грезили здесь несбыточными сказками наяву, лежа на мягком шелковом мху, обнявшись.

— Помнишь, Володечка?

— Да, да… здесь… А где же пещера?

— Да вот она!

Владимир стоял, озирая дворик и украшенный плющом вход в знакомую пещеру. От воспоминаний кружилась голова. Вспомнил, как однажды они, совершенно свободные от одежды, как первые люди в раю, бродили по дворику и не стыдились друг друга.

— А вот твоя надпись, Володечка!

На сером камне нацарапана дата: «12 мая 1916 г.». Прошло столько лет, а показалось, что это «12 мая» случилось только вчера. И от одного воспоминания об этом дне сладкий трепет побежал по телу, а глаза, встретив друг друга, затуманились дымкой набегавшей страсти… Сколько раз Лада нарочно приходила сюда одна, чтобы вспомнить свое далекое счастье с «покойным Володечкой»! Всегда приходила одна и не показывала этого дворика Борису. Это было ее «святое место», куда только одна она могла ходить, чтобы тайно поплакать в этом храме любви, разрушенном жестокой жизнью. И вот теперь она в этом храме вместе с Володечкой… Как «эхо» прошлого, звучало это «12 мая» в тайниках души и тела испугавшихся самих себя Лады и Владимира. Ведь они теперь только братья!.. Только братья! И потом она, Лада, кажется, уже второй месяц носит во чреве ребенка от Бориса…

— Володечка. Не надо, голубчик…

— В последний раз, Лада.

— Но, милый, я не могу… нет, оставь меня.

Слабо отстраняет рукой опьяневшего от воспоминаний Владимира, а у самой пьяные, пьяные глаза, и зеленый мох под ногами точно плывет, как озеро, изумрудное озеро…

— Нет… нет…

Отбежала к каменной глыбе и спрятала лицо в плющах. Господи, что же это? Нет, нет… не надо…

— В последний раз, — шепчет в ухо задыхающийся мужской голос, и она падает на зеленый мягкий ковер… Небеса, как море, и на нем тихо покачиваются мохнатые лапы сосен. Чуть слышно вздыхает приливом море. Поют птицы, и кажется, что земля плывет из-под ног Лады и она летит на крыльях все быстрей, быстрей… и умирает, теряя сознание пространства и времени…

Потом — пробуждение. Она сидит и плачет. Смеется и плачет, шепчет:

— Я схожу с ума…

Владимир жадно курит, руки его дрожат, как у преступника. Он боится посмотреть на смущенную Ладу.

Молчаливые, испуганные и печальные, идут они друг за другом, точно первые люди после изгнания их из рая… Избегают смотреть друг другу в глаза. Ах, зачем все так случилось? Точно снова выпили яду, от которого опять отравились бессильем и перестали верить в неожиданно обретенный путь спасения.

— Не грусти!.. Больше этого не повторится… Лада, слышишь? Это в последний раз…