Иван Бородулин - Мы — разведка. Документальная повесть

• Название: Мы — разведка. Документальная повесть
• Автор: Иван Бородулин
• Издательство: Мурманское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1970

В своей книге «Мы разведка» И. А. Бородулин рассказывает о том, как воевал он и его боевые друзья. К концу войны на личном боевом счету разведчика было 19 «языков» (пленных), захваченных им в дерзких и отчаянно смелых операциях, и несколько десятков уничтоженных в рукопашных схватках врагов…

---

В комнате, похожей на кладовую, у стола возился с большими бутылями толстый рыжеватый немец. При нашем появлении он смутился и побагровел, как рак в крутом кипятке.

Мы коротко объявили, что присланы для минирования объекта, и вежливо попросили удалиться. Немец — он был в одном чине с нами, унтером, — тут же ушел, прихватив с собой одну из бутылей.

Обыскав помещение, мы нашли, кроме оставшейся посудины со шнапсом, галеты, консервированный хлеб, выпеченный, судя по надписи, чуть ли не в 1933 году, и много разных консервов в стеклянных банках.

Засунув провизию в ранец, мы начали было спускаться, но тут же замерли как вкопанные. По лестнице подымался немецкий офицер в черном мундире и блестящих хромовых сапогах. Мы-то с Сергеем по опыту знали, чем грозит обычно встреча с всегда настороженными, как ищейки, эсэсовцами.

Секундное замешательство — и я, присев, начинаю простукивать стену, как бы выбирая место для закладки фугаса. Но видимо, как раз эта моя наивная уловка и показалась эсэсовцу странным делом. Он подозрительно оглядел нас и спросил:

— Вер зинд зи? (Кто вы?)

Сердце рвется, как птица из клетки. Я молчу, так как боюсь, что мой акцент сразу выдаст наше неарийское происхождение. Безмолствует и Сергей, но чувствую, что он подобрался и готов ко всему.

— Антвортен! (Отвечать!) — приказывает офицер и тянет руку к кобуре пистолета.

И сразу приходит ледяное хладнокровие. Хватаю эсэсовца за руки, а Сергей из-за моей спины обрушивает на голову офицера тяжелый удар рукояткой кинжала.

Торопливо тащим бесчувственное тело наверх, в кладовую, и закрываем его ящиками.

Подобрав на лестнице свой саперный инструмент, уже без всяких приключений покидаем склад. А еще через час мы были за городом.

Доставленные нами сведения впоследствии помогли командованию правильно оценить обстановку, а главное — избежать больших и напрасных потерь.

Раннее утро. Разведчики, чумазые и продрогшие, только-только вернулись с ничейной полосы, где всю ночь прободрствовали у немецких окопов. Смертельно хотелось спеть, но это желание пропало само собой, когда мы увидели, что на фольварке, где размещался штаб полка, полным-полно незнакомых офицеров и какая-то суета. Узнаем: через несколько минут артподготовка, а затем полк идет в наступление.

Торопимся на чердак фольварка, откуда хорошо были видны село, занятое немцами, линия окопов противника и наши передовые траншеи. И вот рокочущий гул орудий. В оконный проем бьет упругая воздушная волна. Над селом, немецкими траншеями поднимаются огромные черные с багровым основанием столбы. Неумолчный грохот стоит больше двух часов. Взрывы перемешивают землю и воздух. Землю и воздух Германии. Немцы, очевидно, не ожидали артиллерийского налета такой силы. В первые же минуты основные огневые точки врага были подавлены. Батальоны нашего полка легко преодолели линию вражеской обороны и с ходу прошли село, продолжая преследовать уцелевших гитлеровцев.

Запахами пороха и гари, дымящимися развалинами, печными трубами, разбитыми машинами и орудиями встретило разведчиков немецкое село. Мы обшарили почти все закоулки, но не нашли ничего, кроме обезумевшей от страха старухи, прижимавшей к груди большой кожаный портфель. В портфеле лежал деревянный черпак, заляпанный засохшим тестом.

За три дня наступления мы прошли несколько сел и полуразрушенных, и нетронутых, но все они были пустыми: немцы уходили поголовно, уносили даже убитых.

Следуя за наступавшим стрелковым батальоном, мы как-то раз отвернули в сторону и вошли в большое село, оставленное гитлеровцами без боя. Как обычно, не встретили ни единой души. В домах стояла мебель, было полно всякой снеди. Мы решили немного отдохнуть и выбрали для этого в центре села небольшой аккуратный домик с верандой.

Перекусив на скорую руку, расположились в гостиной. Закурили. Ребята ни с того ни с сего затеяли пустой спор, гадая, кто был хозяином этого чистенького коттеджа. Сошлись на том, что дом принадлежал кулаку. Я сел у пианино и тыкал непослушными пальцами в клавиши, пытаясь сыграть «Собачий вальс» — мелодию, которая легче всего усваивается начинающими пианистами. Я старательно и упрямо терзал инструмент и вдруг… очутился вместе с креслом в дальнем углу комнаты. В горло лез удушливый дым. На веранде бились красные языки пламени. Но звуков не было! Ни единого. Я лежал не в силах повернуться и никак не мог сообразить, что же произошло.

