Максим Грек - Повесть страшная и достопримечательная; здесь же и о совершенном иноческом жительстве

• Название: Повесть страшная и достопримечательная; здесь же и о совершенном иноческом жительстве
• Автор: Максим Грек
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Повесть…» — одно из первых в русской литературе произведений мемуарного жанра. В ней содержится подробный рассказ о нищенствующем монашеском ордене — картузианском, а также деятельности и гибели Иеронима Савонаролы. Максим Грек представляет картузианцев и Савонаролу как пример «совершенного иноческого жительства», показывая, что благие начинания могут быть даже у людей, исповедующих «неправые» учения. «Повесть» написана под влиянием нестяжательских воззрений автора, сформировавшихся в России.

---

Услышим и о другом, существующем у них порядке, весьма угодном Богу и спасительном для избравших иноческое житие. Усмотрели они премудро, что по причине редкости произволяющих избрать равноангельное иноческое жительство и вследствие краткости человеческой жизни, имеющаяся всюду в тех странах честные обители — одни переполнены иноками, иеромонaхами и иеродиаконами, а в других, напротив, настоятели и наставники каждого иноческого устава терпят в этом недостаток. Ибо у латинян существуют различные иноческие уставы, а не один, как у нас. Итак, настоятель каждого отдельного иноческого чина (устава), называющийся у них генералом, приказывает всем игуменам и начальникам всюду находящихся монастырей собираться в известный город для рассмотрения и исправления того, что содействует ко спасению и пребыванию иноков и их монастырей. По его приказанию все без отговорки собираются в тот город, какой он назначит, куда собирается их человек тысяча, а случается и более тысячи, и все они люди образованные всякою философиею и обладают разумением боговдохновенных писаний. В какой город они соберутся, тот город их и питает все то время, пока живут в нем. Здесь, собираясь ежедневно вместе, рассматривают по Боге касающееся исправления монастырей и их благоприличного настроения, и если узнают, что в какой-либо обители имеется недостаток в иеромонахах и иеродиаконах и в простых иноках, то, взяв из других многолюдных обителей, посылают их туда с соборным посланием. И ни та обитель, из которой они взяты, не скорбит и не противится, ни та, куда они посылаются, не ослушивается соборного постановления, но обе со всякою радостью и со всяким послушанием подчиняются соборному постановлению: одна обитель с миром отпускает братий, а другая принимает с полною братскою любовью, как свои члены, и таким образом оказываются они исполнителями слова Священного Писания, которое говорит: «пресельник аз есмь у Тебе и пришлец, якоже ecи отцы мои» (Пс. 38, 13). Такое существует у них совершенное братолюбие и такая благопокорливость своим настоятелям: нет у них ничего своего, но все общее; нестяжание любят как великое духовное благо, которое сохраняет их в тишине и во всякой правде, в неразвлекаемости помыслов и вне всякого сребролюбия и лихоимства.

Таким образом собор их (съезд), рассмотрев это, исправляет и то, что касается игуменов монастырей, и если о которых из них узнает, что они бесчинно и не по преданному уставу и правилу управляют братию, таковых увольняет от должности и подвергает приличным епитимиям и, избрав других на их место, посылает с грамотами от собора в порученные им монастыри. Рассмотрев тщательно и богоугодно все это и подобное сему и сообща исправив, они расходятся, и каждый спешит в свою обитель. Избранный же собором генерал, что значит соборный наблюдатель и посетитель всех вообще честных обителей своего устава, постоянно объезжает, посещая игуменов монастырей и наблюдая, как каждый из них управляет братиею обители, и если — благочинно и согласно с волею Божиею, такового похваляет и утверждает; если же кто не так поступает, того сменяет и подвергает епитимии, а другого поставляет на его место. Таким способом прекрасно устрояются у них честные обители во всяком благочинии и иноческом благоговении, содержась и утверждаясь союзом священной любви.

Так следовало бы и нам, православным, устроить относительно нас, иноков, и чтобы соборами богоносных отцов избирались игумены для священных обителей, а не так, чтобы посредством даров серебра и золота, даваемых народным писарям, игуменские места достигались желающими, из числа коих большая часть совсем не обучены предметам божественным и проводят бесчинную жизнь, упражняясь всегда сами в пьянстве и во всяком чревоугодии, а находящаяся под их управлением братия, презираемые ими в телесных потребностях и принебрегаемые в духовных, скитаются по распутиям, как овцы, не имеющая пастыря. Увы, увы! Пощади, Господи, пощади!

