Максим Исповедник - Творения

• Название: Творения
• Автор: Максим Исповедник
• Жанр: Религия

Собрание творений преп. Максима Исповедника из разных источников в Сети.

---

О жизни Максима Исповедника и его учеников в ссылке, их кончине и чудесах, совершавшихся еще при жизни святого, а затем на его могиле, известно из дошедших до нас свидетельств современников, которые мы здесь пересказывать не будем[1999].

Скончался Максим в крепости Схимарис 13 августа 662 г.; его ученик Анастасий — монах — незадолго до этого, 22 или 24 июня того же года; Анастасий — апокрисиарий, пережив их на четыре года и оставив ряд важных свидетельств[2000], умер 11 октября 666 г.[2001] В это время империей еще правил Констант, который переселился на Сицилию, где жил в Сиракузах, пока в 668 г. его не убил в бане сын того самого патриция Троила, который дважды выступал обвинителем Максима[2002].

Закончить рассказ о подвиге Максима Исповедника и его борьбе с ересью монофелитства хотелось бы словами Ж. — К. Ларше: «В 680 г. VI Вселенский собор (Константинопольский III) реабилитирует его (Максима) и канонизирует его учение о двух волях и двух энергиях Христа»[2003]. Хотелось бы. Но, к сожалению, для этого нет оснований. В Деяниях VI Собора о реабилитации Максима речи нет. Нет в них и хотя бы какого‑нибудь положительного упоминания о нем (не говоря уже о прославлении)[2004]. Было ли, как принято считать, канонизированное на Соборе диофелитство в точности учением Максима[2005] — вопрос, требующий дальнейшего исследования[2006].

III. Шестой Вселенский Собор и дело Максима

В составе Собора, созванного в Константинополе в 680–681 гг. по инициативе императора Константина Погоната, при поддержке папы Агафона, а также всего западного и византийского епископата можно выделить по меньшей мере четыре силы: 1) светская власть в лице императора и его представителей, 2) Рим в лице легатов папы, 3) византийские церковные иерархи, которые примкнули на Соборе к исповеданию Агафона, и 4) те, кто, как монофелит Макарий Антиохийский, не приняв исповедания Рима, были анафематствованы и оказались вне Церкви.

Для каждой из этих сил был характерен свой взгляд на историю Церкви в период монофелитских споров, свои интересы и свои богословские и экклесиологические позиции. Мы постараемся кратко представить каждую из них.

Позиция императора.

VI Собор стал настоящим триумфом Константина Погоната. Уже во время восьмого заседания (всего их было 18) отцы Собора провозгласили ему «многая лета», наименовали новым Константином Великим, защитником православия и примирителем. Причем ироизош — ло это сразу после того, как по повелению императора в диптихах[2007] Константинопольской Церкви было восстановлено имя папы Витали- ана[2008], которое было оттуда вычеркнуто незадолго до созыва Собора.

Имя Виталиана было дорого Константину потому, что не кто иной, как папа Виталиан поддержал его в критический момент, когда в 668 г. в Сиракузах был убит отец Константина, император Констант, и на престол претендовал армянин Мизизий. Свою признательность Ви- талиану Константин особо отметил в послании от 11 сентября 678 г. предшественнику Агафона, папе Домну, где впервые высказал идею о необходимости устранения существующего церковного раскола.

(О том, каким образом после возобновления общения Рима с Константинополем при папе Виталиане вновь возникло разделение, мы будем говорить особо[2009]. Факт тот, что на момент написания императором послания папе Домну общения Церквей не было).

Итак, в письме Домну император писал, что воспротивился вынесению имени папы Виталиана из диптихов Константинопольской Церкви (впоследствии его все же оттуда убрали и вернули лишь на VI Собор) «ради оказанной Виталианом при жизни любви к нам, во время восстания наших гонителей». Впрочем, это был лишь второй из приведенных им мотивов. Первым же был другой: «…потому что сохраняем полное равенство и считаем тех и других [т. е. и пап римских и константинопольских патриархов] православными» (Деян. Т. IV. С. 14).

Итак, в течение какого‑то времени до Собора император еще считал обе стороны православными, и выступая их примирителем, выражал надежду на то, что путем богословской дискуссии (созыв Собора предполагался в будущем, но пока считался неблаговременным) можно будет устранить разделение, возникшее между двумя Церквями, и состоящее в «бесконечном споре из‑за пустых тонкостей» (Там же. С. 12).

