Татьяна Мудрая - Клятва Гарпократа

• Название: Клятва Гарпократа
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Фэнтези

Завершение цикла про Меч и его Людей, но с несколько иными персонажами.

Содержание романа основано на старых космогонических мифах разных народов.

---

— Так мы ничего не отыщем, детишки, — сказал Бьярни, повернув голову со своего места. — Не бронтозавры же здесь водятся.

— Мы хотели бы увидеть пирамиды, — объяснил Филипп.

— Наполеоны, тоже мне. Века глядят на вас с вершин этих пирамид, как говорится.

— Теокалли, — поправила Филиппа. — Совсем другие. Скорее как вавилонские зиккураты в Азии.

— Тогда приземляться надо. Сдаётся мне, что сверху они изрядно позарастали мохом-травою…

— А животные?

— А я?

Бьярни был не зря так самоуверен: против обученного боевым искусствам живого меча не устоит никто ни в Верте, ни в Рутене: разве что такие же клинки, которым, думали все, давно уж нет дела до человеческой возни.

Приземлились они, однако, не в Мексике, а в низовьях Амазонки: нечто подозрительно напомнившее им коническую груду щебня, то и дело мелькало здесь из-за кустов, какими тут служили нормальные деревья. Выбрались из летуна, оставили ему для ориентации кое-что из того, что не влезло в заплечные мешки, и скрылись в глубине зарослей. Добрую половину суток они двигались как бы внутри звериной шкуры с пышным мехом, с жилами лиан. Хотя Бьярни снова оборотился острой сталью и бойко прорезал им всем дорогу в душной зеленой утробе, молодые люди уставали и чувствовали некую жуть. И немудрено: в своем собственном доме и то бывает страшно — если он слишком большой. Ибо пустынная земля выказывала невиданную роскошь и свободу, но казалась голодна по-прежнему: не отдавала, но вбирала в себя своих мертвецов. Там, где они шли, от земли поднимались гнилостные испарения: бродила закваска нового мира, мелкие твари покрывали останки мертвых деревьев и трав сплошным шевелящимся покрывалом

— Земля была дана в дар — и этот дар, наконец, решил обособиться и отгородиться от человеческого беззакония. Природа взяла себе назад свой Путь, — говорил Филипп.

— Это у тебя от утомления, братец, — посмеивалась Филиппа. Как все женщины, она была выносливей.

— Знаешь, Бельгардам, по крайней мере в самом начале, было полегче: они — мыши под сводами, а мы… наверное, просто букашки типа муравьев, которые здесь кишат. Безмозглые. Наверное эти… нас так и воспринимают.

— Кто — эти?

— Верхние. Я что-то улавливаю: будто ментальный ветер.

Некоторое время спустя летун догнал их, и ночевали все внутри титанового корпуса, в скорлупе яйца.

— Только и ожидаем, что некто в простоте душевной захочет на нас поохотиться, — съязвил Бьярни.

Однако ночь прошла без эксцессов.

На следующее утро они пролетели некоторое пространство и снова спустились вниз.

Здесь картина была уже значительно иной.

Вокруг простирались огромные пространства лесов, на удивление чистых и светлых — это касалось даже хвойников, — и болот. Всё поросло густой травой совершенно великолепных оттенков, почти скрывающей жирную черную землю. Болотам редко доставались жертвы: обитатели окраин как-то распознавали опасность по запаху. Сухости и гнили не было также — мертвое разлагалось с необыкновенной скоростью, как бы переходя в состояние первоматерии. Участие в этом принимали муравьи-падальщики той же разновидности, что и прежде, но не такие многочисленные.

В этих лесах преобладали деревья двух видов: с длинным, ровным и мощным стволом и непропорционально малой хвойной шевелюрой и — слегка пониже их — лиственные, чей парик отражал своими цветами, листьями и плодами все четыре времени года. Часть кроны была зеленой и цветущей, другая — красновато-золотистой и осыпалась, давая место тут же набухающим почкам, на третьей зрели округлые плоды. Оба вида как бы сбивались в малые стада одного вида, причем прочие деревья были им по пояс.

— Калифорнийская секвойя и амазонская сейба — лупуна, — пояснил ученый Филипп. — Знаете, такое ощущение, что они сдвинулись с традиционных мест обитания и пустились друг другу навстречу: секвойи на тонких ногах поросли, лупуны — выпуская парашютные десанты. У них ведь семена все в густом пуху, называется капок.

— В секвойях — энты, в лупунах — энтицы, — подсмеивалась над ним сестра, тоже на свой манер усердная книжница.

— Так ты тоже чувствуешь, что они живые?

— Чего-о? Мы среди каменных дольменов, что ли, бредём?

