Людвига Кастеллацо - Тито Вецио

• Название: Тито Вецио
• Автор: Людвига Кастеллацо
• Издательство: Глоса
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 985-6068-08-8

Несчастная любовь к юной красавице-рабыне и несправедливое лишение наследства толкнули отважного римского патриция Тито Вецио на отчаянный шаг — поднять восстание рабов и свободных граждан. В романе увлекательно описаны бои гладиаторов, роскошные пиры пресытившейся и развращенной знати, обычаи и нравы, царившие в Риме за сто лет до Рождества Христова.

---

Так говорил консул Гай Марий, увлекаясь все больше и больше.

Тито Вецио после некоторого раздумья сказал:

— Полководец! Твои идеи, бесспорно, достаточно разумны, достойны твоего высокого ума и необыкновенной храбрости, но, к моему великому сожалению, я должен тебе сказать, что они противоречат нравственным законам. Уничтожить, разорить, стереть с лица земли — тяжелое призвание. Не лучше ли возродить, поднять, исправить? Ты хочешь уничтожить патрициев, которые скоро превратят родную землю в громадную пустыню, восстаешь против тирании, против привилегий аристократии… Но какими средствами ты хочешь этого достичь? Теми же самыми, против которых восстаешь. Нет, консул. Рим нуждается в пахарях и ремесленниках, а не в солдатах. Призвав плебеев к оружию, ты, по моему мнению превратишь отечество в дымящиеся развалины. Гракхи поступили разумнее, призвав на помощь земляную глыбу, на которую усталый народ склонил голову. К сожалению, жадность патрициев и война все уничтожили.

— Гракхи для меня не указ, они были побеждены и уничтожены, а я сам хочу победить и властвовать, — возмущенно отвечал консул. — А потому предлагаю всем, у кого есть руки и голова на плечах, стать со мною рядом, возглавить бесчисленные и непобедимые легионы.

— Ну, а когда ты добьешься своей цели и бедные станут богатыми, а богатые бедными, что выиграют отечество и свобода от того, что явится новый господствующий класс взамен старого? Или выиграют только волки и хищные птицы, привлеченные на поля сражений бесчисленными телами убитых?

— И прекрасно, пусть погибают, пусть становятся добычей волков. Но прекратим спор. Я в последний раз тебя спрашиваю, Тито Вецио, хочешь ли ты быть со мной?

— Полководец, все, что ты мне сейчас сказал, до такой степени противоречит моим убеждениям, что я вынужден тебе отказать.

— Жаль, очень жаль, это огромная потеря как для меня самого, так и для задуманного дела. Что делать, пойдем каждый по тому пути, который судьба выбрала для нас. Но послушай мой дружеский совет. Не доверяйся Сулле, этот человек не способен на великодушные и разумные действия.

— Гай Марий, верь мне, если бы я пошел за кем-нибудь, то, конечно, только за тобой. Не могу этого сделать только потому, что твои предложения, к несчастью, совершенно противоречат моим убеждениям. Но в одном прошу тебя не сомневаться — если я не могу быть соратником Мария, то уж тем более никогда не соглашусь стать сообщником интригана Суллы.

В это время Рутилий подскакал к консулу и спросил:

— Гай Марий, прикажешь распустить войско?

— Нет, Рутилий, пусть они сначала перекусят, а потом им следует раздать причитающееся жалованье, потому, — тут Марий улыбнулся хитрой, крестьянской улыбкой, — что у голодного желудка нет ушей.[119] Так говорят в моих родных местах.

Войска были очень довольны распоряжением консула. Воины тотчас аккуратно и бережно сложили оружие, вынули из своих ранцев творог, хлеб и начали закусывать, попивая воду, смешанную с уксусом, которую легионеры называли поска.

По окончании обеда они собрались у небольшого стола, поставленного, на возвышении и называвшегося по тогдашнему обычаю трибуной, где и началась раздача жалования. Затем консул Гай Марий сделал знак войску, что хочет говорить и произнес речь приблизительно следующего содержания.

— Солдаты! По воле римского народа я назначен вашим командиром в новой войне, предпринятой против варваров. Мне прекрасно известно, что это назначение вызвало огромное недовольство всех нобилей[120] и прочих благородных, которые ненавидят меня. Им, конечно, хотелось бы, чтобы на этот пост назначили кого-нибудь из аристократов, получивших военные познания в школах, а не на полях сражений, как я, еще вчера никому не известный плебей. Они ненавидят меня за мое происхождение, за то, что мои предки не были благородных кровей, но, мне кажется, лучше заслужить благородство самому лично, чем пытаться унаследовать его от предков. Огромную честь командовать вами, вести вас на трудную тяжелую битву, я заслужил своим потом и кровью и никому здесь не обязан, кроме самого себя. Солдаты! Когда вы увидите меня на поле битвы, вы сами решите, достоин ли уважения меч плебея, не принадлежащего по рождению к благородным римским аристократам.

