Эно Рауд - Огонь в затемненном городе

• Название: Огонь в затемненном городе
• Автор: Эно Рауд
• Издательство: Ээсти раамат
• Жанр: Детская проза
• Год: 1972

В 1970 году повесть Э. Рауда «Огонь в затемненном городе» удостоена первой премии Всесоюзного конкурса на лучшее художественное произведение для детей.

Для среднего школьного возраста.

---

— Где же ты собираешься держать эту курицу?

Я немного подумал и сказал очень тихо:

Надеялся, что в сарае… Да, я думаю, что ее место в сарае.

Часа через два показался город.

Я почувствовал нетерпение, но лошадь двигалась шагом. Мне хотелось скорее попасть домой. Хотелось скорее увидеть, как там все.

«Наверно, все по-прежнему, — думал я. — И одновременно все иначе, чем раньше».

Я подумал о том, что отца теперь нет дома и что это обстоятельство теперь все меняет.

Мне вспомнилось, что отец написал:

«Смотри не вешай носа!»

А мне все-таки было грустно.

У меня есть мама. Есть бабушка. Есть курица Кыка. А отец?

Вот я и затосковал.

МОЙ ДРУГ ОЛЕВ

Теперь настала пора рассказать о моем друге Олеве.

Мы познакомились с Олевом еще в первом классе. В третьем классе мы сели за одну парту, и с тех пор так и сидим вместе.

На основе личных наблюдений я пришел к выводу, что фундамент дружбы — общие интересы. Так и у нас с Олевом — мы оба собираем марки, любим много читать, занимаемся спортом и играем в шахматы. Я играю в шахматы чуть сильнее Олева, но зато его рекордный результат в прыжках в длину на девять сантиметров лучше моего. Кроме того, у каждого из нас есть особые интересы. Это вполне естественно, потому что не могут же два разных человека иметь совершенно одинаковые интересы. Это даже хорошо, когда друзья в некотором смысле дополняют друг друга.

Особое увлечение Олева — техника. Он изучает различные книги по технике и намеревается сам собрать себе радиоприемник, если достанет все необходимые детали.

Я же, наоборот, увлекаюсь естествознанием. Особенно интересуюсь живыми формами природы — зверями и птицами, за поведением которых я неоднократно вел наблюдения. Но и гербарий у меня довольно большой.

И делается просто стыдно, как подумаешь, до чего глупо мы поссорились с Олевом перед моим отъездом в деревню.

Случилось это так.

Мы вдвоем играли шахматный матч из пяти партий на звание чемпиона.

В первой партии, играя белыми, я эффектно разбил королевский фланг Олева и принудил его сдаться уже в миттельшпиле. Во второй партии я продемонстрировал филигранную технику игры в эндшпиле и провел две пешки в ферзи, что, конечно, заставило моего противника признать себя побежденным. Но третья партия явилась поворотной. Играя белыми, я провел дебют пассивно и позволил черным захватить инициативу. На доске возникло довольно спертое положение. Олев думал очень долго; я чувствовал, что начинаю уставать и стал нервничать. Неожиданно Олев подставил коня, но я заметил это поздно, уже сделав другой ход. Из-за этого зевка я еще больше разнервничался, продолжал играть как-то беспланово, проиграл две пешки, а затем и партию. Во время четвертой партии я не смог еще как следует собраться с духом после предыдущего поражения. Оказалось достаточно маленькой невнимательности — я просмотрел комбинацию и вынужден был отдать фигуру за две пешки. Олев играл точно и реализовал свое превосходство.

Пятая партия была решающей.

Нервы у нас обоих были напряжены.

Оба играли осторожно.

Наконец, в партии возникло сложное положение: во избежание неприятностей Олев должен был рокироваться, а я уже видел, что после рокировки мое положение станет тяжелым.

Олев думал. И наконец… он рокировался.

Но он пошел сначала ладьей и только потом королем.

— Поставь короля на место, — сказал я сухо. — Будет считаться только ход ладьей.

Олев непонимающе глядел на меня.

Я встал из-за стола, взял с полки учебник шахматной игры Вельдемана и прочел оттуда излишне громким голосом:

— «Если при рокировке ходят сначала ладьей, противник имеет право потребовать, чтобы действительным считался только ход ладьей, без рокировки»[1].

Лицо Олева выражало самое неподдельное изумление.

— Я даже понятия об этом не имел, — сказал он.

— Кстати, — продолжал я безжалостно, — здесь же сказано, что «незнание техники рокировки стоило Паулю Шмидту в 1933 титула чемпиона Эстонии. По требованию противника был признан действительным только ход ладьей, и, проиграв эту партию, Шмидт лишился очка, необходимого ему, чтобы стать чемпионом».