— Разумные, чучело. Высоко и быстро мыслящие. Хотя похоже, что в этом мире из живого остались лишь эти древесные великаны — и никакой горячей крови…

— Интересная у тебя оговорка. Всеобъемлющая. Исключает млекопитающих и включает, кроме мурашек и термитов, всяких хлюпающих и ползающих гадов, — отвечает Филиппа. — Ох, то-то мне кажется, что там вдали как серебряный ручеек льется по моховым кочкам.

Бьярни кротко помалкивает — ему забавно.

— Растения связаны с неисчерпаемостью ресурсов солнечной энергии.

— Почему мы видим свое личное будущее, будущее земли всех стран на ней страны как бесконечно продленное настоящее? Не разумнее было бы кротко принять грядущую древесность? — резонирует и резюмирует Филипп.

— И змейность, — хихикает Филиппа.

Секрет был в том, что ее братик в детстве боялся лягушек и ужей, а она — вовсе нет.

— Но не цветочность, — не совсем кстати влез в разговор Бьярни. — Все луга и лужайки крашены одни цветом. Может, просто не сезон?

Так, переговариваясь и отпуская безобидные шпильки, они дошли до места очередного ночлега — вернее, до той небольшой и относительно твердой полянки, куда их летун счел возможным спланировать.

— Ребята, а ведь это опять-таки не почва в ученом смысле, — вдруг сказал Бьярни, приклонившись к траве. — Как и в Европе.

— Ты, наверное, умеешь видеть микробов без лупы? — полусерьезно, полунасмешливо проговорила Филиппа. В редкостных способностях их почетного бодигарда брат и сестра вообще-то не сомневались.

— Кровь я чувствую, дети мои, — объяснил он. — Уж мою палаческую натуру не проведешь.

И добавил, когда они уже забрались в корпус вертолета:

— Знаете предание? Эта широкая земля — и та, по которой протекла Амазонка, и другая, что держала на себе цивилизацию майя, были рождены благодаря тому, что боги однажды напоили ее своей кровью. Ее бытие было абсурдным, а от ее жителей требовалось встречное возобновление жертвы.

Сам император себе кровушку пускал, а уж про всяких пленников и добровольных фанатов и речи нет.

— Очень приятно, — хором ответили двойняшки.

И тотчас залезли в вертолет, задвинув трап внутрь.

А ранним утром их плотно окружили.

Людей — или разумных существ — не более двадцати от силы.

Тонкие и гибкие силуэты, струящиеся, будто под слоем чистой воды, зеленовато-черные волосы. Не столько одетые, сколько завернутые в бурую пелену с ног до головы. Бледная кожа оставшихся нагими рук, бледные лица. Медленная грация движений выдавала недюжинную силу. И полная тишина.

— Откуда они взялись? — спросил Филипп своего «дядьку». — Всё это.

— Это мы так здешних аборигенов отыскали, — объяснила ему сестра. — По-моему, либо из дупел, либо так просто от стволов отслоились. Дриады или типа того. Ничего себе! Бьярни, скажи, а?

Тот кивнул:

— Не впервой мы их замечаем, кстати.

В самом деле, двойняшки давно уже обращали внимание на заплывшие корой узкие и длинные щели: судя по их размерам, в древесных гигантах должны были обитать гигантские существа. Но их сопровождающий с умной миной Натти Бампо указал на еле заметную цепочку узких следов:

— Не корова топтала. И не бык. В обуви, однако.

— Бьярни, и что дальше?

— Три варианта: взлететь с места в карьер, выйти и подружиться или сразу ощетиниться всем, чем можно.

— У нас же ничего такого нету, — ответила Филиппа. — А как насчет подождать?

— Это наше яичко вот-вот раздавят как суповую банку, — хмыкнул ее брат.

Бьярни пожал плечами:

— Вот не думаю. Его ж не полные дураки изобретали. Ну конечно, я так понимаю, что этих буратин нечего бояться. Потому что вы со мной.

— Что, дров нарубишь, дядюшка? — отозвался Филипп. — Неинтересно. Тем более вроде как именно их мы и искали, так? Конечно, мы не рассчитывали, что окажемся посреди целого стада.

— Рощи, — поправила его сестра, нервно хихикнув.

— И вообще, мы ведь мобили, как у великой Урсулы ле Гуин: потрясать своей мощной мышцей в гостях не очень-то прилично. Лучшее нападение — это защита, лучшее укрытие — распахнуться настежь.

— Тогда вот что, детки. Спускаюсь первый я, вы сзади и становимся в позу. В случае чего я вас обоих зараз подмышки возьму и втряхну летуну в нутро.

Но едва все трое выстроились на толстом мху, как Древесные Люди единым движением поклонились в пояс.

— Дети Великого Кецалькоатля, Пернатого Змея! — сказал один из них на каком-то странном диалекте испанского. — Мы видели, как ваше Змеиное Яйцо с рокотом проносилось над вершинами Лесной Обители, и следили за тем, куда оно опускалось. Вихрь несся за ним и колыхал кроны, как могучий кондор. Мы приветствуем вас.