Михаил Тырин - Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник)

• Название: Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник)
• Автор: Михаил Тырин
• Издательство: Литагент «АСТ»c9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083546-1

Весь спектр современной российской фантастики: от социальной и научной до сказки и мистики, от космооперы до фэнтези и ужасов, от признанных мэтров до представителей молодого поколения, уже успевших громко заявить о себе.

Самые свежие, самые интересные, самые необычные истории. Ну и, конечно, Дозор. Куда же без него?!

---

Хотя и потомки тоже мудры. По-своему. Если тебя никто не видит, приходится взнуздывать себя самому, а это, поверьте, занятие мучительное. Под надзором как-то оно полегче.

Но я-то динозавр! Для меня это пытка – постоянно держать круговую оборону, не расслабляясь ни на миг. Странно, ей-богу… Никогда не бываю один – и вою от одиночества. Зато всю правду обо всех знаю… Ненавижу правду! Из-за нее я лишился работы, из-за нее расстался с Марковной, из-за нее обитаю в обшарпанной однокомнатке…

Что он там зачитывал перед тем, как вывалиться в окно? Что-то насчет слюны… Бумажной Библии в доме нет, впрочем, с электронным ее вариантом даже удобнее. Выхожу в Сеть, вызываю текст на экран. «Слюна» для Священного Писания слово редкое, так что нужный стих обнаруживается почти мгновенно. «Книга Иова». Ну да, конечно, Иов…

«Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои суета. Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его?»

Ах, самоубийца, самоубийца, глаза твои суицижие, как же ты разворошил давнюю мою тоску…

В руке у меня непочатая рюмка водки. Глушу ее единым махом, резко выдыхаю. Меланхолически закусив, наливаю еще.

Будьте вы прокляты, придумавшие эту хренотень, и вы, позволившие продавать ее на каждом углу…

Встаю, подхожу к подоконнику, гляжу вниз. Нет, ну с девятого этажа чего не прыгнуть? А у меня-то второй. Скорее искалечишься, чем убьешься…

Возвращаюсь, наливаю третью.

* * *

Выпить ее мне, правда, не удается. Кто-то истерически трезвонит в дверь. Потом начинает стучать кулаком. Что стряслось?

Поспешно встаю, открываю. Соседка слева. Мечта Бальзака. Ни слова не промолвив, толкает меня на косяк и устремляется в мое логово.

– Где?! – в ярости вопрошает она, неистово озираясь по углам.

– Кто?

– Он еще спрашивает! – Ее трясет от бешенства. – Вы что творите? Вы думаете, вам и это с рук сойдет?

Тут только я замечаю, что монитор мертв. По темному экрану бегут редкие искорки. Бросаюсь к клавиатуре, пытаюсь воскресить. Бесполезно.

Соседка тем временем успевает осмотреть кухню, где, понятно, тоже ничего не обнаруживает. Появляется вновь.

– Где он?

– Вы о чем вообще?

– О «клоподаве»!

В голосе ее, однако, прежней уверенности не слышно. Должно быть, мой очумелый вид красноречиво свидетельствует о полной невиновности.

– Да нет… – растерянно бормочу я, все еще стуча пальцем по клавиатуре. – Какой «клоподав»? «Клоподав» помехи ставит, а это не помехи… Это, наверное, перегорело что-нибудь…

– И у меня тоже перегорело?

– Как? И у вас?

Смотрим друг на друга во все глаза.

– Господи! – говорю я, нервно смеясь. – Уж не электрический ли метеорит упал? Или закон против «клопиков» приняли?

И как-то, знаете, не по себе. А вдруг и впрямь что-нибудь этакое… Выйти бы в Сеть, выяснить, но как теперь выйдешь, если вся электроника приказала долго жить?

Зачем-то включаю и выключаю свет. Горит, естественно.

В приоткрытую входную дверь просовывается трясущееся обвислое лицо соседки справа.

– Упал, упал… – горестно кукует она. – Говорили, упадет, – и упал…

И то ли от двух принятых подряд рюмок, то ли от ее причитаний, но делается мне совсем жутко. Стою столбом. Представляю на миг, что нас, клопиков, ждет в грядущем, – и озноб вдоль хребта! На что жить прикажете? Снова в репортеры? Снова беготня, командировки, начальство… Да и кто меня теперь в штат примет? В мои-то годы!

Затем приходит спасительная мысль: а что на других этажах? Вдруг только у нас такое? Отпихиваю старушенцию и, оставив дверь нараспашку, стремглав взбегаю на третий. Два лестничных пролета – дистанция короткая, но, пока я ее одолеваю, в голове успевает прокрутиться череда жутких видений – хоть на продажу предлагай.

Мир без «клопиков»? Да это все равно что ослепнуть! Я-то ладно, а вот дочурке, дочурке-то каково придется! Впрочем, следователь – он и без «клопиков» не пропадет. Двуногих завербует…

Звоню.

Дверь отворяет Мирон.

– У тебя электроника пашет?

Отвечает не сразу. Неспешно, с глубоким удовлетворением обнажает кривые зубы, что должно означать таинственную улыбку.

– Не-а…

Я всматриваюсь в его ликующее мурло, и все становится ясно.

– Идиот!.. – хриплю я. – Говорили тебе, не врубай ничего китайского?

Глаза за толстыми линзами озадаченно моргают.

– А что такое?

– Да то, что тебя сейчас весь подъезд линчевать придет!

– А почем им знать, что это я?

– Узна́ют! Ко мне вон уже приходили…

Мирон пугается и, втащив меня в прихожую, судорожно запирает дверь на два оборота. Кидается к столу, в центре которого, игриво помигивая сенсорной панелькой, стоит серый цилиндрик. Руки у соседушки трясутся, так что устройство приходится отобрать. Выключаю на ощупь, засунув за пазуху, потому что «клопики» тут же прозреют и все, гады, зафиксируют.

Просвечивающая сквозь ткань панелька гаснет. Вокруг начинает попискивать оживающая бытовая электроника.

– Уфф… – Я позволяю себе расслабиться. – Ну ты вредитель… И китаезы твои тоже хороши! Он же, оказывается, не просто помехи ставит – он аппаратуру гасит… Додумались!

И нисходит на меня успокоение. Все в порядке, господа, слава богу, все в порядке… Можно жить дальше.

– Нагнал ты страху… – окончательно придя в себя, насмешливо говорю я Мирону. – Ладно, террорист. Пойдем ко мне, а то у меня там дверь не заперта. Выпьем заодно…

Февраль – март 2013

Леонид Каганов Танкетка

В то утро я проснулся от стука капель по подоконнику и долго лежал неподвижно на спине – вытянувшись, широко раскинув в стороны руки и глядя в потолок. Взрослые не умеют смотреть в потолок. Если разглядывать его долго, то он не белый и не гладкий – на нем можно различить неровности и трещинки. И при наличии воображения потолок превращается в бескрайнюю пустыню с белыми дюнами, как если смотришь на нее с неба. Раскинув руки как крылья, я представлял себя самолетом, который летит над пустыней, высматривая в белых барханах свою цель.

Цель на потолке имелась – прямо над моей головой сидел крупный комар. Даже отсюда было видно, как раздулось его толстое брюшко, отливая свежим малиновым цветом. Чьей крови этот зверь напился в моей комнате – иллюзий не оставалось. Сразу зачесался лоб над левой бровью. Но шевелиться мне было нельзя, потому что я самолет и лечу над пустыней. Достать комара у меня все равно не было шансов, разве что он опустится ко мне сам. Это было очень обидное чувство – чувство беспомощности и проигрыша. Поэтому я представлял, что это не комар, а шатер кочевников посреди пустыни – растянутые во все стороны колья с веревками, посреди распят купол малинового ковра, а рядом еще какая-то дикарская утварь, сваленная у входа. Может, автоматы с рожками патронов, а может, кувшины с верблюжьим молоком. У меня все-таки не настолько хорошее зрение, чтобы разглядеть это из кабины самолета.

На концах моих самолетных крыльев растопырились боевые ракеты – по пять на каждом крыле. Я тщательно навел каждую из них на цель, выждал немного и начал огонь. Сперва вниз пошли самые маленькие ракеты – я так ярко представил, как они, окутавшись дымом, стартуют и с ревом несутся вниз, что на миг даже перестал чувствовать свои мизинцы. Без спешки я хладнокровно отстрелял весь боезапас – все ракеты до последней. Теперь оставалось только ждать. Высота была хорошая, требовалось время, может даже минута, прежде чем в пустыне грянет огненный шквал. Но проклятый комар что-то почувствовал. Да и кто бы на его месте не почувствовал? Он вдруг грузно приподнялся и с ленцой пересел левее на полметра. Ракеты, считай, пропали. Это было так обидно, что слезы наполнили глаза и покатились по вискам. Ты лежишь без пальцев, а он, набитый твоей кровью, взял и пересел…

Но в этот момент в комнату заглянула мама и сообщила, что сегодня возьмет меня с собой в «Центр-плазу» за продуктами. Я сразу вскочил, забыв про комара. В «Центр-плазу» мне хотелось уже месяц – если мама окажется в настроении, были все шансы затащить ее в большой маркет игрушек на втором этаже и даже выпросить что-нибудь полезное.

Мама была не в настроении. Еще за завтраком она потребовала, чтобы я перестал петь. В машине – чтобы перестал болтать. А когда мы стояли в пробке на Парковой, мама, развернувшись вполоборота, принялась говорить о школе. Ее послушать, так выходило, что я самый плохой ученик в классе. Конечно же, мне напомнили о постоянных двойках по пению. И уж конечно – про оборону, с которой в четверг сержант выгнал нас с Марком за жвачку. Становилось понятно, для чего мама взяла меня с собой в «Центр-плазу» – провести выходной в душеспасительных беседах.

Понимая, что шансы попасть в маркет игрушек тают с каждой секундой, я твердо решил молчать. Но у мамы есть привычка постоянно спрашивать: «Почему ты молчишь? Ответь!» Пришлось отвечать. И как-то незаметно начался наш старый спор. Сперва я пытался увести разговор в сторону, объясняя, что не умею петь, потому что мне это не дано от природы. Что я, виноват, что у меня нет слуха? Мне, может, самому от этого грустно. Но мама юрист, ее такими жалобами не проймешь. Она сразу мне объяснила, что отсутствие слуха и плохое поведение на уроках – это разные вещи. Потому что слух от Бога, а поведение – от распущенности.