Виктор Найменов - Окруженец

• Название: Окруженец
• Автор: Виктор Найменов
• Жанр: О войне

Военная драма о второй мировой войне. Лейтенант Красной Армии после гибели всей своей заставы в лесу пробирается к своим мимо постов нацистов. Образы: заболоченный лес, мертвые солдаты с пулеметами, немецкие портфели с документами, полковничий коньяк, долгий и кровавый путь.

Я очнулся от того, что кто-то пытался забраться мне на голову. Открыл глаза и увидел лягушку прямо перед носом, снова закрыл и открыл несколько раз подряд, но видение не исчезало, и сознание, наконец-то, вернулось ко мне. Я приподнялся, прислонился спиной к шершавому стволу сосны и медленно осмотрелся. Было уже сумрачно, но угадывалось, что вокруг меня лес. У меня болела голова, но не очень сильно, но самое неприятное было то, что я не помнил ничего: ни кто я такой, ни как здесь оказался. Начал осторожно ощупывать себя, все вроде бы нормально, но ощущение чего-то страшного меня не покидало. Я оглядел себя, на мне была офицерская форма, хотя гимнастерка разодрана в клочья. И тут меня как будто кто-то крепко тряхнул за плечи, и я стал вспоминать то, что случилось со мной за последние сутки. Самое главное, я вспомнил, кто я есть такой и что делаю в этом лесу. Лейтенант Красной Армии, заместитель начальника заставы — Герасимов Виктор, вероятнее всего контуженный, но терпимо. Командир в общем, но без войска — все мои бойцы остались лежать на своей заставе.

---

18

До дома я добрался довольно быстро, осторожно проник во двор через заднюю калитку и выглянул из-за угла какого-то амбара. Во дворе была полная тишина, но из освещенных керосиновой лампой окон доносились громкие звуки. Там то ли ругались, то ли пьянствовали, но все это было в мою пользу.

Сначала я решил дождаться полицаев на улице, авось, кто-нибудь и выползет. Но никто не выходил, и я задумал изменить свой план. На улице почти стемнело, и хозяйка с детьми, наверное, уже легла спать. А разговор, доносящийся из дома, становился все громче и громче. Что же, вперед, и я машинально перекрестился, но даже не заметил этого. Я поднялся на крыльцо и подергал за ручку, дверь была заперта, я постучал, но никто и не думал отзываться. Что-то там у них происходило, потому что голоса стали срываться на крик, видимо, не поделили самогонку. Я заглянул в окно, но и там ничего не увидел, оно было занавешено. Тогда я стал грохотать пяткой в дверь и, наконец, крики в доме затихли, наверное, там услышали посторонние звуки. В окне показалась рожа Архипа, и я кивнул ему головой в сторону входной двери. Спьяну он принял меня за своего и нетвердой походкой пошел открывать. Ничего не спрашивая, он распахнул дверь, и я тут же врезал ему кулаком в горло. Он повалился на какие-то ведра или кастрюли, неважно, но грохот стоял отменный. Пока полицай не очухался, я схватил его за воротник и затащил в дом.

На кухне стоял Осип с выпученными глазами и по стойке «смирно». Я навел на него автомат, а Архипку приложил головой о печку, но не сильно, чтобы отдохнул подольше. Осип так и не двинулся с места, затравленно глядя на меня. Парень-то, видно, трусоват, а я напугал его еще больше:

— Здорово, мурло!

Он только сглотнул слюну и ничего не ответил, а я вытащил из кармана моток строп и кинул его Осипу:

— Свяжи-ка этого, и без шуток!

При этом кивнул на Архипа. Осип поднял моток и пошел к брату, поглядывая на мой автомат. Когда он управился с работой, у него, наконец, прорезался голос:

— Чего ты хочешь?

— А хочу я одного, мил человек, чтобы вы оставили деревню в покое и не мешали людям жить. Служите фашистам, так служите, но без лишнего рвения!

— Но мы и так…

— Замолчи, пес смердячий, я все знаю. В общем, сделаем так. Сейчас одеваешься, вот этого берешь через плечо, и пойдем на улицу, побазарим.

В это время из другой половины дома вышла хозяйка в накинутом на ночную рубашку пуховом платке:

— Что здесь происходит?

— Да ничего страшного, хозяйка. Просто мне нужно поговорить с вашим мужем. И если он меня поймет правильно, то все будет хорошо. Да, Ося?

Полицай икнул и кивнул в ответ, поглядывая то на меня, то на свою жену. И, хотя мне было неудобно, прежде всего, перед собой за свой поступок, но я все, же сказал:

— У вас есть дети, помните о них.

Мне пришлось сказать это, но у меня не было другого выхода. Потом я поднялся с табуретки:

— Все, пойдем. Не волнуйся, хозяйка, он вернется. И не нужно шуметь.

И я вывел Осипа, несущего на своем плече Архипа, на улицу.

19

Подталкивая полицая автоматом в спину, я сначала вывел их к клену, на котором сидел, когда наблюдал за деревней. К этому времени Архип начал приходить в себя и что-то мычал. Но я не стал здесь останавливаться, а погнал их дальше в лес, туда, где днем отдыхал. Придя на место, я усадил их рядышком, а сам устроился напротив. Я знал, что они никуда не денутся, Архип связанный, а Осип до того напуган, что у него и мыслей таких нет.

— Ну, что, поговорим?

Архип тут же зашевелился:

— Какой базар, начальник!

Он явно вспомнил свое недавнее прошлое, но мне было все равно, про себя я давно уже все решил. Мне нужно Архипа этого довести до такого состояния, чтобы он исполнил мою задумку:

— Ты, мразь, помолчи! Разговор не с тобой будет.

