Леопольдо Лугонес - Огненный дождь

• Название: Огненный дождь
• Автор: Леопольдо Лугонес
• Издательство: Азбука
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-389-01089-5

Леопольдо Лугонес — писатель, открывший литературу Аргентины самим аргентинцам и всему миру. В 1938 году, откликаясь на смерть Лугонеса, знаменитый Хорхе Луис Борхес, всегда относившийся к Лугонесу, которого называл своим наставником, с восхищением, признавался: «Сказать, что от нас ушел первый писатель нашей страны, что от нас ушел первый писатель нашего языка, значит сказать чистую правду и вместе с тем сказать слишком мало». Для аргентинской литературы Лугонес был человеком-эпохой. Его творчество поражает разнообразием. Рассказы, биографические книги, политические статьи, литературные эссе… Он первым в Латинской Америке создал произведения фантастического жанра. Того жанра, который впоследствии благодаря рассказам Борхеса и Кортасара прославил аргентинскую литературу. Но главное в творчестве Лугонеса — это стихи. По значению сделанного им для латиноамериканской поэзии первой половины XX века Леопольдо Лугонес уступает только гениальному Рубену Дарио.

К сожалению, в России творчество Лугонеса почти неизвестно. Настоящий сборник — первая книга великого аргентинца, выходящая на русском языке. В нее вошли избранные стихи и рассказы, которые Лугонес создавал на протяжении своей сорокалетней литературной деятельности. Большинство произведений, представленных в данной книге, на русском языке публикуются впервые.

---

Но блаженная в своем неведении Хулия не понимала ее речей. Она не столько внимала подруге, сколько со страхом прислушивалась к усиливающемуся вою урагана, вновь сотрясшему нисходящую на город ночь; отягченная скорбью, словно кипарис{128}, она стояла возле подернутого синевато-багровым отблеском оконного стекла, собираясь с духом. Спустя несколько минут она с детским любопытством спросила:

— А что он такого сказал тебе, Амалия, как он сказал, что любит тебя, чтобы пробудить в тебе такую любовь?

И та, что навек отвернулась от мира, с улыбкой бесцветной, как белесый полуденный свет, пожала плечами:

— Ты будешь разочарована. Ничего необычного или возвышенного он мне не говорил. А если я думала, что он действительно меня любит, так это потому, что он только и мог бормотать, как потерявший голову подросток: «Как я ее люблю!.. Амалия, любовь моя!»

В этот миг портьера заколебалась и вошел Дон Хуан.

Как всегда собранный и подтянутый, он, как ни в чем не бывало, прошел в комнату с уверенностью человека, никогда не ведавшего страха.

Издалека, с того края разверзшегося, как вечность и забвенье, грозового неба еще доносился тысячеголосый клокочущий рев урагана.

И усевшись, как тридцать лет назад, на диван, на который после него никто не садился, сказал Дон Хуан, и в голосе его сквозило обычное скорбное уныние:

— Так все и было на самом деле. Ты не ошиблась в моей любви, дорогая подруга. Много вздора обо мне понаписали, а разгадать сумели только в одной-единственной комедии — поэтому она до сих пор не издана, — в которой в мои уста вложены такие слова:

Я только влюбленный
Любви домогался.

Перевод Веры Резник

Из сборника «Стихи родового гнезда»{129}

                                    ПЕС

Нос у него приплюснут, в морщинах мудрых морда;
с достоинством привычным, ему природой данным,
он дружелюбно-сдержан, подобно ветеранам,
и голову — воитель! — всегда он держит гордо.

Видна в его движеньях неспешных поступь лорда;
прерывисто дыханье, но, в нетерпенье рьяном,
вдруг разразится лаем с усердьем неустанным,
затем внезапно смолкнет, не завершив аккорда.

Загадкой остается: кто и за что облаян?
Хвостом бьет возбужденно, коль рядом с ним хозяин.
Любой и звук, и запах им издавна изведан.

Шерсть у него лоснится — так хорошо быть чистым!
Глаза огнем сверкают — коварно золотистым.
Навек он человеку высокомерно предан.

Перевод Виктора Андреева КОРОЧЕ НЕКУДА{130}

                             I
          Да будут воспеты мной
                    муравей
          в суете неизменной своей,
          до работы всегда охочий,
          черный, как чернорабочий;
          он от напасти любой
          защищается кислотой.

                             II
          И цикада,
          которая даже в зной
          песни петь рада —
          в пыли золотистой, где разлита
          любовная нега кота.

                             III
     И пьяный от меда шмель,
     в бутоне любого мака отыщет он щель.

                             IV
     И паук — над роялем, умолкшим давно,
     кружевное без устали ткет полотно.

                             V
     И жук-скарабей, он катает свой
     шар — круглее, чем шар земной.

