Георгий Марков - Отец и сын (сборник)

• Название: Отец и сын (сборник)
• Автор: Георгий Марков
• Жанр: О войне
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0926-8

1921 год. Еще не вставшая на ноги, неокрепшая молодая таежная коммуна протягивает руку помощи и дружбы хантам, которых притесняет и грабит купец Порфирий Исаев. В этой борьбе погибает председатель коммуны, большевик-партизан Роман Бастрыков. На смену отцу приходит его сын Алешка, воспитанный старым большевиком Тихоном Ивановичем Скобеевым. Став комсомольцем, Алешка продолжает борьбу своего отца за переустройство огромной страны.

Повесть «Орлы над Хинганом» рассказывает о боевой службе воинов-дальневосточников и забайкальцев в годы Великой Отечественной войны.

---

— Веди.

Порфирий Игнатьевич пошел впереди, на середине двора опасливо оглянулся, подумал: «А вдруг все обман и никакие они не полковники, а самые неподдельные коммунары?» Испуг продолжался одно мгновение. «А зачем коммунарам прятаться? Явился же тогда Бастрыков открыто и просто», — успокоил себя Порфирий Игнатьевич.

На крыльце Исаев снова чуть придержал полковника. Он с умыслом не торопился теперь. «Если Устиньюшка не дура, то она должна прибрать на столе, чтоб следов попойки не осталось», — думал Порфирий Игнатьевич.

В сенях и в прихожей хозяин снова чуть помедлил. Когда он ввел полковников в столовую, Устиньюшка с помощью Надюшки успела уже перетащить грязную посуду в кухню. Остатки закусок и жареного лежали на свежих тарелках, и можно было подумать, что в этом доме только то и делали, что ждали, когда пожалуют их высокие благородия. «Ай, душка моя, молодец ты! Не ударила перед высшим сортом в грязь лицом!» — мысленно поблагодарил Порфирий Игнатьевич супругу. А полковники обратили свое внимание прежде всего на стол.

— Это хорошо, Порфирий Игнатьич, что закусить приготовил. Проголодались мы зверски, — глотая слюну, сказал Касьянов, а Звонарев удовлетворенно хмыкнул.

— А как же! У меня с утра сегодня было предчувствие: кто-то прибудет важный, — присочинил Порфирий Игнатьевич. Но тут васюганский купчик хватил через край.

Полковники взглянули на него, как кипятком обожгли.

— Ну, ты ври, да не завирайся, — прогудел Касьянов, нисколько не заботясь о вежливости. — Предчувствие у него было! Пьянствовал ты целый вечер! В твой дом входишь, как в пивную бочку влазишь. Так и шибает спиртным.

— И небось все до капельки вылакал и нам не оставил, — впервые подав голос, сильно заикаясь, сказал Звонарев.

«Он потому-то и молчит, что заика», — про себя отметил Порфирий Игнатьич; а вслух воскликнул:

— Что вы, Христос с вами! «До капельки вылакал!» Да для таких особ я из-под земли достану.

Исаев выскочил в прихожую и вернулся с бутылками в руках.

— Быстро «под землю» слазил, — смягчившись, засмеялся Касьянов.

Порфирий Игнатьевич прикрыл двери в прихожую и спальню, пригласил гостей к столу, придвинул им хрустальные рюмки.

— Стаканы давай. Мы не дети, — отодвинул рюмки Касьянов. — Пьем по-мужицки. Один раз из большой посуды.

Порфирий Игнатьевич принес тонкие стеклянные стаканы, и Касьянов наполнил их до самых краев. Самому хозяину он не предложил даже рюмки.

«Вот это да! Привык к власти. Этот не будет, как те, с заимки, хвостом передо мной вилять да васюганским князем называть», — подумал Порфирий Игнатьевич, не зная еще, радоваться этому или печалиться.

Полковники чокнулись и молча осушили стаканы.

«И закусывать не спешат. Неужели не заберет их хмель?» — не без зависти подумал Исаев.

— Ну что, Порфирий Игнатьич, приуныл? Рассказывай, как живешь? — как-то неожиданно сказал Касьянов.

— Жизнь? Что ж, она идет. Если б не коммуна… Как грозовая туча над головой нависла…

— А какого черта вы сидите сложа руки? Разве вам такой приказ был дан?! — закричал Касьянов, багровея и тараща на Порфирия Игнатьевича круглые глаза, увеличенные стеклами очков.

— Они ждут, когда им победу над Лениным, как жареную гусыню в жаровне, поднесут. Остолопы и разгильдяи! — свирепо выругался Звонарев.

— А что я один могу сделать? — развел руками Порфирий Игнатьевич. — Была бы моя воля, я бы давно коммуне к Господу Иисусу дорожку нашел.

— Вас здесь целый боевой отряд! Почему бездействуете? Вам известно, что над вами меч навис? — Касьянов в своем гневе, казалось, готов был сожрать Исаева с потрохами.

— Господа офицеры не тянут, не везут, ждут новых инструкций, а я…

— А ты им попойки организуешь! — перебив хозяина, крикнул Касьянов.

— А что я… я подневольный. Сегодня вот Ведерникову свадебный бал устраивал. Женился вроде он…

— Женился?! Да я его, сукиного сына, вместе с его шлюхой собственной рукой расстреляю! — барабаня по столу кулаком, взревел Касьянов.

