Сергей Абрамов - Поиск-80: Приключения. Фантастика

• Название: Поиск-80: Приключения. Фантастика
• Автор: Сергей Абрамов
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1980

Сборник новых приключенческих и фантастических повестей и рассказов уральских литераторов. Среди участников сборника — писатели Владимир Печенкин, Юрий Яровой, ряд молодых авторов.

---

В нижнем ящике комода старик сохранил секретную картотеку жандармской агентуры.

Списки срочно проверили, нашлось всего двое: агент «Сонька», который работал прежде в притонах городской окраины, и особенно важный агент «Писарь», благодаря которому еще в 1913 году местной полиции удалось разгромить подпольную типографию РСДРП и арестовать почти всех большевистских агитаторов. В последние два вихревых года Писарь, пытаясь замести следы, активно участвовал в работе энского Совета, ушел добровольцем в Красную Армию, на фронте был контужен и вернулся на завод.

Когда Писаря привезли ночью в зал-кабинет Муравьева, прямо из постели, он был бледен и не мог говорить от страха. Раменских держался с ним запросто, хохотал, хлопал по плечу, матерился, продемонстрировав тем самым армейскому вояке блеск настоящей работы с агентурой.

В эту ночь Муравьев и узнал о том, что в городе действует подпольный ревком во главе с бывшим комиссаром Петром Ивановичем Колеговым (подпольная кличка — «Учитель»).

Писарь оказался членом подпольного ревкома.

Вот это удача так удача!

Из всех раскрытых Писарем планов подпольного ревкома самым опасным было вооруженное выступление боевых рабочих дружин по сигналу наступающих частей Красной Армии в момент решающего штурма города.

Разумеется, у штабс-капитана были в эти дни и другие дела. С помощью агента Соньки Муравьев разгромил банду Ваньки Колбасьева, накануне дерзко ограбившего пульмановские вагоны союзников на станции (сам Колбасьев был убит в перестрелке). Но главней занозой был подпольный ревком, и с ним дело обстояло намного сложней — у большевиков был профессиональный опыт конспиративной работы.

С Писарем штабс-капитан встречался лично в задней грязной комнатушке-кабинете шумного трактира на Царицынском спуске. Несмотря на охрану двух филеров, Алексей Петрович Муравьев чувствовал себя не очень уверенно среди шума, ругани и объедков, в обстановке смачного хаоса, да еще и переодетым в штатское. Каждый раз ему приходилось брать себя в руки, чтобы неукоснительно выдерживать нужную линию поведения и вести дотошные разговоры с Писарем, этим хитрым трусливым лгуном.

К сожалению, Писарь знал мало. Его данных было вполне достаточно для понимания оперативной обстановки в целом, но явно недостаточно для полного искоренения большевистского подполья.

Все члены организации были разбиты на «пятерки». Количество групп Писарь не знал, но предполагал, что их больше десяти.

«50 человек… это уж слишком!» — все больше тревожился Муравьев.

Руководители «пятерок» в лицо друг друга не знали. Связь шла только через Учителя, судя по всему опытного профессионала конспиратора.

Писарь руководил «пятеркой» на заводе Леснера и был готов выдать контрразведке всех поименно (плюс Учитель). Но шесть человек абсолютно не устраивали штабс-капитана, и он прежде всего занялся карьерой Писаря, которому председатель подпольного ревкома доверял пока ни больше ни меньше, чем остальным подпольщикам. Ради повышения престижа агента пришлось пожертвовать некоторым количеством военного снаряжения с одного из складов.

Писарь сообщил Учителю день и час выхода из города небольшого обоза (две подводы) с плохой охраной, везущего оружие и медикаменты в один из фронтовых полков.

Муравьев лично отбирал «подарки большевикам».

Подпольщики решили рискнуть.

На операцию были брошены три боевых пятерки. В результате был захвачен сломанный пулемет системы «Гочкис», два ящика с револьверными патронами (они подходили только к английским браунингам системы «Лервин»), солдатское обмундирование. Медикаменты, как и предполагал осмотрительный Муравьев, большевики не тронули.

В нападении особенно отличился Писарь.

Он первым бросился из засады на верхового из малочисленного (об этом тоже позаботился Муравьев) конвоя.

«А что если он хотел погибнуть?»

В операции Писарь познакомился с руководителями двух пятерок и при случае уже мог бы опознать человек десять.

«Это уже успех!»

Операция помогла Писарю сделать резкий рывок в карьере подпольщика. Учитель подключил его к созданию подпольной типографии.

А самое главное, Муравьев узнал наконец-то тайну того самого проклятого сигнала, по которому боевые дружины должны были выступить в день Икс, в момент внезапного удара красной конницы.

