Наталья Петрова - Скопин-Шуйский

• Название: Скопин-Шуйский
• Автор: Наталья Петрова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03328-3

В череде злодейств и предательств, которыми так богата история Смутного времени начала XVII века, князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский (1586–1610) являет собой один из немногих образцов доблести и чести. Замечательный полководец и умелый дипломат, он сумел очистить Московское государство от сторонников Тушинского вора, и в марте 1610 года — за два с половиной года до подвига Минина и Пожарского! — Москва с ликованием встречала его как своего избавителя. Князь пользовался всеобщей любовью, и кто знает, как повернулась бы история России и скольких бед и несчастий можно было бы избежать, если бы молодой и полный сил воевода, которому не исполнилось и двадцати четырех лет, не умер бы от загадочной и страшной болезни, по слухам отравленный завистниками, своими родичами, не желавшими делиться с ним властью… Автор книги, предлагаемой вниманию читателю, с нескрываемой любовью пишет о своем герое, воссоздавая историю его жизни на фоне драматических и трагических событий, происходивших тогда в России и за ее пределами.

---

По дорогам, которые болотниковцам не удалось «отнята», чтобы «около града обсести», к Москве подтягивались подкрепления. По Ярославской дороге подходили стрельцы и даточные люди с Двины и из Холмогор, по Можайской шли смоленские полки, которыми командовал «старейшина» Григорий Михайлович Полтев. Смоляне перешли по мосту Москву-реку и стали лагерем в Новодевичьем монастыре, прикрывая город с юго-запада. Воевода Скопин-Шуйский вместе со своими людьми стоял в Даниловом, закрывая город с юга. Царь, ободренный приходом пополнения, наконец, решился дать генеральное сражение под Москвой.

Наступал решающий момент, от исхода этой битвы зависела судьба страны. После молебна, получив благословение патриарха Гермогена, войско через Калужские и Серпуховские ворота вышло из Москвы и двинулось по направлению к Коломенскому. «На завтрее же прихода смольян боярин князь Михайло Васильевич Шуйской (Скопин. — Н.П..) с товарыщи поиде к Коломенскому на воров, — сообщает „Новый летописец“. — Смольяне ж приидоша же к нему ж в сход»[224]. В передовом полку шли воеводы князь Иван Иванович Шуйский, князь Иван Васильевич Голицын и воевода Михаил Борисович Шеин. В другом полку — князья Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, Андрей Васильевич Голицын и Борис Петрович Татев.

2 декабря у деревни Котлы встретились царское войско и отряды восставших. Болотников, удачливый в боях, был настолько уверен в исходе сражения, что вышел из хорошо укрепленного лагеря в Коломенском навстречу противнику. «Рослый и дюжий удалец, отважный и храбрый», каким описал его И. Масса, Болотников хорошо знал слабые стороны своих противников: несогласованность действий царских воевод, местнические споры между ними, часто не ко времени, нестойкость казаков и холопов, каковым был когда-то и он сам. Но за предыдущие месяц-два многое изменилось, не пропали даром усилия царя и молитвы патриарха Гермогена.

Царское войско храбро сражалось на поле боя, а вот измена на сей раз поджидала самого Болотникова. Накануне Истома Пашков со своим отрядом перешел на сторону Василия Шуйского, полностью расстроив планы Болотникова. По сведениям И. Массы, он «тайно заключил наперед с царем условие перейти к нему и все свое войско передать московитам»[225]. В английском донесении о восстании в России причиной измены Пашкова называются его разногласия с Болотниковым: «К этому времени разгорелись разногласия между двумя главными начальниками лагеря мятежников, одним из которых был старый разбойник с Волги по имени Болотников, а другого звали Пашков; разногласия эти так разрослись, что этот Пашков оставил свою партию и перешел и подчинился государю с 500 своих сторонников». От перешедшего к нему Пашкова царь «узнал о положении в лагере мятежников и что слух о том, что Димитрий жив, — был ложной выдумкой»[226].

Вряд ли только разногласия стали причиной перехода Пашкова на сторону Василия Шуйского, скорее — наблюдение за происходящими событиями и размышления. Ни один человек с момента начала восстания не видел царя, за которого проливал кровь, да и вообще: был ли этот царь? Лишь Болотников утверждал, что он послан «Димитрием», но сам «Димитрий» так и не появился. И московские холопы не спешили переходить на сторону восставших, как те ожидали; и земли, и добро богатых москвичей, обещанные Болотниковым своему войску, тоже оказались недосягаемыми. Призыв «грабить награбленное» все меньше находил отзывов среди людей служилых, имевших земли и семьи, а царское войско хоть и бежало временами от мятежников, однако стояло за законного царя и патриарха. Что будет с его детьми и женой, размышлял Истома Пашков, если он попадет в плен или погибнет? Поместье отберут, семья пойдет по миру. Немало таких голодных и оборванных сирот побиралось по селам и деревням в то лихое время. А если повиниться и перейти в стан царя? Ведь написал же патриарх Гермоген в своей грамоте, что царь простит каждого, кто перейдет на его сторону. Вон и Прокофий Ляпунов с Григорием Сунбуловым перешли на сторону царя Василия, теперь прощены и помилованы. Ежели царь простит его, Истому, то он искупит свою вину усердной службой, в бою себя не пожалеет, а погибнет — о семье его позаботится государь. Вот такие размышления, видно, и привели дворянина Истому Пашкова, человека служилого, в царское войско вместе с его отрядом.