Порфирий Игнатьевич примолк, но в душе крутой прав полковников одобрил. «Предлагал я им потормошить коммуну — не захотели. Ну и пусть сами теперь отдуваются», — думал он о сидельцах на заимке.

Когда Касьянов и Звонарев, закончив ужин, закурили, Порфирий Игнатьевич решил забросить удочку насчет оплаты расходов по содержанию офицеров.

— Поиздержался я сильно, ваши высокие благородия. Как-никак три мужика. Их поить-кормить надо. Прошу ваших милостей… из казны, разумеется…

Касьянов свирепо посмотрел на Порфирия Игнатьевича из-под очков, сжал кулак и, поднеся его к лицу хозяина, ожесточенно сказал:

— А вот этого не хочешь? Ты что, вздумал наживаться на нашей трагедии? Знай, Исаев, сам и другим накажи: ни копейки тебе не будет возмещено! Если интересы борьбы потребуют, раскатаем твой дом по бревнышку, заберем все до последней нитки, отдадим твою жену под залог… А не захочешь идти с нами — на распыл!

Касьянов встал, зашагал вдоль стола.

— Ты понимаешь, как они тут живут?! — повернулся Касьянов к Звонареву. — Они живут преступно. Им наплевать на то, что мы на пределе! Они помышляют тут о наживе, о бабах, а рядом встает коммуна — оплот Ленина… Я из вас душу вытряхну, я заставлю вас кровью харкать!

Касьянов задыхался. Порфирий Игнатьевич стоял ни живой ни мертвый. Когда Касьянов чуть затих, Исаев решил восстановить свою репутацию.

— Верно вы говорите, господин полковник. И я так же думаю. А что о расходах заикнулся — по глупости. А этого Бастрыкова с коммунарами я готов своими руками задушить.

— Не бахвалься! Посмотрим вот, на что ты годен, — бросил Касьянов, глядя Порфирию Игнатьевичу в глаза, и, пройдясь еще раз по комнате, приказал ему, как своему денщику: — Приготовь нам постель! Утром подымешь пораньше… — Помолчав, вскользь добавил: — И вот что: победим большевиков — в обиде не останешься. Царьком всего Нарымского края сделаем!

— Благодарствую, ваше высокоблагородие! — От усердия Исаев даже пристукнул каблуками и бросился в спальню за подушками и бельем.

Уложив полковников спать, Порфирий Игнатьевич заспешил на заимку. Но встревоженные происшедшим Кибальников и Отс не сидели на заимке и встретили его за огородом на тропе. Они стояли под кедром, скрытые темнотой, мучительно гадая, что же в эти минуты происходит в доме Порфирия Игнатьевича. Не спалось и Ведерникову. Он прислушивался к каждому шороху, стараясь ничем не выдать Лукерье своего крайнего напряжения. Кибальников и Отс пообещали позвать его с вышки, если хоть что-нибудь удастся узнать о людях, нагрянувших в глубокий ночной час в дом Порфирия Игнатьевича. Но текли минуты и часы, а их не было.

С пятого на десятое Исаев рассказал Кибальникову и Отсу о своей встрече с полковниками. С особенным удовольствием он передал ту часть разговора, в которой начальники упрекали офицеров за бездействие. Не умолчал он и об угрозе Касьянова по адресу Ведерникова. Кибальников и Отс принялись расспрашивать Порфирия Игнатьевича о всех подробностях, но тот торопился. Важные гости могли почему-либо хватиться хозяина дома и его отсутствие расценить в каком-нибудь превратном смысле. Навлекать на себя их гнев Порфирий Игнатьевич не хотел…

Чуть не до рассвета просидели Кибальников, Отс и Ведерников на крыльце, обсуждая сложившееся положение.

Разошлись понурые, расстроенные, с самыми безрадостными предчувствиями.

— Что там стряслось? — спросила Лукерья, когда Ведерников осторожно поднялся на вышку амбара.

— Потеха, Луша! Приехали торгаши из Томска. Из потребсоюза. Будут по Васюгану потребиловки открывать. В каждом остяцком поселении… Ну вот… И дядины собаки их искусали. Одну они прикончили… требуют остальных перестрелять. Дядя уперся, не дает. Разве можно ему без собак? В тайге-то!.. А ты спи, Лушенька, спи…

Лукерья промолчала, втайне не веря ни одному слову Ведерникова. Она лежала с открытыми глазами. С вышки амбара в квадратную дыру лаза ей хорошо было видно темное небо, мигавшие звезды, неподвижный черный блеск оконного стекла в доме. Лукерья думала о вечерней попойке, вспоминала прозвища родственников Григория, почему-то все военные, его протест, и смущение, и, наконец, торопливый уход в комнату с граммофоном. «Нет, совсем, совсем они не те, за кого себя выдают. И ты тоже, Григорий, парень-ухарь, неспроста из Томска к дядюшке приехал. Знать, коммунары не зря говорят, что богатство ваше на остяцких костях нажито… Эх, были бы у меня крылья…»

Минутами Лукерье хотелось встать, сойти с вышки и сейчас же бежать, бежать куда глаза глядят. Но бежать отсюда было некуда. Кругом лежали непроходимые леса и болота без дорог и без троп, а река, темная, непроглядная река пугала ее пуще смерти. До самого рассвета Лукерья не сомкнула глаз. Ведерников тоже не спал, ворочался с боку на бок, вздыхал, будто на него давила какая-то тяжесть.