                             VI
     И оса, что, прервавши полет,
     сладкий сок из груши сосет.

                             VII
                    И сверчок —
                    простачок,
          он поет, заливается,
          его скрипки смычок
                    не ломается.

                             VIII
     И мотылек, что цветочную
     почту разносит срочную.

                             IX
     И Купидон крылатый,
     любовной страстью объятый.

                             X
И муха: жужжит, кружится
и наконец садится
на нос педанта,
который в твореньях моих не находит ни грана таланта.

                             XI
     И мальва{131} — волей богов она
     нам в утешенье дарована.

                             XII
И чаровница-фиалка,
поэта из человека ей сделать отнюдь не жалко.

                             XIII
     И головка ядреного чеснока,
     она учит, что жизнь — донельзя кратка.

                             XIV
     И узкий серп лунный,
     послушный капризам фортуны.

                             XV
     И солнечный луч — он погожим днем
     входит из сада в дом
     и на стене, без затей,
     рисует тени ветвей.

                             XVI
    И застенчивая девчушка,
     что считает: она — дурнушка.

                             XVII
     И попугай; болтовня его — это
     сюжет для плохого сонета.

                             XVIII
И лужица, сотворенная на дороге копытом мула,
в ней, сверкнув на мгновенье, звезда утонула.

                             XIX
     И костлявая кляча — с такой худобой,
     будь человеком, она была бы святой.

                             XX
     И собака, которая — всем нам урок —
     от хозяина стерпит любой пинок.

                             XXI
     И ягненок — как всякий с башкою бараньей,
     он покорно идет на закланье.

                             XXII
     И мышонок, что, черствую корку
          украв,
     мчится в норку
          стремглав.

                             XXIII
     И воробей — он зимою холодной,
     как Ласарильо{132}, голодный.

                             XXIV
И мальчуган, что понравиться девочкам хочет
и перед зеркалом рожицы корчит.

                             XXV
     И старый гринго{133} — он из артистов,
     доныне величествен и неистов.

                             XXVI
     И бездарный пиит — его стих убог,
     но судья ему только Бог.

                             XXVII
     И хлеба кусок, который я ем,
     хотя хлеб растить не умею совсем.

                             XXVIII
          И вина бокал —
     бодрость духа и мудрость я в нем отыскал.

                             XXIX
     И вода ключевая — она такого же цвета,
     что и серебряная монета.

                             XXX
                    И соли крупица —
          она всегда и везде пригодится.

                             XXXI
     И творог на столе ранним утром,
     он сравним белизною лишь с перламутром.

                             XXXII
          И огонь в очаге вечерком —
     он приносит тепло и спокойствие в дом.

                             XXXIII
     И шавка, кудлатая, словно овца,
     она по собачьим меркам — старушка,
     дремлет все дни на ступенях крыльца,
     а кличка ее — Вертушка.

                             XXXIV
          И палка — она крепка
     в руках и жандарма, и батрака.

                             XXXV
     И лачуги — они и в горах, и в долинах,
     словно пастушки из песен старинных.

                             XXXVI
     И дьявол, который смог
     за спину солнце закинуть, как старый мешок.

                             XXXVII
     И заброшенный дом — приют
     в нем только кошки найдут.

                             XXXVIII
     И пустое гнездо: и ему отдам дань я —
     в нем забыты птичьи воспоминанья.

                             XXXIX
     И засохший листок — он настолько хорош,
     что красивее вряд ли что-либо найдешь.

                             XL
     И мгновение жизни земной, оно —
                    подобие пятака
                    у бедняка,
     и в копилку смерти упасть ему суждено.

                             XLI
     И тропинка над горной кручей;
     не кричи здесь на всякий случай.

                             XLII
     И древесная стружка — в ней рабочего дня
     терпкий запах и всполох веселый огня.

                             XLIII
     И рубашка, хранящая в нитях своих
     тепло прилежных портних.

                             XLIV
                    И глина,
     в которой угадана форма кувшина.

                             XLV
     И кирпич саманный{134} —
     для крестьянина гость желанный.

                             XLVI
     И закат — он сверкает, в небесах рассыпая
                   оперение попугая.

                             XLVII
     И павлин, что, хвост распустив,
     любовный заводит мотив.
     И роман, где хороший конец:
     героиня идет под венец.

                             XLVIII
И родник, что под солнцем нещадным
нам напомнит о гроте прохладном.

                             XLIX
     И жаба, что, разевая рот,
     мошек ловит и жрет, —
     тем она и живет.

                             L
     И запах анисовых зерен,
     и сумрак, что ветру покорен.

                             LI
     И земля — я на ней был рожден,
     и хочу я быть в ней погребен.

Перевод Виктора Андреева

Примечания