Оставшиеся с Болотниковым бились с отчаянностью людей, знавших о своей неминуемой гибели в случае поражения: никто восставших не помиловал бы. Однако удача отвернулась от умелого в воинском искусстве Болотникова: в этом сражении верх одержали царские войска. «Беглые больше ослабляют неприятеля, чем убитые, — заметил Никколо Макиавелли, — хотя имя перебежчика подозрительно новым друзьям и ненавистно старым»[227]. Замечание Макиавелли совершенно справедливо и для России XVII века: несмотря на переход Истомы Пашкова в стан царя, летописцы еще долго будут именовать его «вором». Сидевший вместе с другими в осаде Исаак Масса был убежден, что если бы не измена Истомы Пашкова на поле боя, то Болотников обязательно занял бы Москву, поскольку «великое смущение и непостоянство» было в народе.

Сохранилось изображение битвы под Москвой, сделанное очевидцем; на рисунке хорошо виден обоз царского войска, из-за укрытий которого стреляют из самопалов. Большое место на рисунке занимает и «сшибка» конницы с обеих сторон. Где-то в гуще этой битвы находился и молодой стольник Скопин-Шуйский, командовавший полком вместе с Андреем Голицыным и Борисом Татевым. Их полк действовал успешно, под их командованием «воров многих побили, а которые стояли в Заборье, тех всех взяли»[228]. Заборье было прекрасно укреплено шанцами и несколькими сотнями саней, которые казаки поставили «в два или три ряда одни на другие и плотно набили сеном и соломою, и несколько раз полили водою, так что все смерзлось, как камень»[229]. И тем не менее воеводы заставили казаков сдаться.

Уцелевшие болотниковцы отступили к укрепленному лагерю в Коломенском. Пока укрывшиеся в лагере вели подсчет убитых, рвали рубахи на лоскуты и перевязывали раны, царские воеводы подтягивали под стены крепости артиллерию, намереваясь «выкурить» мятежников. Три дня били пушки по острогу, но «разбита же острога их не могоша, зане ж в земли учинен крепко», — как пишет автор «Иного сказания»[230]. Чтобы спасти от разрывов ядер деревянный острог, болотниковцы применили остроумный способ: огонь они тушили сырыми кожами «яловичими», сами же во время обстрела «укрывахуся под землею». Судя по развитию событий, применяли в Коломенском и другие хитрости. При такой умелой обороне осада грозила затянуться надолго, воеводам приходилось искать обходные пути. Обдумав ситуацию, Скопин приказал добыть «доброго языка». Приказ был выполнен, и на допросе пленный мятежник раскрыл все секреты обороны, «вся их коварства и защищения». Теперь уже взять Коломенское не составляло труда. К тому же царские воеводы применили ответную хитрость — ядра, облитые горючей смесью, которыми «острог их… зажгоша». Немногие оставшиеся в живых мятежники сумели прорвать блокаду и уйти вместе с Болотниковым из Коломенского.

Убитых оказалось много, а взятыми в плен в Москве были заняты все темницы и подвалы под приказами и большими палатами. Называют число пленных — от шести до десяти тысяч. Многим москвичам было поручено стеречь по двое-трое пленников. Сдавшихся в Заборье казаков пощадили, их переписали и отправили служить по разным городам, а всех остальных пленных, среди которых большинство также составляли казаки, — казнили. «Каждую ночь их водили сотнями, как агнцев на заклание, ставили в ряд и убивали дубиною по голове, словно быков, спускали под лед в реку Яузу», — писал очевидец Исаак Масса. Взятого в плен атамана казаков Аничкина, который ездил всюду с письмами от Лжедмитрия — Молчанова и подбивал к восстанию, живым посадили на кол. Присланный к нему от царя дворянин Истома Безобразов долго допытывался у атамана, кто на самом деле скрывается за именем царя Дмитрия, но терпящий жестокие мучения неожиданно ответил, что глава мятежников — брат царя Дмитрий Шуйский. Пришлось Василию Шуйскому клясться перед москвичами, что его брат ни в чем не повинен и что атаман из мести оклеветал Дмитрия, чтобы возмутить народ к неповиновению Шуйским[231]. Из этого небольшого, но значительного по сути эпизода хорошо видно отношение москвичей к царю и его родне: даже победив мятежников под Москвой, Василий Шуйский ощущал шаткость своего положения на престоле.

В так называемом «Карамзинском хронографе» Михаилу Скопину отведено первое место в разгроме мятежников в Коломенском. Подводя итог московским сражениям, автор пишет: «И милостию Божиею и государя царя и великого князя Василия Ивановича всея Русии сщастием бояре князь Михаила Васильевич Скопин Шуйской и иные бояре и воеводы воровских людей разогнали и побили и из-под Москвы воры побежали»[232]. Вместе с воеводой Скопиным-Шуйским и под его руководством сражались князья Иван Хованский и Дмитрий Мезецкий, Василий Бутурлин, князь Юрий Хворостинин, князь Федор Лыков, князья Яков и Михаил Борятинские, князь Дмитрий Пожарский, князь Федор Елецкой, Тимофей Грязнов, Василий Вишняков, Борис Глебов[233]. Многие из них были старше и опытнее, чем Михаил Скопин. Но умение использовать чужой опыт, чтобы решить поставленную перед всем войском задачу, — безусловная заслуга самого командующего — молодого воеводы Скопина, в котором современники отмечали и личную храбрость, и решительность.