Через какое-то время дым стал рассеиваться, и я увидел, как в разных местах комнаты начинают шевелиться ребята. Постепенно возвратился слух, голова начала соображать.

Разведчики один за другим поднимались с полу и отряхивались от пыли, как куры. Оказалось, что в наш дом, а вернее в веранду, попал снаряд, не знаю чей — свой или немецкий, и нас разбросало и оглушило взрывной волной, а вот Ване Ромахину не повезло еще больше — он получил осколок в голень. Осмотрев рану, мы определили, что осколочек крохотный, но проник глубоко и, очевидно, задел кость.

Ромахин геройствовал, бодрился, объявил рану царапиной, но я, глядя, как мой связной морщится от боли при каждом движении, приказал ему отправляться в санчасть.

Ваня обнялся со всеми, пообещал быстренько подлечиться, догнать нас и, прихрамывая, ушел в госпиталь. Забегая вперед, скажу, что Ромахин уже не вернулся во взвод и вообще на фронт: лечение ноги затянулось, а тем временем кончилась война.

Простившись с Ромахиным, мы тоже решили уйти из села, но не успели. Я уже писал, что мы, разведчики, привыкшие к земным опасностям, никак не могли приспособиться к воздушным налетам и до ужаса боялись бомбежек.

Вот и теперь, только мы отшагали по улице метров сто, как услышали приближающийся рев самолетов и увидели, что они заходят на село.

Сломя голову бросились к костелу, чтобы укрыться под его надежными каменными стенами. Еще минута — и кругом начали взрываться бомбы. Казалось, что все они летят не куда-нибудь, а именно на наши головы. Нервы не выдержали. Почти инстинктивно мы кинулись внутрь костела, а потом забились в какой-то глубокий подвал, где пахло сыростью, прелой землей и еще чем-то.

Посветив фонариком, убедились, что мы находимся в длинном и узком склепе, а продолговатые ящики вдоль стены — не что иное, как обыкновенные деревянные гробы.

Это открытие отнюдь не прибавило нам бодрости. Но вот грохот затих, мы осторожно, как мыши, выбрались наверх и обнаружили, что выход завален. Минут двадцать чем только можно вышибали рисунчатую решетку в высоком окне костела. Оказавшись на улице, увидели, что вся верхняя часть костела снесена, а вход засыпан огромной грудой битого кирпича и черепицы.

Поминая недобрым словцом немцев, село и всех святых, мы выбрались за околицу и зареклись впредь совать нос в религиозные строения с подземными склепами, гробами и непрочными крышами.

Шла вторая неделя наступления. Наш полк прошел с боями больше ста километров, все время — в первом эшелоне, ни разу не получив подкреплений. Мы, как и всегда, двигались впереди, снабжая командование необходимыми сведениями о противнике.

Однажды мы оторвались от полка километров на семь. Ведя дневную разведку, ждали, когда фрицы остановятся и займут оборону. В этом случае мы обычно посылали на командный пункт связного и начинали свою «исследовательскую» работу.

И вот перед нами большое село, разделенное на две части глубоким оврагом. По дну его совсем по-российски журчит немецкая речушка, Через овраг перекинут довольно прочный деревянный мост. Что там, за мостом? Оставили немцы заречную часть села или притаились, ждут нашего появления?

Перебрались через речушку (не по мосту, а низом, вброд), долго крались от одного угла к другому, пока не убедились, что немцев в селе нет. Торопиться, стало быть, некуда. Решили немного передохнуть. Расположились в первом попавшемся пустом доме. Петр Шестопалов, большой любитель по части съестного, не мог удержаться от того, чтобы не обшарить все кладовки.

Вскоре в кухонной печи потрескивал огонь, а на плите в огромной кастрюле, щекоча нам ноздри приятным запахом, варились сразу три курицы. Шестопалов танцевал рядом, причмокивал губами, то и дело пробовал готовность великолепного и неожиданного блюда. Остальные, глотая слюну, шлифовали о брезентовые голенища главный солдатский инструмент — ложки.

Вдруг кроме булькания кастрюли мне послышался какой-то приглушенный лязгающий звук. Он доносился снаружи. Я подошел к окну, глянул и отшатнулся. Мама моя! По дороге, приближаясь к нашему дому, шел немецкий танк.

Я прислонился к стене и хрипло произнес:

— Танки!

Чьи танки, ребята догадались, наверное, по моему растерянному виду. Кто-то в мгновение ока вышиб кухонное окно, и разведчики один за другим стали выскакивать во внутренний дворик дома.