Ольга Арнольд - Любимая противная собака

• Название: Любимая противная собака
• Автор: Ольга Арнольд
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Домашние животные
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-43840-2

«Собака — друг человека», — гласит поговорка. Друг, который не просто носит хозяину домашние тапочки и пульт от телевизора, тайком спит на хозяйской подушке и ест плохо спрятанные сладости, а на прогулке валяется в чем-то липком, чтобы отмыть было как можно труднее. Этот четвероногий друг еще умеет расследовать настоящие преступления, спасать жизни и ловить воров, понимает толк в живописи и, кроме того, имеет собственное мнение по поводу почти всего, что видит вокруг.

Хозяевам порой непросто оценить собственную собаку по достоинству. Разглядеть за косматой мордой ум и характер. Эта книга — увлекательное чтение, которое поможет взглянуть на домашних питомцев другими глазами и чаще прислушиваться к их ворчливым советам!

Всем владельцам домашних питомцев, а также любителям творчества Эрнеста Сетон-Томпсона, Джеральда Даррелла и, конечно же, книг Терри Пратчетта «Кот без прикрас» и Питера Мейла «Собачья жизнь»!

Почему мы так любим собак и кошек? Можно, конечно, говорить о том, что, общаясь с ними, мы ощущаем единение с природой. Еще один вариант: в нашей заполненной стрессами жизни милые домашние питомцы отвлекают нас от наших проблем и развлекают. Немногие из нас могут похвастаться тем, что их бескорыстно любят окружающие, а тут — любовь слепая, нерассуждающая и всепоглощающая (во всяком случае, со стороны собак); как приятно купаться в такой любви!

«За что мы их любим?» Где-то я услышала еще один вариант ответа на этот вопрос: мы любим братьев наших меньших потому, что это единственные существа, которые нас не критикуют. Мне кажется, что это наиболее близко к истине. И действительно, что бы мы ни сделали — они нас обожают, не рассуждая и не осуждая.

Ольга Арнольд, писатель, зоопсихолог, кандидат психологических наук

---

А на следующий год мы с ней жили уже не в самом лагере, а за его забором, в палатке. В этих условиях Глаша просто расцвела! Она мгновенно усвоила, что палатка — это дом, притом дом очень удобный: входить и выходить при этом можно сколько угодно и когда угодно, независимо от воли и желания хозяев.

Например, легко укладываться спать в детское время, не дожидаясь родителей. Дело в том, что у нашей собаки была одна особенность: ровно в десять вечера она ложилась спать, где бы она ни была. Когда мы в первый раз взяли ее в экспедицию, то однажды вечером страшно перепугались: мы находились довольно далеко и от самого лагеря, и от своего домика, сидели у костра и готовили шашлык, когда собака вдруг пропала. Муж нашел ее на ступеньках родного бунгало: она дремала перед закрытой дверью.

После этого мы уже не впадали в панику, когда были в гостях и ровно без пяти десять собака исчезала. «Светская жизнь» на биостанции начиналась обычно где-то в половине десятого, одновременно с наступлением темноты, когда ученые заканчивают свои дневные труды. Глаша нас сопровождала, куда бы мы ни направлялись, а потом незаметно растворялась во мраке. Когда мы уже ночью возвращались к себе, то обнаруживали ее спящей на своем коврике в палатке. Зато она компенсировала свое отсутствие на вечерних посиделках утренней активностью, о которой мы долгое время и не подозревали; о ней нам рассказали впоследствии другие «подзаборные» — так называли тех, кто жил в палатках не на самой биостанции, а за ее забором — наши соседи, которые по молодости лет нередко проводили ночи напролет у костра. Оказывается, ровно в четыре часа, когда в этих местах летом наступает рассвет, Глаша ползком вылезала из палатки, воровато оглядываясь. Потянувшись и размявшись, она обходила злачные места: кострища, где накануне жарили шашлыки и курочку; впрочем, как и все местные собаки, она не пренебрегала и селедочными головами. Сделав полный круг, она бесшумно возвращалась и ложилась спать, чтобы поздним утром проснуться и встать одновременно с хозяевами. В полевых условиях она вообще чуть ли не полностью одичала — стала гулять сама по себе, как кошка. Она никак не могла понять, зачем ее идиоты хозяева настаивают на прогулках: ведь стоит отойти немножко от палатки, и вот тебе туалет. Впрочем, сначала она уходила на прогулку вместе со мной, но метров через сто исчезала в кустах, а потом вообще плюнула на приличия и стала ходить как, когда и куда ей вздумается. Как-то раз, когда собака отсутствовала больше часа и мы уже готовы были отправиться на ее поиски, к нам прибежала маленькая дочка научных сотрудников.