На этом можно было бы кончить цитирование Вельдемана, но где-то в, глубине души я чувствовал, что мое теперешнее поведение все-таки требует еще некоторого обоснования, поэтому продолжал в том же духе:

— Если бы я сейчас отказался от своего требования, — сказал я, — это означало бы, что я проиграл нарочно. Но послушай, что говорит Вельдеман о нарочитом проигрыше: «Все равно, с кем бы вы ни играли — со своим шефом или с очаровательной дамой, — вы должны играть в полную силу. Не может быть и речи о том, чтобы поддаться нарочно. Шахматы— не карточная игра, где ради вежливости вы можете проигрывать даме или шефу. Если ваш противник столь ограничен и мелочен, что, проиграв вам, как более сильному игроку, почувствует себя уязвленным, значит, этот противник недостоин, чтобы играть с ним, ибо, играя с подобным человеком, вы оскверняете благородную игру».

Тут Олев поднялся, попрощался и ушел. А через два дня мы с бабушкой уехали в деревню. Все лето я не имел никаких известий об Олеве.

Поэтому читатель может легко понять, как я обрадовался, когда, вернувшись в город, обнаружил ожидавшее меня письмо Олева. Оно не было послано по почте, а просто опущено в наш почтовый ящик.

«Здравствуй, Юло! — писал Олев. — Я думаю, что сейчас слишком серьезное время для того, чтобы заниматься мелочными препирательствами. Сейчас надо гораздо крепче держаться вместе. Как только вернешься в город, сразу приходи ко мне!»

При первой же возможности я поспешил к Олеву.

— Ну здравствуй, — сказал я.

— Здравствуй. Проходи в комнату.

Мы вошли в комнату.

Говорили о том, о сем. Но разговор не клеился. Какое-то напряжение от нашей «шахматной ссоры» все-таки осталось.

Вдруг Олев предложил:

— Хочешь, закончим партию?

— Согласен, — сказал я.

Мы расставили фигуры. Восстановить положение на доске было легко, потому что мы записывали матчевые партии, и Олев, уходя, сунул свою запись в карман.

Последний ход черные сделали ладьей. Обычный ход ладьей.

Была моя очередь ходить.

Я думал.

Собственно, думать тут не требовалось, все было и так ясно. Король Олева оказался оголенным, и мне представлялась прекрасная возможность начать атаку.

Но я все-таки думал. Думал о том, что король Олева беззащитен из-за моего требования, из-за того, что Олев случайно не знал техники рокировки. Я думал о том, что мог бы повременить с атакой, дать Олеву возможность для контригры и таким образом сгладить свое тогдашнее упрямство.

Тайком посмотрел на Олева. Он тоже сосредоточенно думал, хотя и ему положение также должно было быть ясно. Вдруг я понял, что промедление с атакой оскорбило бы Олева. Такой «подарок» был ему не нужен.

Я сделал ход. Самый сильный ход, какой я мог сделать. Олев быстро оказался разгромленным.

Он встал, протянул мне руку в знак того, что сдается, и сказал:

— Поздравляю тебя со званием чемпиона.

— Предлагаю тебе матч-реванш, — сказал я. — Хоть сию минуту.

Мы дружно рассмеялись. Напряжение исчезло.

Я уверен, что мы оба думали об одном и том же — важно не то, кто из нас двоих стал чемпионом, а то, что в такое время мы остались друзьями.

КАДАКАСЫ

Наш домохозяин — кадакас.

Милый читатель, возможно, у тебя возник вопрос, кто такие кадакасы? Сейчас объясню.

Кадакасы на самом деле эстонцы, но это такие эстонцы, которые не любят свой народ и хотят быть немцами. Так, например, при любой возможности они стараются говорить по-немецки, хотя не всегда достаточно хорошо знают этот язык. Конечно, это смешно. Но как бы там ни было, кадакасы существуют. Раньше в нашем городе жило довольно много кадакасов, но осенью 1939 года, когда Гитлер призвал немцев вернуться на родину, вместе с немцами поторопились уехать и многие кадакасы. В саму Германию-то они не попали. Их поселили в оккупированной нацистами Польше. Поляков повыгоняли из домов, а немцы и кадакасы спокойно там поселились. Они даже получили мебель выселенных поляков и другое их имущество. Будто бы даже банки с вареньем остались там, где стояли у прежних хозяев. Так кадакасы сами сообщали в письмах своим знакомым в Эстонию — и даже не стыдились писать об этом!

Вот кто такие кадакасы. Мне кажется интересным наблюдение, что животные часто бывают похожи характером на своих хозяев. Возьмем, к примеру, нашего домохозяина и его собак. Их у него две: одна большая — немецкая овчарка, а другая маленькая — пинчер, или, точнее, жесткошерстный обезьяний пинчер, карликовая порода пинчеров. Овчарку зовут Гектор. И он злой, как наш домовладелец. Пинчер Тоди — коварный, как супруга домовладельца. Порой, когда Гектор спущен с цепи и бегает по двору, ни один человек не осмеливается войти во двор, даже почтальон, который уж, казалось бы, должен быть привычен к собакам.