Памела Джонсон - Особый дар

• Название: Особый дар
• Автор: Памела Джонсон
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Современная проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0159-1

Когда и как приходит любовь и почему исчезает? Какие духовные силы удерживают ее и в какой миг, ослабев, отпускают? Человеку не дано этого знать, но он способен наблюдать и чувствовать. И тогда в рассказе тонко чувствующего наблюдателя простое описание событий предстает как психологический анализ характеров и ситуаций. И с обнаженной ясностью становится видно, как подтачивают и убивают любовь, даже самую сильную и преданную, безразличие, черствость и корысть.

Драматичность конфликтов, увлекательная интрига, точность психологических характеристик — все это есть в романах известной английской писательницы Памелы Хенсфорд Джонсон.

---

Мать Тоби кивнула.

— «Невзрачные творенья, но мои»[9], — с некоторый торжественностью произнесла она невесть каким образом запавшие ей в память слова. — Покажу вам потом мою последнюю, если хотите.

Мейзи сказала, что очень хочет.

Миссис Робертс вышла в кухню.

— Так-так, — проговорил мистер Робертс. — Ну, а вы что изучаете?

— Английский язык и литературу, — ответила Мейзи.

— А я-то думал, вы уже знаете английский. — И он рассмеялся.

— Это дело куда сложнее, чем ты думаешь, — вставил Тоби.

Казалось, Мейзи чувствует себя у Робертсов как дома. Она и везде будет как дома, подумал Тоби. Они втроем дружески болтали, пока не появилась миссис Робертс с двумя новыми своими приобретениями: сервировочным столиком на колесиках и заставленной до отказа подставкой для кексов. Увидев все это, мистер Робертс был явно поражен.

Мейзи поглощала угощение с таким аппетитом, что Тоби с его предсказаниями был посрамлен: она съела полдюжины сандвичей с домашним вареньем — на белом хлебе и на обдирном, попробовала оба кекса. Тоби заметил в глазах матери веселые искорки.

За чаем Мейзи спросила мистера Робертса, далеко ли от дома он работает; в свои вопросы она всегда вкладывала самый прямой смысл, вот и сейчас ясно было, что она вовсе не старается что-то выведать.

— У меня газетный киоск, — ответил он, явно удивленный тем, что Тоби еще не сказал ей этого. — Газеты, сладости, сигареты и все прочее.

— Будь у меня такой киоск, я бы только и делала, что читала газеты, жевала сладости и курила сигареты. Мне всегда казалось, что быть киоскером очень заманчиво.

— И живо вылетели бы в трубу, — подхватил мистер Робертс. Потом, видя, что она кончила есть, спросил: — Вы курите? — и протянул ей пачку сигарет «Плейерс».

— Больше, чем следовало бы. Спасибо.

— А мне нравится, когда девушка компанейская и не прочь выкурить со мной сигарету.

— Осторожней, Мейзи, курите поменьше, — сказала миссис Робертс. — А то еще наживете что-нибудь худое.

Губы Мейзи изогнулись в завитках улыбки.

— Так ведь нам всем в конце концов этого не миновать.

— Но уж если это суждено, то пусть случится как можно позже. Так я считаю, — возразила миссис Робертс.

Потом она повела всех наверх показать свою новую картину и, покуда они смотрели ее, машинально вытирала руку о платье. Она нервничала; тревожило ее не то, что скажет Тоби, а что скажет Мейзи, — а почему, она и сама не знала. На картине вытянувшаяся крокодилом толпа школьников в ярко-зеленых блейзерах переходила серую улицу, над которой нависли густеющие, набухшие влагой тучи. Сценка эта отдаленно напоминала Лаури, но было в ней и нечто очень самобытное, личное, что миссис Робертс бессознательно стремилась выразить. Тоби почти сразу же похвалил работу матери и поздравил ее с удачей. Мейзи помолчала. Потом повернулась к миссис Робертс:

— Просто чудесно! До чего вы талантливы! Где вы учились?

— В жизни меня никто ничему не учил. Я же понимаю, это грубая работа. Фигуры-то неправильные.

— А можно мне посмотреть еще что-нибудь из ваших вещей?

Миссис Робертс принесла еще пяток картин и, пока они их рассматривали, стояла чуть поодаль. Ее потемневшее лицо выражало подозрительность; Мейзи и этими картинами восхищалась, а все-таки то и дело посматривала на уличную сценку. По тому, как она ее разглядывала, Тоби понял: девушка знает толк в живописи.

— А ты разбираешься в картинах, — сказал он.

Она посмотрела на него открыто и прямо.

— Немножко. У нас есть дома несколько. Мама их коллекционирует.

— Поди, все Рембрандты и Тёрнеры? — спросила миссис Робертс, и оттого, что она нервничала, вопрос прозвучал как-то язвительно.

— Нет, не такого класса, — ответила Мейзи очень серьезно. — Но есть и хорошие. Мы обе ходим в галереи, где картины выставляют на продажу. А почему вы не выставляете своих?