— А с кем? С этим размазней, с Оськой?

— Да, с ним, а твое место у параши!

Я добился своего, и Архип, скрипнув зубами, кинулся на меня. Я точно рассчитал его реакцию на мои слова и, как только он дернулся, одной короткой очередью сшиб его на землю.

А Осип все так же тупо смотрел на это, ничего не соображая. Уставился на тело брата и молчал. Наконец, он поднял глаза и посмотрел на меня, а там у него светилась радость. Я ничего не понимал и подумал, что Осип сошел с ума. Но он вдруг стал рак лени и начал меня благодарить:

— Спасибо! Спасибо! Спасибо!

Теперь мне показалось, что это я сошел с ума. Я ударил его по лицу, и Осип замолчал, а потом вдруг всхлипнул и беззвучно заплакал. Я присел напротив него и стал ждать, когда он успокоится, все равно от него сейчас толку никакого. Пришел он в себя минут через десять:

— Мы ведь дружили с ним с детства, с Архипкой-то. Он младше меня на два года, и мы все время были вместе.

— А мне это зачем?

— Подожди, я хочу выговориться, чтобы ты понял, что я не последняя свинья.

— Валяй!

— Он хоть и помладше был, но любил командовать, а со временем стал помыкать мной. А потом в тюрьму загремел, так, по мелочи — у одного пана гуся украл, шкуру снял и на забор этому самому пану и повесил.

— Давай ближе к делу.

— Пока он в тюрьме был, я женился, детки вот появились. А как пришел он из тюрьмы уж не знаю — выпустили его, или сам сбежал? Ведь кругом такая неразбериха была! Ну вот, когда он заявился домой, то совсем озверел, как будто я во всем виноват.

— А ты ни при делах был?

— Конечно. В общем, стал он меня бить и к жене моей приставать. Она сопротивлялась, как могла, но он избил ее и изнасиловал. Я пытался защитить ее, но он и меня чуть не убил.

— А чего же не заявили никуда?

— А зачем заявлять, позор-то, какой! Да и брат же он мне был, а женке тоже некуда уйти было, сирота она круглая. К тому же — детишки!

— Так прибил бы его!

— Я хотел, но рука на брата не поднимается, своя кровь.

— Конечно, кровь! Он тебе ее пускает, а ты молчишь, как рыба.

— А что мне делать, он и детишек грозился убить. Он и сегодня драку хотел затеять, меня избить, а сам к женке под одеяло.

Осип снова захныкал, мне его даже жалко стало, но я молчал. А он продолжил свой рассказ:

— Когда немцы пришли в деревню, он сразу к ним побежал и стал предлагать свои услуги. Вот они и поставили его полицаем, и меня он тоже заставил поступить к ним.

— Да, вертел он тобой, как хотел.

— Людей было стыдно, но ничего с собой поделать не мог, боялся я его. Хорошо, прикончил ты его, за то и благодарю.

— Ну, ты даешь!

— Как тебя звать-то, свечку поставлю за твое спасение.

— Вот это ни к чему. А дело вот в чем — завтра Ольга и Ленка со своими вернутся в деревню и будут жить спокойно. Понял? И не дай Бог, что случится! За тебя я уж точно свечку ставить не буду.

— Да ты что! Я же к ним и не приставал, это все Архип. А что мы с ним делать-то будем?

Я бросил ему лопатку:

— Не знаешь, что? Рой яму.

Осип перекрестился и принялся копать, временами останавливаясь передохнуть. Я спросил его без всякой надежды:

— Не знаешь, где наши?

— Какие наши? Ах. Да! Нет, не знаю. Перед тобой проходили какие-то. Человек двадцать. Окруженцы, наверное. А еще пленных гнали на станцию.

— И много их?

— Пленных-то? Человек пятьдесят, да раненые почти все, здоровых мало. Еле ноги переставляли.

— А где они находятся?

— Амбар там есть каменный, недалеко от вокзала, там и сидят.

— Хорошо, Ладно, хватит копать, хорони.

Полицай снова перекрестился, опустил тело брата в могилу и стал закапывать.

— Ты, вот, что! Станут спрашивать про брата, скажи, что ушел на станцию пьянствовать, и больше ты его не видел, понял?

— Да, понял, конечно. Пускай он тут лежит, всем польза от этого, да и сам не мучается в жизни.

Он прихлопал могильный холмик лопаткой, начертил на нем православный крест и еще раз перекрестился:

— Лежи с Богом!

И присел напротив меня:

— Что теперь?

— А теперь домой пойдешь и будешь продолжать служить полицаем. Лучше уж ты, а то пришлют какого-нибудь урода, что людям тошно будет. А про это забудь. Сдох Максим, и хрен с ним.

— Какой такой Максим?

— Это поговорка такая у нас, у москалей! Ну, иди. И не забудь, дети у тебя.

Полицай ушел, а я остался сидеть. Вот, черт, мне на Ольгину поляну теперь будет не попасть, темно совсем. Дороги не найдешь, еще и забредешь куда-нибудь. Придется заночевать в лесу, тем более что ночи сейчас короткие, скоро рассвет. Но я все, же отошел от этой могилы поганой подальше в лес.

20

С рассветом я уже был на ногах и шагал в сторону лесного лагеря. Приблизившись, я осторожно выглянул из-за кустов, ничего подозрительного не было, лишь Ольга доила корову Майку. Чтобы ее не испугать, я громко кашлянул и медленно вышел из леса. Ольга круто повернулась, но узнала меня и улыбнулась: