Татьяна Мудрая - Злато в крови

• Название: Злато в крови
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Любовно-фантастические романы

---

Мне стало смешновато: в самом деле, прокламации мне никогда не удавались.

— Эх, милый мой, мы, вампиры — это нечто, изредка случающееся с человеком; всё остальное люди творят над собой сами.

Я не выдержал и улыбнулся во весь рот, ненароком показав клыки.

— Я так понимаю, — продолжала Селина тем временем. — Всё, что рождается на этот свет, появляется не наобум, а с целью. Цель эта — себя понять. Может быть, и не возлюбить, но, во всяком случае, не питать к себе ненависти. Ненависть — это дорога, ведущая в никуда.

— Тривиальная мыслишка.

— А слово «тривиальный» происходит от «тривиума» — триединства наук, лежащих в основании средневековой учености… Нет, Грег, мы не ошибка природы, ибо она не ошибается, а перебирает варианты, даже если ее слугой выступает некий зловредный дух, охочий до плоти. Мы и не отродье диавола — слишком для него жирно. Сатана вообще не способен родить. А следовательно, нам надо оправдать наше существование: в его идеальном — подчеркиваю — виде.

— Какое может быть оправдание убийству?

Селина выразительно пожала плечами.

— Никакого, если исходить из одних моральных критериев.

— А что, есть и другие?

— Истины, добра и красоты. Вампиры особенно чутки к красоте, эстетике, так сказать. Это и есть их общий путь. Ведь истинная любовь — вовсе не нравственная категория, а скорее эстетическая; ведение Святого Духа.

— Неплохая… вампиродицея.

— Какой ты ученый. Это всё соборные своды действуют.

Тут я кое-что сообразил: однажды на меня мимолетно повеяло отголосками сонных мыслей Римуса.

— Под этими сводами совсем нет изображений святых, а я их люблю.

— Мусульманская среда сказывается.

— Но ведь я видел большие парные фигуры где-то в похожем интерьере… Мужчина и Женщина. Да, именно так. Послушай, Сели! Я хочу увидеть те статуи вживую.

— Наяву не получится. Только в моих мыслях и в моей крови. Слишком опасно.

Я отлично помнил, в какой шок повергла Римуса эта ее кровь, и остерегся принять ее слова за приглашение. Ментальный образ меня тоже не устроил бы, даже если бы Селине удалось его направить ко мне (вообще-то кое-какие подобные трюки у нее начали выходить). И мы решили отложить просмотр когда-нибудь на потом, а завтра ночью слетать в город Эдин, столицу провинции Эдинер, навестить, наконец, Музей Серебра — место, где никто из наших, включая Римуса, пока еще не потоптался.

Помню, когда мы устроились в нашем общем пристанище, но еще не застегивали спальников, Селина потрепала меня по волосам:

— Чистое золото. Везет мне на представителей чистой нордической расы: ты, как и я, сильно блондинист, Римуc вовсе белявый, Ролан с рыжинкой, Сибби — снова англосакс-протестантка наилучших кровей. Один Бенони брюнет, и то так называемая «большая средиземноморская арийская раса». Надо бы в целях политкорректности хотя бы одного негра…то есть афроама цопнуть.

— Лучше бы самурая, — пошутил я.

— Что ты! Ни в коем случае! Мы с Роланом однажды прикалывались по поводу, как вампиру поудобнее с собой покончить. Отобрали три нестандартных способа: выйти в открытый космос на ракете и отворить люк, вызвать друга на последний поединок типа старых викингов, чтобы он тебе отрубил голову и сжег тело, развеяв прах, — и обратить против его воли самурая старой закалки. Очнется вампиром — вмиг всех вокруг перещелкает.

Ну, а ввечеру проснувшись, мы полетели в Эдин.

Я немало удивился тем искривлениям Заоблачного Дара Селины, которые наблюдал еще Римус: как и меня самого (и даже еще похлеще), ее без конца тянуло озоровать в воздухе так же, как и на земле, — кувыркаться через голову, выделывать типичные курбеты норовистой лошадки, перекидываться на спину и с нарочитой ленцой скользить вдоль текучих струй. Причем на ее выдающихся летных способностях и ориентации в пространстве это воздушное хулиганство не сказывалось никак. Но меня-то обучала этому сама наша прежняя Царица!

В городе я сразу понял, почему Селина пригласила на экскурсию одного меня: на месте прежнего изящного костела торчала безглазая развалина, к стене которой было прилеплено нечто вроде провиантского склада или барака для строителей.

Поблизости скучали сторожа известного нам пошиба. Я их обезвредил, каждого не более чем на литр, отобрал пистолеты и уложил в кювет проспаться.

Внутри мне показалось скучновато: основная экспозиция прикрыта поверху брезентом и опломбирована, многие витрины опустели, скамьи и стулья перевернуты кверху ножками.

