Татьяна Мудрая - Дети Древних

• Название: Дети Древних
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Разная фантастика

«…Вы даёте им скверные имена. Азатот. Кракен. Ктулху… Древние владыки планеты».

---

— Идите к моему огню, — коротко ответил я.

Все они боялись света и жара, но делать было нечего.

И вот я поставил их за горящий очаг, как за ширму, но до того вырвал из орлиных крыльев несколько гигантских перьев, соединил в опахало и заткнул в волосы, скрученные жгутом.

Тут типи зашаталась, полог откинулся, словно от порыва ветра, и в проёме появился мой отец. Был он страшно зол, ибо, в отличие от меня, ему давно не попадалось хорошей еды.

— Я взял твою мать по доброму согласию. Я помог тебе, когда ты остался сиротой, — проревел он. — А ты, наверное, хочешь меня убить, как прочие мои детки?

— Нет, отчего же, — ответил я. — Но разве твоя жизнь — это непременно смерть других, тех, с кем у меня нынче договор?

И мы стали бороться рядом с очагом. Он был меня куда сильнее, однако пламя разгоняло мою кровь, она прямо-таки бурлила от ярости, а Хастур потихоньку начал таять, начиная с когтей на кончиках пальцев. Потом дело дошло до самих пальцев, он начал хромать, и тиски его рук, которыми он сжимал мои рёбра, ослабели. Но самое главное — от наших рывков и толчков веер то и дело бросал в ледяное лицо Хастура снопы и пригоршни искр, и оно покрывалось рытвинами! Оттого было похоже, что я насылаю на него Черную Смерть — оспу.

От всего этого отец изрядно ослаб и запросил перемирия. Но я ответил:

— Не хочу, чтобы ты и дальше истязал мой народ.

— Я твой отец, — ответил он. — Вспомни, как я помог тебе.

— Верно, — ответил я. — Оттого я и не бросаю тебя в огонь, которого ты до смерти боишься.

Однако я поднял его кверху и вышвырнул наружу с такой силой, что дрогнула уже вся земля окрест.

— Вот теперь мир, — сказал я.

И договорились мы, что не будет Хастур лютовать без ума и пожирать всех подряд, а небесных женщин — насиловать и бросать. Лучших же своих детей от диких животных пускай даёт мне в услужение.

Так и было сделано. Перестал лесной народ бояться Хастура, ибо не брал он ничего сверх положенного и не зверствовал без удержу. Так же делал отныне и я, и дары мне были щедрыми.

Шли годы. И вот однажды летом сказал мне мой отец:

— Ты победил звериный народ и противостоял силе стихий. Ты подчинил землю своей воле — но тем не менее ты один! Настало время тебе отправиться в странствие, найти женщину, которую ты сможешь полюбить, и с её помощью рассселить на земле свой приплод.

— Но как я сделаю это? — ответил я. Не забывай, что я был по сути неопытным мальчиком. — Я здесь один, как ты говоришь, и не знаю, где найти женщину или супругу, кроме как на небе, среди звёзд. А мне бы того не хотелось — уж очень Верхние Девы тоскуют и рвутся назад.

— Иди вперёд и ищи, — ответил мой отец; и сразу же я отправился в путешествие. Тогда я понятия не имел, как ухаживать, да и Хастур не мог меня научить. Оттого первыми меня замечали девушки.

Когда я разбил свой первый лагерь и построил вигвам из зелёных сосновых веток, чтобы мечтать о неведомой красавице, до меня донёсся голос. Был он так глубок, сладостен и полон обольщения, что сердце моё замерло, а потом забилось часто-часто. Вскоре появилась очаровательная маленькая девушка, в скромном сером платье с вышивкой из перьев, робко встала у двери и предложила мне корзинку с дикими вишнями. Клянусь, румянец на её щеках был не бледней этих вишен! Я был покорён, моя любовь поистине охватила своими путами мир, чтобы создавать и уничтожать!

Так прошёл день и минула ночь. Наутро я проснулся один и взглянул через дверь, но увидел только порхающую среди деревьев малиновку, которая искоса посматривала на меня, кокетливо вертя головкой и то и дело склоняя её на плечо.

Следующий лагерь я разбил около широко бегущего ручья с очень чистой водой, что была перегорожена плотиной. Одна трудолюбивая пухленькая девица рубила дерево, чтобы укрепить её: я стал ей помогать, и мы разговорились. Я быстро полюбил девушку, и мы долго жили вместе в её удобном доме на берегу. Когда родился мальчик, я очень захотел вернуться к моему племени и, ну да, к отцу, который с давних пор летал где-то в более холодных краях, чем мой тогдашний, но на наш общий зов откликался. Мне хотелось похвастать своим счастьем перед ними всеми.

— Я никуда не пойду от моей родной воды, — сказала женщина, — мои ноги неуклюжи и не годятся для такого путешествия. А наш сынок слишком мал, чтобы его тебе доверить.

