Святослав Рыбас - Русский крест

• Название: Русский крест
• Автор: Святослав Рыбас
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Горе было велико, ему не было названия!

Стоило ли жить? Проклятые французы, угнавшие при эвакуации Одессы лучшие русские пароходы, подлые англичане, провозглашавшие устами своего Ллойд-Джорджа в палате общин, что они потерпели неудачу в попытке восстановить Россию силою оружия, а теперь будут делать это при помощи торговли, ибо им, этим бесстыдным торгашам, хочется скорее получить русский хлеб, - все эти союзники предавали Белую идею в открытую, как старую кобылу. Не хватало лишь живодерни.

Нина кинулась на Воронцовскую, в канцелярию главной комиссии по эвакуации, просить пропуск. Она бежала навстречу сильному ветру, сгибаясь, отворачиваясь, и наивно говорила себе, что там должны учесть всю ее работу. Она понимала, что наивно, но ведь она еще была вдовой офицера, первопоходницей, на ее руках умирали герои.

Однако Нина не протолкнулась дальше приемной. Ее направили на Серебряковскую, в канцелярию заведующего гражданской эвакуацией Флока, и она, как оглушенная, оглядывалась, видя вокруг острые хищные глаза и мрачные рты. За пальмой сидели на диване три инвалида. Один закрыл лицо руками, двое других страдальчески смотрели перед собой. Они были еще несчастнее ее. Костыли и деревяшки протезов напоминали о кровавых полях, подвигах и безнадежности. Когда-то Нина в калединском Новочеркасске увлекла маленького гимназиста Сашу Колодуба, сына горного инженера, приютившего ее после бегства из занятого красными Дмитриевского, увлекла идти в партизанскую дружину и через несколько дней Саша вернулся с раздробленными ногами, получив в награду такую деревяшку. Разница между круглолицым уходящим юношей и вернувшимся бескровным мучеником, привезенным в лазарет, - вот какая была жертва. И теперь все вокруг было жертвой.

* * *

Один из инвалидов, прапорщик Сергей Пауль, сын новочеркасского бухгалтера, был призван в шестнадцатом году и после ускоренных курсов направлен на фронт. После отречения царя фронт стал рушиться, солдаты стали видеть в храбрых офицерах движителей войны, а в краснобаях - любезных вождей; всплыли пороки простонародья, жестокость и безответственность, казавшиеся Паули дикими - революция страшным топором рубила столб государственности. Когда полковой комитет запретил батарее производить пристрелку немецких позиций, боясь удара, а батарея все же начала пристрелку, то обозленные пехотинцы открыли огонь по своим артиллеристам, приравняв к смертным врагам тех немногих, кто оставался верен долгу. Старшему офицеру батареи штабс-капитану Головину пуля попала в живот...

Сейчас в голове Пауля - мучается Головин, шумит толпа в приемной канцелярии, ползет пулеметная лента с набитыми вместо патронов людьми. Вот входят в казарму на окраине Новочеркасска генералы Корнилов, Деникин, Романовский и Марков. Корнилов говорит: "В плен не брать. Чем больше террора, тем больше победы". Вот офицерская рота в предрассветной темноте бредет по заснеженной железнодорожной насыпи. Сзади в двух вагончиках везут два "максимки". Часовой у сторожки, голос с латышским акцентом. Пауль просит пропустить, а пароля не знает. Снова просит. Лживая интонация. Латыш догадался, и голос его дрогнул, прервался... Как не хочется убивать!.. Потом, через несколько выстрелов втягиваешься, успокаиваешься и стреляешь с азартом в перебегающие темные фигуры, забыв смущение и надежду, звучавшие в голосе латыша. Вот сторожка, насыпь, перебегаешь, стоит пулемет "кольт" и рядом неподвижное тело. Поезд под парами. Отходит. Кто-то цепляется, кто-то не успевает, бежит в поле, дергаясь рывками в медленном беге. Груда песчаника. Полузнакомый юнкер: "Застрелите, пожалуйста, раненого, ужасно мучается, я не могу". За камнями перерезанный пулеметом человек. Дрожит, приподнимается, хрипит. Пауль добивает в голову, и разлетаются брызги... Вот станица Средне-Егорлыцкая, другой бой. Все бои одинаковы. Усталость после перехода, жажда, хочется спать, есть, курить. Возятся с пленными. У одного расстрелянного снесло череп. Большая черная свинья, громко чавкая, роется в мозгу, жрет человека... И закон над всеми добровольцами и, должно быть, над всеми красными тоже - один закон воздаяния. Вот белобрысый подпоручик бьет пленного, а другой доброволец стреляет в уже мертвого - оба потом убиты. И Пауль находит на дороге перевязочный пакет, поручик Козырь просит у него пакет - не отдает. А надо было отдать. Через два дня поручик Федоров говорит: "Ты сегодня мне снился, лежишь в поле, голова в крови, волосы треплет ветром". Так оно и стало под Георге-Афиопской. Пауль выстрелил обойму, нагнулся, чтобы взять с земли патроны, лежавшие для удобства заряжания возле правого колена, и мгновенно наступила тьма. Пуля попала в правый глаз, раздробила кость скуловой дуги, пробила обе челюсти и вышла под правым ухом. За того ли раненого или за перевязочный пакет прапорщика Пауль отметил закон воздаяния, но не убил.