Невозможно описать энтузиазм, который вызвала эта речь консула-плебея у всего собравшегося войска. Всеобщие аплодисменты, восторженные крики как нельзя более убедительно доказывали, что искра, брошенная хитрым горцем, произвела пожар, которому впоследствии суждено будет разгореться по всей римской республике. Немногочисленные патриции, находившиеся в войске, были до крайности изумлены и испуганы. Они ожидали, что полководец, призовет римские легионы к доблестной победе над зарвавшимися варварами. А речь Гая Марии оказалась ни чем иным, как воззванием к солдатам, призывом восстать против сената и аристократии. Бессмертные строки Салюстия и Ливия дают представление о том, до каких чудовищных размеров консул-плебей сумел довести чувство ненависти к сенату и привилегированному сословию у солдат, так неосмотрительно вверенных его командованию.

По окончании речи Гай Марий с торжественностью жреца и ловкостью мясника поспешил принести кровавую жертву и дал клятву верности римскому знамени. Все солдаты с величайшим вниманием следили за этой церемонией, от которой, по их глубокому убеждению, зависел успех или неудача будущей компании. На этот раз знамения были благоприятны и войско уже предвкушало кровавую победу. Вновь раздались аплодисменты и торжествующие восклицания. Затем трубы заиграли поход и легионеры справа по два под командой Рутилия, легатов, трибунов и центурионов двинулись по Клавдиевой дороге, которая должна была привести их в Этрурию, затем в Цезальпийскую Галлию, на реку Родан и наконец в Аквы Секстиевы, где победа над тевтонами вознесла Гая Мария еще выше, одновременно вплотную подтолкнув к краю пропасти.

Уже начинало темнеть, когда Тито Вецио и Гутулл, попрощавшись с консулом и его окружением, проехали триумфальные ворота и повернули лошадей на дорогу, ведущую к Наменто.

Между тем наш старый знакомый Черзано, все время, пока шли маневры, безуспешно пытался войти в круг, чтобы встретиться с Гутуллом или Тито Вецио и сообщить им о грозящей опасности. Однако бдительные часовые неизменно пресекали все его попытки прорваться, говоря одно и то же:

— Приказано никого не пускать.

Проклиная римскую дисциплину, бедный Черзано не знал что ему делать, как подать знак Тито Вецио о том, что проклятый Макеро устроил засаду.

— Остается одно, — рассуждал бывший гладиатор, — собрать человек пять товарищей и напасть на негодяев. Если же не хватит сил и победит противник, придется прибегнуть к помощи граждан, закричать «караул».[121] Тогда сбежится стража и дело, пожалуй, примет неожиданный оборот для Макеро и его сообщников. Негодяй сможет ощутить неприятную шершавость петли, наброшенной на шею или странное ощущение деревянного креста за спиной.

Рассуждая таким образом, Черзано покинул Марсово поле и пошел на розыски своих приятелей.

ПИСЬМО БЕЛОФОРОНТЕ[122]

Тито Вецио и нумидиец направлялись к вилле Суллы. Молодой всадник под влиянием разговора со своим приятелем Друзом и откровенно высказанных мыслей неукротимого Мария погрузился в тяжелые размышления о судьбе Рима. Гутулл не прерывал его молчания, в свою очередь раздумывая о том, что ему довелось видеть и слышать в последние часы.

Не приходилось сомневаться, что в самом скором времени вспыхнет гражданская война, партии корыстных честолюбцев ринуться одна на другую и затопят Рим потоками крови. В каком положении окажется тогда его юный друг? Зная честную натуру Тито Вецио, его пламенный, бескорыстный патриотизм, нетрудно было понять, что молодой квирит в случае гражданской войны окажется между двух огней. Это последнее обстоятельство серьезно беспокоило нумидийца и из его широкой груди вырывались тоскливые вздохи.

Таким образом друзья незаметно проехали три мили[123] от города. Не доезжая до видневшегося моста, они свернули на дорогу, лежащую среди полей и перед их глазами предстала живописная группа деревьев, из-за которых виднелись остроконечные башенки. Здесь жил печально знаменитый в римской истории политический интриган и его любовница Никополия, которую современники называли римской Аспазией.

Вилла будущего тирана Рима располагалась на берегу реки Онио у тибуртинской дороги, все строения были скрыты за густой зеленью, и одно из них, с причудливыми башенками, в особенности отличалось кокетливым изяществом. В этом доме проживала прекрасная Никополия. Современные ей поэты и просто обожатели утверждали, что вилла красавицы среди густой зелени и цветов напоминает игривую Галатею Виргилия, которая, словно спряталась между сосен, шаловливо бросая оттуда цветы возлюбленным. Несмотря на свое легкомысленное поведение, эта римская Аспазия, как говорили, действительно любила Суллу. И если принять во внимание тот факт, что эта женщина, умирая, завещала все свое состояние, нажитое не совсем почетным трудом Сулле, то в искренности ее чувств к последнему действительно не приходится сомневаться. Кровавый римский тиран не постеснялся принять все эти богатства, не интересуясь их происхождением. Диктатор руководствовался принципом, что ценность золота не уменьшается от того, что его достали из грязи.