Но я ушёл от них — ненадолго, как я думал. Когда же вернулся — красивый дом был заброшен, запруда сломана, а моя Женщина-Бобр давно покинула эти места. Я долго плакал, сидя на берегу узкой струйки воды; есть я не мог и сильно ослабел от горя. Но тут подошла ко мне милая женщина, вся в чёрном глянцевом меху, и предложила мне мёду и ягод. Я поел, улыбнулся, и мы тотчас занялись любовью.

С нею мы родили целых двух детишек сразу, одного совершенно такого же, как я, а другого точь-в-точь в неё. Однако и тут случилось несчастье: когда настала зима, она непременно захотела улечься спать под корнями огромной ели. Мне же стало скучно, и я ушёл, а весной не сумел отыскать ни берлоги, ни жены, ни моих милых медвежат.

Зато летом я встретил изящную и быструю олениху, и мы с ней жили целых счастливых два года. Она родила мне детей, похожих на меня, и детей, похожих на неё. Но потом мы расстались — не мог же я драться со всеми рогатыми претендентами подряд.

Редко, но были среди моего потомства и потомства Вигура такие, что легко меняли обличья: шкуру на кожу и шкуру на иную шкуру. Их я любил более всего и охотней всего признавал сыновьями, братьями и друзьями. А что такое для нас друг-брат, ты понимаешь? Брат единородный не выше «друга в жизни и смерти». Такие узы двух мужчин созидаются в самой ранней юности, и разрушить их способна лишь гибель обоих. Это суть товарищества без мысли об удовольствии или выгоде, но для моральной поддержки и вдохновения. Один клянется умереть за другого, если будет нужно, и ни в чем не откажет брату, но и брат не потребует ничего, что расходилось бы с самыми высокими понятиями, впитанными с молоком наших родительниц.

Не по моей вине священные узы были преходящи — люди и звери живут так мало! Так и получалось всё былые столетия: я умножал свой подвластный народ и порождал людей, которые заключали друг с другом союзы различного вида и смысла, но сам оставался одинок.

Теперь я стар и понимаю, что это было мне наказание и проклятие, потому что во имя блага всех поднял я руку на родного отца.

Рассказав это, Унктоми поник головой.

— Так ли это было напрасно — и твоя дерзость, и уроки, что ты получил? — спросила Марина. — Говорят о тебе, Паук, что ты, как никто, умеешь чаровать и быть остроумным перед женщинами любой земной крови. Вот бы ещё догадаться, ради чего ты расстилаешь передо мной покрывало своего красноречия.

— Кто из ветров надул тебе в уши сплетню? Хастур или Тёмный Ветер Кохинор? — спросил Унктоми сердито. — Судя по цветистости выражений — Кахин. Вот кому хорошо с избытком: умеет обольщать не одними словами, не то что я.

— Никто мне такого не говорил, — ответила девушка и приложила руку к груди.

Гладкий металл протестующе обжёг холодные пальцы.

«Зеркало, — подумала она. — Кахин дал мне зеркало, отделённое от того, большого. Или рождённое им. Или даже то самое. Это оно передаёт».

Как такое согласовалось с реальностью, девушке не было дела. Много ли было в её теперешнем бытии такого, что совпадало с привычными представлениями?

— Я узнала, или угадала, или сказала наобум, — ответила она. — Не всё ли равно, если это правда? Если ты подтвердил, что это так и есть?

— Если ты хочешь, так оно и будет, — кивнул Паук.

Ещё девушка хотела было сказать, что хотя и тот, и другой в равной мере краснобаи, Египтянин по сути уродлив, в отличие от Индейца, который всего лишь стар. Но решила придержать язык: чужая тайна — не её тайна. И, похоже, этому хитрецу, что плетёт свои сети, только дай повод…

— Как это получается, — спросила вместо ответной реплики. — Ты праотец людей и зверей, а тот, кого называешь отцом и Хастуром, выходит, ещё и древней тебя? Сколько же вам тысячелетий?

— Когда не было ни земли, ни воды, предвечный ветер уже веял над бездной, — ответил тот, садясь на край широкой медвежьей постели. — Смирял он разрушительный хаос или создавал плодотворный из закоснелого порядка — кто скажет, кто решит за тебя, кроме тебя самой?

— Я такая важная? — спросила Марина.

— Ты поистине Мать Матерей и возлюбленная всех влюблённых. Не удивляйся моим словам. Я лишь слегка изменяю то, что сказал один из моих потомков, ставший знаменитым вождём: «В давние времена наши матери оправдывали доверие, возложенное на них. Мужчины могут убивать друг друга, но они никогда не будут в состоянии одолеть женщину, на коленях которой покоится ребёнок. Ты можешь уничтожать его раз за разом, но он так же часто выходит из этих нежных чресел. Это дар Великого Добра тому народу, где мужчина — лишь соучастник творимой сказки».