В Дядьковской Пауля оставили с другими тяжелоранеными на верную гибель. "Вставайте, обратно в хату", - сказал фельдшер. Уже простучали подводы и стихли все походные звуки. Жалкая доля калеки-солдата, ненужного войску! Его нельзя бросить на истязание врагам, нельзя с ним отступать, с ним можно лишь разделить смерть.

Но бросили. Он лежал на соломе, как и десятки других офицеров, ожидая последней милости красных. Неподвижные, с перебитыми костями, рассеченными телами, эти люди еще три дня назад яростно штурмовали Екатеринодар, а теперь привыкли, что все кончается.

Пауля спасло чудо - в хату заглянул случайно задержавшийся доктор и подобрал одного раненого, который мог сидеть в летучке.

С той поры одноглазый прапорщик прошел с Добровольческой армией весь ее путь через каменноугольный район на Харьков, Курск, Орел, - и обратно до Новороссийска, пока не очутился в приемной канцелярии главной комиссии по эвакуации, где его заметила Нина.

- Господа! - крикнул сосед Пауля и застучал костылем в пол. - Господа! Я без ноги! Моя нога осталась под Валуйками! Я нищий калека!

Нина повернулась к здоровым офицерам, но они отводили глаза, морщась, словно безногий совершал что-то неприличное. Но что с ним делать! Все добровольцы давно стали бездомными и нищими, только военная организация питала их существование, и крах армии был для них крахом родины и жизни.

Нина кинулась на Серебряковскую улицу в канцелярию действительного статского советника Флока и на ее удачу столкнулась там со старым знакомым из Управления торговли и промышленности Андреем Герасимовичем Петуховым.

В приемной творилось что-то отчаянное: молодые женщины, дети, старухи, беременные, среди которых одна - на сносях, с красным, будто ошпаренным, пятнистым лицом, все ждут, тоскливо глядя то на казака у дверей, то на секретаря, ведущего запись. Кто они были? Наверное, офицерские вдовы; вывалились из государственной машины, должны были пропасть.

- Вот так встреча! - сказал Петухов со значением.

Он был костистый, жилистый, с нависшей над глазами желтой лобной костью. Бесполезно было его очаровывать и лукавить в надежде, что он забыл ее непатриотический поступок. Этим она испортила бы дело.

- Как к отцу родному, Андрей Герасимович! - с негромким покаянным стоном обратилась к нему Нина. - Я знаю, что вы думаете обо мне. Я сама казнюсь. Но я была неопытна, столько выстрадала... Помогите, Андрей Герасимович.

- Я не занимаюсь эвакуацией, - ответил Петухов, глядя в бок на толпу посетителей. - Обращайтесь к Флоку.

- Флок совсем меня не знает! - возразила она и подступила к нему ближе.

- Вот и хорошо, мадам, что не знает, - усмехнулся Петухов. - Я вас знаю, а он не знает. Для вас хорошо. - Он отступил на шаг.

- Злонамеренный вы человек, Андрей Герасимович. Нашли время сводить счеты, - продолжала она и сделала шаг следом.

- Нет, я просто не занимаюсь эвакуацией, - повторил он. - А что счеты? Пустое!.. Вот адмирал Колчак, Царствие ему небесное, или другие наши покойники могли бы предъявить счет...

- Зачем вы меня оскорбляете? - спросила Нина. - Хотите, чтобы я расплатилась своей смертью? Тогда вы удовлетворитесь?

- Извините, меня ждут, - Петухов повернулся, но она схватила его за руку.

- Ведите меня к Флоку, умоляю вас!

Он потянул руку, но Нина прижалась к нему грудью, не отпустила.

У Флока, синеглазого широкоплечего штатского генерала, Петухов отрекомендовал Нину хозяйкой большой шахты и просил выдать пропуск. Флок без лишних слов подписал бумагу на "Виолетту" и сказал, что пароход, правда, еще не пришел, но если придет и будет достаточно угля, то место для Нины обеспечено.

- Англичане мудрят, не дают топлива, - объяснил он. - Вот коли бы наши шахтовладельцы дружно помогали нам... Знаете, что говорил этот наш заклятый друг Ллойд-Джордж? Что адмирал Колчак и генерал Деникин ведут борьбу не только за уничтожение большевиков, но и за единую Россию, а поелику это не вполне соответствует политике Великобритании, то надо помнить, что великая могучая Россия представляет опасность. Вы, конечно, русская патриотка, понимаете наше тяжкое по- ложение.