— То есть как? Вы хотите сказать, вот это — на выставку? — Миссис Робертс явно была ошарашена. — Да я понятия не имею, как к этому и подступиться. Вот и Тоби тоже. — Она торопливо составила картины, повернула их к стене. — Нет, вы меня просто разыгрываете, не иначе.

Но Тоби видел, что мысль эта уже запала матери в душу. Ему вдруг пришло в голову, что ведь это первый раз на его памяти по возвращении из Кембриджа в нос ему не ударил обычный сложный домашний запах; пахло только скипидаром, да и то чуть-чуть. Похоже, мать проветривала все комнаты несколько часов подряд.

Вскоре молодые люди собрались уходить: у них были билеты в «Нью тиэтр» на «Генриха IV». Прощаясь с Мейзи, родители Тоби выразили надежду, что она опять к ним приедет.

— А вы меня пригласите, пожалуйста, — попросила Мейзи.

Тоби понял, что вечер удался на славу и что с Мейзи будет удаваться все.

После театра, садясь в такси, которое должно было отвезти ее к сестре в Челси, Мейзи сказала:

— Спасибо. Я получила большое удовольствие. И родители твои мне понравились.

— А ты им.

— Ой, хорошо бы. Есть за мной такой грех: если я кому-нибудь не нравлюсь, для меня это просто непереносимо.

— Поехали, поехали, — поторопил ее угрюмый таксист.

И, уже сев в машину, Мейзи крикнула:

— Непременно приезжай к нам в Хэддисдон!

4

К большой своей досаде, Тоби узнал, что в Хэддисдон ему удастся попасть, по всей вероятности, не раньше весны. Оказывается, в зимние месяцы дом Аманды Феррарс открыт только для родни и кое-кого из старых друзей. Более широкий круг гостей хозяйка приглашает, когда становится тепло: она любит устраивать приемы в саду, если позволяет погода.

— А это, — добавила Мейзи, — бывает реже, чем ей бы хотелось.

Между тем Тоби все больше и больше привязывался к девушке. У нее было редкое свойство — она внушала людям симпатию. А как прекрасно она держалась у него в доме — если только тут вообще уместно слово «держаться»: ведь оно предполагает некую заранее продуманную линию поведения, а Мейзи — сама непосредственность. Он много думал о ней, старался почаще приглашать куда-нибудь — насколько это позволяли его возможности. И ясно понимал: надо узнать точно, на какой диплом он может рассчитывать. С этим вопросом он обратился к Хартфорду.

— Ну что ж, — рассудительно начал Хартфорд и, протянув к огню худые длинные ноги, жестом предложил Тоби коньяку. То была не беседа с воспитательной целью, а консультация и, стало быть, случай особый. — Если вы и впредь будете заниматься так же упорно, как в последний месяц, и на будущий год не потеряете темпа, можно считать, что перспективы у вас неплохие, я бы сказал где-то посередке между умеренными и блестящими. — Тоби явно был ему по душе, хотя знал он о нем мало — разумеется, ему было известно, из какой среды вышел его ученик, но не более того. Понимал он и то, что Тоби честолюбив, но куда приведет его честолюбие или хотя бы к чему он сам стремится — об этом Хартфорд не имел представления.

— Если сумеете перебороть себя и одолеть такие вопросы, которые наводят на вас тоску…

— Взять хоть Калонна!

Тоби позволял себе некоторую вольность в обращении с Хартфордом — ведь между ними было всего несколько лет разницы.

— …вот именно, и перестанете чересчур увлекаться чисто романтическими сторонами проблемы, все будет хорошо. Французская революция — это вам не только Диккенс[10] и Çа ira[11].

— Вам никогда не бывает скучно, доктор Хартфорд?

— Довольно часто. Но поддаваться этому — непозволительная распущенность: все равно что слишком много пить или слишком много спать. Перебарывать себя даже интересно, поверьте мне. Когда удается одолеть трудный вопрос, понять его в должном контексте, испытываешь большое удовлетворение. Даже самым выдающимся романистам порою надоедали их персонажи, и им приходилось себя перебарывать. Ну, не Толстому, конечно, — тот вообще величайшее и непостижимое исключение из всех правил. Налейте себе коньяку, а? Что-то не хочется вставать. У вас бывает лень душевная, и только порой, а у меня — лень физическая, притом постоянная.

Хартфорд был холост и жил в колледже, но все знали, что он собирается жениться и ведет переговоры о покупке дома на Чосер-роуд.

— Чем бы вы хотели заниматься, Тоби?

— Пока не знаю. А другие знают?

— Те, кто метит высоко, обычно знают. Во всяком случае, в большинстве. У некоторых из них цель одна — взлетать все выше и выше, а куда их в конце концов занесет, — это им все равно.

— Ну, я-то высоко не мечу. Но я знаю твердо: мне нужно зарабатывать на жизнь. Вы были ненамного старше меня, когда написали первую книгу.

— Незрелую, преждевременную. И все же, должен признаться, она свою роль сыграла.

Тоби глядел на него с таким нетерпеливым, глубоким интересом, что Хартфорд, словно загипнотизированный его взглядом, дал разговору уйти в сторону: стал рассказывать о начале собственного пути. Поговорить о себе с Тоби было приятно: у него был особый дар — он так умел слушать!