— Тетя Оля, — затараторила она, — мама велела вам передать, чтобы вы не беспокоились о Глаше. Она только что вышла из леса, что-то дожевывая, окунулась в море и сейчас направляется домой.

После этого мы перестали волноваться и махнули на нее рукой: одичала так одичала. Нам рассказывали, что каждое утро она обязательно посещала биостанцию, причем во время своего инспекционного осмотра заходила в каждый домик, так что ее «в лицо» знали даже рабочие-строители, жившие на отшибе и мало общавшиеся с остальными обитателями. Впрочем, иногда она разыгрывала из себя послушную домашнюю собачку. Как-то раз, собираясь на море, мы не стали дожидаться ее возвращения из «тура», а махнули на нее рукой и ушли. Потом нам что-то понадобилось из палатки, муж пошел за этой вещью — и вернулся вдвоем с собакой, причем она шествовала с ним рядом, у ноги, как обученная немецкая овчарка. Тешу себя мыслью, что ей стало скучно в нашем маленьком палаточном лагере без хозяев…

Нельзя было назвать Глашу гениальной, но лоб у нее был поистине сократовский, необычайно крутой. Когда она думала, на лбу появлялись глубокие морщины; когда же она понимала, что ей делать дальше, лоб разглаживался. Учить ее элементарным трюкам оказалось очень легко. А с выученными трюками она расправлялась лихо. Как-то раз в экспедиции во время общего праздника я отвлеклась на минуту и выпустила ее из поля зрения. Только услышав общий смех за детским столом, я увидела «пасшуюся» там Глашу. Передние ее лапки так и мелькали в воздухе, а содержимое тарелок детей быстро исчезало в ее желудке за «десятую» или «двенадцатую» лапу.

А еще наша Глаша обладала ярко выраженной эмпатией: она прекрасно чувствовала настроение близких людей и, если кто-то из нас был расстроен, тут же кидалась его вылизывать. Правда, она не всегда могла отличить смех от плача. Однажды Глаша чуть не сорвала мне сеанс гипноза. Пациентка, которую она хорошо знала, в состоянии гипнотического транса зарыдала, как и было положено в тот момент по сценарию, и моя собачка ринулась ее утешать — хорошо, что я умудрилась перехватить ее в самый последний миг. Ей бы вообще работать психотерапевтом: когда у меня тяжело заболел отец, она с упоением вылизывала мою мать, которую в обычное время не слишком жаловала из-за самой банальной ревности.

Давно уже нет с нами Глаши, которая прожила с нами до глубокой старости; надеюсь, она в собачьем раю. У нас на стене висит ее портрет. Последние несколько лет место рядом со мной на диване занимает очаровательное существо, с идеальным собачьим характером, умный, веселый и игривый пес — и при этом абсолютно не кусачий. А я все тоскую по Глаше — несмотря на ее скверный характер, а может, благодаря ему. Да, характер у нее был, да еще какой! Как ни странно, ангелов любят меньше, чем стерв…