В начале послания папе Домну Константин еще оправдывает политику Типоса, указывая на то, что «из частного прения не только не может произойти согласия относительно спорного предмета, но зло только увеличится» (Там же. С. 11). Однако, приглашая представителей Запада к богословской дискуссии с иерархами в Константинополе и гарантируя им безопасность, он тем самым уже фактически приостанавливал действие Типоса — правда пока только в пределах дискуссии, которая должна была стать не частным прением, а официальным собеседованием под покровительством императора, бравшего на себя посреднические функции.

Император сообщал папе Домну, что ему удалось уговорить двух патриархов (Константинопольского Феодора и Антиохийского Макария), настаивавших на вынесении из диптихов имени Виталиана[2010], не вычеркивать его с условием, что папа в ближайшее время пришлет своих представителей для богословской дискуссии (Там же. С. 14).

Как мы видим, имя папы Виталиана было знаковым с самого начала подготовки VI Вселенского собора. Из тех же деяний Собора[2011] мы узнаем, что промедление Рима с отправкой делегации (длившееся два года, пока Рим готовил ответ на письмо императора папе Домну) позволило патриархам Константинополя и Антиохии все же настоять на том, чтобы папу Виталиана из диптихов исключили. Когда же Собор начался, то сразу после того, как большинство константинопольского епископата на вопрос императора, согласны ли они с вероисповеданием папы Агафона, ответили утвердительно, имя папы Виталиана было в диптихи возвращено, и императору Константину, как и папе Агафону, а после них и патриарху Константинопольскому Георгию, предложившему императору вернуть в диптихи Виталиана, отцы Собора провозгласили «многая лета», что было первым символическим актом примирения Церквей, важную роль в котором, несомненно, сыграл Константин Погонат.

По ходу Собора, и особенно с его окончанием, изменилась и оценка императором Константином состояния Церквей. В послании папе Домну, как мы видели, Константин выражал мнение, что и Римская, и Византийская Церковь православны, и что не нужно отдавать предпочтение ни одной из них, ибо раскол есть результат недоразумения и дьявольских козней. После Собора, в послании к сменившему Агафона папе Льву император выражает несколько иной взгляд. Он не говорит отдельно о Римской Церкви и Византийской, но говорит о «болезни», которая «одержала Церкви Божии» в целом, исцелению которой и призван был способствовать собранный им Собор. О том, что «болезнью» болели только какие‑то одни Церкви, а другие — нет, у императора речи нет. Сама эта болезнь характеризуется Константином как привившаяся к Церквам ересь. Это видно из того, как она описывается в императорском Послании святому Собору апостольского престола в Риме: «Иерархи сделались ересиархами и вместо мира возвещали народу распрю, сеяли на церковной ниве вместо пшеницы плевелы, вино мешали с водою и поили ближнего мутной смесью, волк принимался за ягненка, ягненок за волка, ложь считалась истиною, и истина ложью. Перепутались все дела Церкви» (Там же. С. 258).

Здесь опять не уточняется, о какой Церкви идет речь. Ясно, что осуждение на VI Соборе папы Гонория способствовало такому неопределенному взгляду, не сосредоточенному на особенностях состояния Римской и Византийской Церквей накануне VI Собора.

Впрочем, император не переставал говорить о важности присланного Собору папой Агафоном послания, содержавшего, как определил Собор, сличая это послание с учением святых отцов и Вселенских соборов, правильное апостольское учение, и потому принятое «как голос самого божественного [апостола] Петра» (Там же).

Что касается «волков», которые принимались за «агнцев», то Эдикт императора, изданный по окончании Собора, называет их поименно; это еретики, осужденные Собором, — как уже скончавшиеся: Феодор Фаранский, Сергий, Кир, Пирр, Павел, Петр и папа Гонорий, так и еще здравствующие: в первую очередь, Макарий Антиохийский и его ученик Стефан[2012]. Никого из исповедников православия — т. е. «агнцев», которых принимали за «волков» — император, однако, не упоминает.

Итак, император достиг всех целей, какие только мог ставить, созывая Собор: произошло примирение Церквей империи, его авторитет как защитника православия возрос. Из уст отцов Собора император услышал: «Ты утвердил православие» (Там же. С. 231), при этом ничего, относящегося к политике в отношении Церкви ни самого императора Константина Погоната, который не отменял Типос как минимум десять лет, ни его отца Константа, гонителя святых, ни кого‑либо из Ираклидов, осуждено не было. Хотя Собор вскользь и признал один раз, что император «был увлечен на ложный путь» (впрочем, не уточняя, на какой именно), но возложил всю ответственность за это на Макария Антиохийского[2013]. Авторитету династии вред нанесен не был; личная власть императора, напротив, была сильно укреплена.