Джером Сэлинджер - Собрание сочинений

• Название: Собрание сочинений
• Автор: Джером Сэлинджер
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-31203-0

Дж. Д. Сэлинджер (р. 1919) — великий затворник американской литературы, чьи книги уже полвека будоражат умы читателей всего мира. В данном томе собран основной корпус его работ в новых переводах. Роман «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов» и повести о Глассах можно смело считать духовным завещанием XX века грядущим столетиям.

---

— Ты сейчас где, Артур? — спросил седой. — Дома?

— Ну. Дома. Дом, милый дом.[85] Господи.

— Ну так попробуй полегче… Ты чего — напился, что ли?

— Не знаю. Откуда мне, язви его, знать?

— Ладно, послушай. Расслабься. Просто расслабься, — сказал седой. — Елки-палки, ты же знаешь Элленбогенов. Наверняка опоздали к последнему поезду. И все втроем в любую минуту нагрянут, бурля остроумием, из какого-нибудь ночного клуба…

— Они были на машине.

— Откуда ты знаешь?

— Их нянька. Мы с ней искрящиеся, язви их, беседы ведем. Мы с ней нащупали близость. Мы, как две горошины в стручке, язви его, с ней близки.

— Ладно. Ладно. И что? Не дергайся и расслабься, ну? — сказал седой. — Они все, наверно, втроем в любую минуту сейчас впорхнут. Поверь мне на слово. Ты же знаком с Леоной. Я не знаю, что за… Они же все начинают эдак кошмарно, по-коннектикутски веселиться, как только оказываются в Нью-Йорке. Ясно же.

— Ну да. Ясно. Ясно. Хотя не ясно.

— Да ясно тебе все. Ну ты сам подумай. Они вдвоем, вероятно, затащили Джоанн…

— Слушай. Никому никогда не надо Джоанн никуда тащить. И не вешай мне тут про то, как ее затащили.

— Никто тебе ничего не вешает, Артур, — спокойно сказал седой.

— Я знаю, знаю! Извини. Господи, я уже совсем рехнулся. Ей — богу, ты уверен, что я тебя не разбудил?

— Если б разбудил, Артур, я бы тебе сказал, — сказал седой. Он рассеянно извлек руку из девушкиной подмышки. — Послушай, Артур. Хочешь совет? — сказал он. Взял в пальцы телефонный шнур под самой трубкой. — Я серьезно, ну? Хочешь совет?

— Ну. Не знаю. Господи, я тебе спать не даю. Пошел бы лучше да вскрыл себе…

— Послушай меня минуточку, — сказал седой. — Во-первых — я серьезно, ну? — ляг в постель и расслабься. Налей себе добрый стакан на сон грядущий, залезь под…

— На сон грядущий! Ты издеваешься? Господи, да я целую кварту вылакал за последние два часа, язви ее. На сон грядущий! Я так нализался, что не могу…

— Хорошо. Хорошо. Тогда ложись, — сказал седой. — И расслабься — ты меня слышишь? Скажи-ка мне. Сидеть и изводиться — ну что тут хорошего?

— Ну, я знаю. Я б даже не волновался, елки-палки, но ей же нельзя верить! Ей-богу. Ей-богу нельзя. То есть, можно, но лишь покуда… я даже не знаю, покуда что. А-а-а, да что толку? Я уже совсем рехнулся.

— Ладно. Не будем, ну? Не будем. Сделай доброе дело — попробуй взять и на все это наплевать, а? — сказал седой. — Поди разбери, может, ты делаешь… я честно думаю, ты делаешь из…

— Ты знаешь что я делаю? Знаешь, что я делаю? Стыдно сказать, но ты знаешь, что я делаю почти каждый вечер, язви его в душу? Когда прихожу домой? Хочешь узнать?

— Артур, послушай меня, это не…

— Секундочку подожди — я тебе расскажу, черт бы его побрал. Да я изо всех сил стараюсь не проверять чуланы в квартире, богом клянусь. Каждый вечер прихожу домой и так и жду, что там прячется целая толпа ублюдков. Лифтеры. Курьеры. Легавые…

— Хорошо. Хорошо. Давай попробуем полегче, Артур, — сказал седой. Он резко глянул вправо, где на краю пепельницы была пристроена сигарета, зажженная чуть раньше. Только она, очевидно, погасла, и он ее не взял. — Во-первых, — сказал он в трубку, — я уже много, много раз говорил тебе, Артур, что вот тут ты и совершаешь самую большую свою ошибку. Знаешь, что ты делаешь? Хочешь, я тебе скажу? Ты из кожи вон лезешь — я серьезно, ну?.. Ты просто из кожи вон лезешь, чтобы себя извести. Вообще-то тем самым ты даже подбиваешь Джоанн… — Он умолк. — Тебе дьявольски повезло, что она такая чудесная девчонка. Я не шучу. А ты за ней не признаешь ну никакого вкуса — или мозгов, елки-палки, коли об этом речь…

— Мозгов! Ты смеешься, да? Да нет у нее никаких мозгов, язви ее! Она животное!

Ноздри седого раздулись — судя по всему, он очень глубоко вдохнул.

— Мы все животные, — сказал он. — Если вдуматься, все мы — животные.

— Черта лысого. Я тебе не животное. Может, я дурак и засранец, сукин сын двадцатого века, но никакое не животное. Ты мне давай не это. Я не животное.