Дневник одной кошки

Меня зовут Динка. Я — маленькая кошечка, родом из далекой страны, которую называют Персия. Я Персию никогда не видела, но мне туда не хочется. Мне и дома хорошо. Правда, народа у нас много: кроме меня, еще моя мама Дуся, мой брат Толстик, моя сестра Кнопка. Есть и еще существо тоже на четырех лапах, но на нас, кошек, не похожее. Зовут ее (это она) Санни, а из разговоров хозяев я поняла, что это собака. Хозяева — это те, кто на двух ногах, и их много. Больше трех: старшая хозяйка, две хозяйки поменьше и хозяин. Они передвигаются на двух ногах (наверное, страшно неудобно) и очень большие. Они нас кормят, ласкают, а еще следят за порядком в доме. Порядок, по их мнению, совсем не то, что считаем мы, кошки, а за его нарушение они нас наказывают — не больно, не так, как мама Дуся, но очень обидно. Но мы, кошки, хитрые, и их легко обманываем. Я люблю сидеть на коленях у хозяина, он очень хорошо умеет гладить. Хозяева думают, что они главные в доме, но на самом деле главная — это моя мама Дуся. Ей все подчиняются, даже Санни, и порядок она наводит лучше, чем люди. Хозяева ее уважают. Я горжусь тем, что я кошка, быть кошкой очень почетно.

Первое мое воспоминание — это мягкий бок мамы. У нее на животе что-то такое, от чего, пососав это, становится очень вкусно. Нас у мамы трое. Из разговоров наших хозяев я поняла, что маму зовут Дуся, моего крупного и более сильного брата — Толстиком, а мою сестру — Кнопкой. Мама огромная, а мы все маленькие, даже когда выросли, причем Кнопка еще меньше меня. Говорят, что нашего отца звали Вовиком, но о нем у меня нет отчетливого представления; кажется, я его видела, но он куда-то исчез.

Люди думают, что мы не понимаем, о чем они говорят, но мы все понимаем. Мы считываем их мысли. Вот сегодня самая младшая хозяйка говорила по телефону и кому-то рассказывала, что собирается вести дневник, и объяснила, что это такое. Я ее знаю, у нее никогда не хватит терпения все записывать, а вот у меня хватит. Почему бы не попробовать?

День, когда я в первый раз украла котлету

Я этот день помню смутно, потому что я тогда была совсем маленькая. Мама Дуся меня только-только перестала кормить своим животиком. Я тогда узнала, что есть еще другие вкусные вещи, кроме молока. Меня, как магнитом, тянуло на кухню — оттуда шли такие умопомрачительные запахи! Как-то раз я улучила момент, когда хозяйка вышла, забралась на стул, а оттуда прыгнула на стол. На самом краю стояла плоская миска — из таких едят люди, называется тарелка, — а в ней лежали восхитительные кругляши мяса, сочащиеся маслом! Я вцепилась всеми лапами в котлету, но она оказалась очень тяжелой и меня перевесила, и мы вместе упали на пол. Тут же прибежала хозяйка, подняла меня, но я успела съесть половину. Странные все-таки создания люди — за воровство они всегда нас наказывают, я об этом узнала позже, поэтому красть надо тайком, но в тот раз хозяйка почему-то меня не наказала, а долго смеялась.

День, когда я почти поймала ласточку

Когда я подросла, то узнала, что мы, кошки, хищники. То есть мы должны охотиться на мышей и птичек. Мышек у нас в доме, к сожалению, нет. Было одно толстое маленькое существо, которое называлось «хомячком». Мы с мамой как-то раз, когда оно вылезло из клетки, попытались его съесть, но Санни его у нас отобрала и стала вылизывать (Санни очень хорошо лижется), а из ее пасти хомячка взяла хозяйка и куда-то отнесла. Из разговоров мы поняли, что его отдали каким-то детям. А вот птички — это другое дело. Птичек у нас много летает за окном. Я люблю наблюдать за ними, сидя на подоконнике. Летом, когда окна распахнуты настежь, они порою залетают к нам в дом, и мы с братом Толстиком за ними охотимся. Один раз ему удалось поймать ласточку, но он не успел ее съесть, как влетела разъяренная хозяйка и ее отобрала. Я тоже однажды почти схватила ласточку, но, увы, она улетела, а у меня в когтях осталось только перышко. Есть у нас еще одна птичка, не дикая, но охотиться на нее строго запрещено. Но, может, когда-нибудь…