— Это ничего не значит, Большой Брат, — шепнула Селина (мои уши такой «полетный» шепоток слышали за милю, а все другие особи, как смертные, так и не очень, — ничего не ловили). Фонды любого музея подобны тому айсбергу, на котором загнулся «Титаник»: малая льдинка наверху, а внизу целый материк. Поэтому главный хранитель фондов, как правило, куда более весомая фигура, чем директор музея или галереи.

И отперев какую-то мало приметную дверь, она повела меня в подвалы крутой лесенкой из белого кирпича, перемежающегося с темно-красным.

Внизу было очень прохладно, несмотря на лето, сухо и пахло какой-то пряностью или благовонием. Повсюду стояли большие лари, высокие и длинные ящики, затемненные и зашторенные витрины. Как ни странно, освещение было не выключено — хотя тусклые лампы годились разве что для летучих мышек или… ну, нас, вампиров.

— Ты как, справляешься с замками? — тем же шепотом спросила Селина.

— Опыт приобрел. Но ведь и у тебя тоже появилось умение, я видел.

— Только не для того, чтобы у самой себя воровать.

— М-м?

— Здесь где-то мой праздничный наряд лесной молодухи, который дарят после рождения первого ребенка. Стоит тысяч пять в золоте, средняя городская семья на такую сумму не один год могла прожить безбедно. Такой подарок от нашей общины означает, что ты законная жена: по лесным понятиям, если детей нет, так у вас не брак, а просто затянувшийся флирт. Я наряд музею передала, потому что меня друзья попросили, а теперь, когда их нет, пробую возвратить.

И мы стали шарить во всех вместилищах подряд, восхищаясь и пытаясь уловить «ментальный след», как с ученой миной выразилась моя сообщница. Я накопал столовый сервиз на сто персон, которым гордился бы сам кардинал Ришелье, а может быть, и его потомок, бывший королевским Регентом. Работа не казалась архаичной — но то же я мог бы сказать и о резных металлических бляхах, обведенных рамкой из более драгоценного камня, и о плоских футлярах для книг, о шпажных эфесах и шкатулках для рукоделия, о ширмах и пиршественных чашах, купелях для крещения и разбавления вина и фигурках для дорожных шахмат: белые были из светлого серебра Потоси, черные — вороненой кубачинской работы.

Наконец, Селина отыскала свое приданое.

— Вот, не в сундуке, а в стоячей витрине — просто шторку в сторону оттянуть. Как же я забыла! Ну ничего, зато ты уж всего насмотрелся. Давай теперь померим.

… Длинная белая рубаха с широкой вышивкой по подолу — оранжевые, желтые, синие цветы, зеленые ветви, иглы и листья. Я протянул ее первой. Затем Селина застегнула на рукавах широкие серебряные запястья из двух половин — от локтя почти до середины кисти. Пончо (и произносилось похоже: понья, понка) — плечевая накидка на грудь и спину с разрезами по бокам, покрывающая рубаху до самой каймы, вся в узких продольных полосах, зеленых и темно-синих вперемежку. Вместе это смотрелось, как роскошный букет полевых цветов, повернутый стеблями кверху. Вокруг шеи легло оплечье — широкое ожерелье вроде египетских, но более сложного низанья. Снова серебро, ляпис-лазурь, кораллы, речной жемчуг. Пояс такой же работы, шириной в мою ладонь. Башмачки с ушками: козловая кожа грубовата, зато серебряные пряжки и боковые пуговки — тончайшей работы. И поистине венец всего — так называемая линта с зубцами, как у крепостной стены, вся из кованого кружева и камней, отягощенная жемчужными цепями, что доходят до самого пояса и кончаются мелкими бубенцами. Когда я наложил эту деревенскую корону поверх волос моей дамы, то понял, почему самый низ одевался раньше верха: с непривычки пригибать отягощенную голову было рискованно, еще и не поднимешь с пола.

Доспех. Оберег. Броня. И как она изменила саму Селину! Стройность, величавость осанки. Лицо в раме или, скорее, в окладе: строгое и нежное.

— Грегор, ты представляешь, я в нем хоровод водила! Аки столп в пустыне.

— Представляю, но не очень. Это же не для простого человека ноша. Может быть, покажешь?

— Без музыки не смогу, да и сила моя преизбыточна, неинтересно. Весь смысл жизни для меня был в том, чтобы противостоять — в танце, верховой езде, фехтовании. Это ушло, мой братец.

Внезапно за одним из шкафов кто-то застенчиво кашлянул. Я обернулся. На каком-то тюке сидела пожилая тетка, выдержанная в серой цветовой гамме: серая кофта поверх серой хламиды, серые замшевые туфли, серый волосяной кукиш на затылке… серая кожа. Тут я спохватился, что ветхого природного серебра получается как-то многовато, да еще через него явно просвечивает стена, а на стене экспонат: то ли уздечка в металлической обкладке, то ли плеть с окованной рукоятью.