И то, что узнал штабс-капитан, казалось нелепым и даже смехотворным. Просто-напросто однажды на одну из городских голубятен (как выяснилось, их ровно 132), принадлежащую родственникам неизвестного Писарю подпольщика, прилетит обыкновенный почтовый голубь, к лапке которого будет привязана медная гильза от патрона для трехлинейной винтовки, в которой и будет записка с датой удара Красной Армии в направлении на Энск.

Перехватить почтовика значило не только свернуть голову подполью, но и упредить контрударом прорыв фронта…

Алексей Петрович в возбуждении откинулся на спинку кресла и завертел между пальцев остро отточенный карандашик.

Писарь узнал даже и такую забавную мелочь: имя почтового турмана — Витька…

На столе прозвенел телефон.

Муравьев всегда с удовольствием брал телефонную трубку. Союзники установили отличную связь, и это был порядок.

— Какие новости? — спросил знакомый голос.

Это звонил со станции Черная, из штаба бригады, адъютант полковника Гай-Голубицкого прапорщик Николя Москвин. Они были приятелями еще с киевской гимназии.

— Новость все та же, — ответил Муравьев, — Россию погубит пошлость и глупость.

— Паршивое настроение?

— Не то слово… а что у вас?

— Полк Пепеляева потерял две роты. Убит Колька Рожин, Мельников ранен. Голубицкий — ничтожество и бездарность. Спирт кончился, а союзники сволочи! Все…

— Поменьше соплей, Николя.

— Если Мамонтов не отвернет к нам из Тамбова — пакуй чемоданы. Фронт пальцем проткнуть, не то что.

— Николай, по долгу службы я должен расстрелять тебя за паникерство.

— Сделай милость. А? Не то сам пулю в лоб — ей-богу!

— Ты истеричка или офицер?

— Слушаюсь, господин штабс-капитан! — дурашливо заорал Николя. — Да здравствует самодержавие!

— Ты пьян?

— Так точно.

— Иди спать!

— Меня, между прочим, тоже задело.

— Куда?

— Фуражку пробили, смешно. А я напился.

— Проспись, утром позвоню…

— А ты напейся! — и Николя бросил трубку.

Муравьев с досадой встал и прошелся по залу, разминая затекшие ноги. Свет лампы, срываясь со стола, тревожно мерцал на паркете. На стене, в полумраке, дымным длинным пятном скакал конь под самодержцем.

А между тем идею с гарпией Алексей Петрович про себя считал блестящей… «И отправился Персей в далекий путь в страну, где царили богиня Ночь и бог смерти Танат. В этой стране жили ужасные горгоны. Все их тело покрывала блестящая и крепкая, как бронза, чешуя. Громадные медные руки с острыми железными когтями были у горгон. На головах у них вместо волос двигались, шипя, ядовитые змеи. Лица горгон с их острыми, как кинжалы, клыками, с губами красными, как кровь, и с горящими яростью глазами были исполнены такой злобы, были так ужасны, что в мраморную статую обращался всякий от одного взгляда на горгон. На крыльях с золотыми сверкающими перьями горгоны быстро носились по воздуху. Горе человеку, которого они встречали. Горгоны разрывали его на части своими медными руками и пили его горячую кровь…»

Штабс-капитан деникинской контрразведки Алексей Петрович Муравьев был старшим сыном приват-доцента Киевского университета Петра Ферапонтовича Муравьева, специалиста по древнегреческой мифологии.

Муравьев подошел к окну. Он услышал громкое пение, отдернул штору. Из-за угла на Миллионную выходила короткая колонна юнкеров. В свете фонарей были видны их красные распаренные лица. Они шли из бани. Завтра на передовую.

Жаль Маруське парня,
Слезы льет рекой!
Пуля ищет дурня…

— горланила колонна.

Над крышами домов, уходя к горизонту, висела темная туша ночи. Этакий исполинский фиолетовый язык. Оттуда наступали рабочие полки, оттуда из Москвы тянуло древним хаосом, азиатчиной. Алексей Петрович поспешно задернул штору и сел в кресло, поближе к покойному теплу и свету электрической лампы.

Итак, идею с гарпией Алексей Петрович про себя считал блестящей.

Вначале, узнав от Писаря об этой нелепой затее большевиков с почтовым голубем, Муравьев растерялся. Голубь мог прилететь на любую из ста тридцати двух (почти опустевших за годы войны) голубятен, он мог прилететь и просто на знакомый чердак, к своему окну, к своему дереву.

Попробуй поймать блоху под облаками!

Нельзя же поставить часовых к каждому дереву!