Если же некоторые, ослепляемые самолюбием, спросят, откуда же и чем будут они питаться, если станут любить совершенное нестяжание, то, так как они сами добровольно, побеждаемые самолюбием и славолюбием, закрывают глаза пред евангельскою истиною, я скажу им: «Не слышите ли, добрейшие, Спасителя нашего Иисуса Христа, говорящего святым Своим ученикам: „не пецытеся душею вашею, что ясте, или что пиете: ни телом вашим, во что облечетеся. Ищите же прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам“ (Mф. 6, 25, 33). Исполняя эту спасительную заповедь и это учение, вышеупомянутые иноки не пекутся о том, как приобрести общее стяжаний и имений, стада разного скота или большие земные сокровища, золото, серебро. Одно у них преизобильное стяжание и неистощимое сокровище, это — прилежнейшее хранение и исполнение всех евангельских заповедей, посредством которых скоро и удобно исправляется ими главнейшая добродетель — любовь к Богу и к ближнему, ради чего они день и ночь трудятся в изучений Священного Писания, просвещаемые которым более и более разжигают в себе угль божественного желания и, движимые и руководимые им, не могут умалчивать спасительное и учительное слово во славу Божию, но непрестанно поучают в церкви, проповедуя благодать Господню и доказывая всякому человеку неисчетное Его человеколюбие и благость к тем, которые живут согласно воли Божией, совершая свое спасение со страхом Божиим; также возвещают и нестерпимый Его гнев и ярость против прогневляющих непрестанно всякими беззакониями, неправдами и развратом неизглаголанное Его долготерпение. Являясь всегда таковыми для народа и имея, как чадолюбивые отцы, непрестанное попечение о спасении многих, они у всех находятся в чести и всеми любимы, и потому все с великою благодарностью и с добрым расположением предлагают им ежедневную пищу и прочее, необходимое для жизни.

Но хорошо рассказать вам и самый способ подаяния, ибо он служит показанием не малого смиренномудрия. Каждый день настоятель обители отпускает двух монахов, у которых у каждого на левом плече висит льняная сумка, и они, придя в город, обходят дома, находящиеся в одной улице, и просят ради имени Господня хлеба на братию, и, наполнив сумки чистым пшеничным хлебом, возвращаются в свою обитель. Таким способом они каждый день добывают себе дневную пищу, переменяя городские улицы и прося подаяния. Но какие и каковы эти просители? Это бывшие прежде благородные и богатейшие люди, которые, подражая Господней нищете, добровольно соделываются нищими и не стыдятся послужить потребе своей обители, без всякого ропота и каких-либо рассуждений. А о смиренномудрии их игуменов и о благочиние бываемом во время обеда, кто услыша, не ужаснется? Не видно у них в руках жезла игуменского, ни внутри монастыря, ни вне оного, ни во время совершения богослужения; не увидишь их украшенными лучшими против остальных братий одеждами. Придя в трапезу и прочитав предварительно „Отче наш“, садятся на ряду тихо и со всяким благочинием, вкушая предложенный им хлеб не посредине трапезы, как это, обыкновенно, делается у нас, но на ряду с прочими, с края стола, при чем пред каждым положен целый хлеб и рядом нож и ложка и пустой стаканчик, и никто не смеет прежде игумена взять себе свой хлеб или, разрезав его, вкусить. Два же молодых инока входят в трапезу, неся каждый на тонкой дощечке приготовленное для братии кушанье в оловянных чашках и ставят эти дощечки с чашками сперва пред последними, а от них идут далее к старшим, при чем каждый из братии берет себе чашку, а после всех уже берет свою чашку и игумен; но еще не смеют коснуться хлеба, пока чередной инок не начнет читать положенное чтение; когда же он начнет, то игумен ударяет три раза в колокольчик, который висит пред ним, и тогда сам настоятель берет положенный пред ним калач, а затем берут свои калачи и остальные. Во время еды входит виночерпий и наливает в стаканчики вино, начиная с последнего; если и другое какое кушанье будет принесено, то всегда прислуживающей начинает предлагать оное с последнего и потом доходит до игумена. По вкушению пищи, встают и начинают петь благодарственные молитвы, и так с пением выходят чинно, попарно из трапезы и входят в церковь, где и заканчивают благодарственные песни.

Услышим и о другом богоугодном и спасительном установлении, которое они придумали для совершенного искоренения среди себя всякого дурного и непохвального навыка. Игуменом было дано приказание имеющимся в обители священникам и диаконам наблюдать друг за другом в течение всей седмицы, когда и в чем кто согрешил словом или каким-нибудь другим бесчинием, и о таковых согрешениях извещать игумена. Вечером же каждой субботы после повечерия, игумен собирает всех в назначенный для сего притвор, и когда соберутся, то сперва делает духовное поучение новоначальным и прочим простым братиям, и, поучив их достаточно, отпускает с молитвою и большим безмолвием. Оставшимся же при нем священникам и диаконам он также делает сперва достаточное поучение, а затем приказывает им, чтобы каждый открыл ему, кого в чем видел согрешающим: словом, или неприличным смехом, или гневом, или другим подобным согрешением. И когда они откроют ему, в чем случилось кому согрешить в течение седмицы, он исправляет их такою епитимиею: велит им стать на колени и обнажить правое свое плечо, и когда они тотчас это исполнят, один инок, по приказанию игумена, держа правой рукой пучок очищенных прутьев, идет и подряд бьет их по нагому плечу, при чем те читают 50-й псалом. После этого они с благоговением отпускаются по своим кельям.