— Слушай, Артур. Это нас никуда не…

— Мозги. Господи, ты бы знал, как это смешно. Она же считает себя интеллектуалкой. Вот что самое смешное, живот надорвешь. Читает страницу театральных рецензий, смотрит телевидение, пока совсем не слепнет, — и вот она уже интеллектуалка. Знаешь, на ком я женат? Хочешь знать, на ком? Я женат на величайшей из живущих несостоявшихся, неоткрытых актрис, романисток, психоаналитичек и вообще неоцененных знаменитых гениев Нью-Йорка, язви их в бога душу. А ты не знал, а? Господи, это так смешно, что хоть глотку себе режь. Мадам Бовари Колумбийских курсов самообразования. Мадам…

— Кто? — раздраженно спросил седой.

— Мадам Бовари записалась на курсы Ценителей Телевидения. Боже, если б ты знал, как…

— Будет, будет. Ты же понимаешь, что это нас ни к чему не приведет, — сказал седой. Повернулся и показал девушке двумя пальцами у рта, что ему нужна сигарета. — Во-первых, — сказал он в трубку, — ты же просто дьявольски разумный парень, а такой бестактный, что дальше некуда. — Он выпрямился, чтобы девушка у него за спиной дотянулась до сигарет. — Я серьезно. Это влияет на твою личную жизнь, влияет на твою…

— Мозги. Ох господи, сдохнуть можно! Боже всемогущий! Ты когда-нибудь слышал, как она о ком-нибудь говорит — о мужчинах, в смысле? Когда случай выпадет, сделай милость — попроси ее кого-нибудь тебе описать. Она о каждом мужике, которого увидит, говорит «ужасно привлекательный». Даже самый старый, мерзейший, сальнейший…

— Ладно, Артур, — оборвал седой. — Это ни к чему нас не ведет. Ни к че-му. — Он принял у девушки сигарету. Девушка зажгла две. — А кстати, — сказал он, выпуская дым через ноздри, — как ты сегодня справился?

— Что?

— Как справился сегодня? — повторил седой. — Ну, как дело прошло?

— Ох боже. Не знаю. Паршиво. Две минуты до моей заключительной речи, и адвокат истца, этот Лиссберг, втаскивает чокнутую горничную с охапкой простыней — улики, все в клопиных пятнах. Господи!

— И что? Ты проиграл? — спросил седой, затягиваясь еще раз.

— Знаешь, кто заседал? Засранец Витторио. Бочку на меня катит, что ли. Я даже рта раскрыть не успеваю, как он набрасывается. Ему и слова не скажи. Невозможно.

Седой повернул голову — посмотреть, чем занимается девушка. Та как раз ставила между ними пепельницу.

— Так ты проиграл, что ли? — спросил он в трубку.

— А?

— Я спрашиваю, проиграл?

— Ну. Вот собирался тебе рассказать. На вечеринке не получилось — в этом бедламе-то. Как ты считаешь, Младший взбеленится? Мне, конечно, до фонаря, но как ты думаешь? Взбеленится?

Левой рукой седой аккуратно выложил столбик пепла с сигареты на край пепельницы.

— Не думаю, что так уж непременно и взбеленится, Артур, — спокойно сказал он. — Но велика вероятность, что и не слишком обрадуется. Ты знаешь, как долго мы обихаживали эти три клятых отеля? Сам старик Шэнли начал все…

— Да знаю я, знаю. Младший мне все это уже раз пятьдесят излагал. Красивее сказки я в жизни не слышал. Ладно, ну проиграл я это чертово дело. Но, во-первых, я не виноват. Сначала этот псих Витторио меня изводил весь процесс. Потом эта кретинка горничная начинает совать простыни, все в клопиных…

— Никто и не говорит, Артур, что ты виноват, — сказал седой. — Ты спросил, не кажется ли мне, что Младший взбеленится. А я тебе просто честно высказал свое…

— Я знаю — это я знаю… Не знаю. Какого черта. Может, опять в армию пойду. Я говорил?

Седой снова повернул голову к девушке — быть может, показать, как он терпим, какой он даже стоик. Но девушка не увидела. Она только что перевернула коленом пепельницу и пальцами быстро собирала пепел в кучку, чтобы легче было сгрести; глаза ее обратились на него мигом позднее, чем нужно.

— Нет, не говорил, Артур, — сказал седой в трубку.

— Ну вот. Могу. Пока не знаю. Мне, естественно, это не слишком нравится, и если можно будет избежать, я никуда не пойду. Но, может, и придется. Не знаю. По крайней мере, забвение. Дадут мне касочку и стол побольше, да еще сеточку от комаров красивую — и все будет…

— Мне бы хотелось вбить тебе в эту твою голову хоть какой — то здравый смысл, мальчик мой, — вот чего бы мне хотелось, — сказал седой. — Ты же дьявольски… ты вроде бы разумный парень, а я слышу какой-то детский лепет. И я говорю это совершенно искренне. У тебя куча какой-то ерунды копится, как снежный ком, и, черт возьми, ты больше ни о чем не можешь думать, ты абсолютно неспособен…

— Надо было ее бросить. Понимаешь, да? Надо было покончить с этим прошлым летом, когда мне фартило. И знаешь, почему я этого не сделал? Хочешь узнать, почему?