Елена Ярошенко - Две жены господина Н.

• Название: Две жены господина Н.
• Автор: Елена Ярошенко
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2002
• ISBN: 5-04-009454-Х

Тихий городок гудел, как растревоженный улей. Ведь совсем недавно в овраге нашли мертвую Авдотью-молочницу, а теперь еще на пустыре обнаружили зарезанную бабу… Судебный следователь Дмитрий Колычев листал пожелтевшие страницы дела по убийству Матильды Новинской, произошедшему десять лет назад. Преступник нанес тогда Новинской три удара колющим орудием, и именно такие раны были и у двух женщин, убитых за последний месяц. Значит, в бессмысленной болтовне слуги Колычева Васьки про мстительную ведьму все же были рациональные зерна, хотя допустить, что восставшая из гроба мадам Новинская бродит по городу и губит женщин, было невозможно. А еще через несколько дней горожане готовы были поверить в существование ведьмы — в овраге нашли еще одну убитую женщину…

---

Опанас, узнав о взрыве, примчался в Москву, хотел увезти ее из города и где-то спрятать, но, взглянув на растерзанные руки, передумал. Он только забрал ее из Первой городской больницы, перевез в Бахрушинскую, где у него был знакомый доктор, и устроил ее там под другим именем.

Неужели думал, что это может спасти ее от ареста? Нет, просто не захотел возиться с инвалидом. Долли никогда не забудет, каким взглядом он смотрел на нее и ее руки… Так смотрят на нищих, демонстрирующих свои увечья на церковной паперти.

Да, теперь она — инвалид, и ждать от мужчин может только равнодушия или брезгливой жалости, что еще хуже.

Господи, почему она не умерла тогда от взрыва проклятой запальной трубки? Скоро придется предстать перед судом, и ее, конечно же, загонят на каторгу. Будь она здоровой и красивой, могли бы приговорить и к казни, несмотря на то, что она — женщина. А теперь жалкую изувеченную калеку эти «гуманисты», вероятно, пожалеют и приговорят к долгому сроку каторги.

А как ей выжить на каторге без рук? Она все равно умрет, только теперь ее смерть будет долгой, мучительной и отвратительно убогой. Хорошо бы все-таки умереть до суда… В мире ином можно обойтись и без рук.

— Здравствуй, Мура!

Она устало и равнодушно отвела взгляд от стены, которую разглядывала целыми днями, предаваясь этим невеселым размышлениям. Рядом с ее койкой стоял Колычев.

Дмитрий благодаря связям, которыми худо-бедно обзавелся за время службы в окружном суде, а также помощи вездесущего Антипова сумел добиться свидания с Мурой в тюремной больнице.

Он еще чувствовал сильную слабость после ранения и ходил, опираясь на трость. К тому же доктора настаивали, чтобы Дмитрий носил специальный медицинский корсет, поддерживающий раздробленное пулей ребро. Корсет сильно мешал, надоедал и делал выправку Колычева неестественно прямой. Уличные мальчишки порой позволяли вслед ему бестактные высказывания типа: «Господин, проглотил аршин!».

— Ты? — равнодушно спросила Мура, не здороваясь. — Жив?

— А ты хотела меня убить?

— Если бы хотела — убила бы. Я не так уж плохо стреляю… Вернее, стреляла. Больше уже не смогу. Бог меня за тебя наказал. Так зачем ты пришел? Я — государственная преступница, убийца… Тебе здесь не место!

— Я знаю. Я никогда не забуду, как ты убила у меня на глазах человека, там, в «Феодосии».

— Я убила там не человека, а провокатора. Это было не убийство, а казнь ради благородной цели. Так зачем ты пришел?

Дмитрий сглотнул вставший в горле комок и неожиданно произнес:

— Я скучаю по тебе.

— Я тоже. Но больше никогда не приходи. Я не хочу тебя видеть.

— Ты забыла у меня свое кольцо. Может быть, возьмешь его на память?

— Зачем? Я и так тебя не забуду. Митя, неужели ты не понимаешь, что мне больше не на чем носить твое кольцо? У меня не осталось ни одного здорового пальца. Да и вообще, их теперь у меня немного…

Она приподняла над простыней обрубки рук, замотанные бинтами. У Колычева сжалось сердце.

— Что ты сделала с собой? Зачем, зачем ты себя погубила?

— Прекрати эти бабские стенания. Противно слушать. Я ни о чем не жалею. Я прожила жизнь так, как сочла нужным. Уходи, Митя. Уходи навсегда. Все кончено.

— Тебе помочь с адвокатом к процессу?

— Не волнуйся, мне помогут. Уходи, прошу тебя.

— Ответь мне, пожалуйста, только на один вопрос. Тогда в переулке на Остоженке у церкви Ильи Обыденного мы с тобой встретились случайно?

— Какой же ты все-таки дурак! Конечно же, нет. Я узнала, что ты служишь в окружном суде в Москве, и решила использовать знакомство с тобой для своих целей. В нашей организации принято использовать личные связи на благо общего дела. Мы встретились не случайно, а как бы случайно, Митя. Я подумала, что это гораздо лучше, чем просто явиться к тебе просительницей… Сначала нужно тебя растрогать и оживить воспоминания о прошлом. Вот и все. Теперь уходи наконец.

Колычев встал, похудевший, осунувшийся, с прямой, словно бы деревянной спиной, и пошел к двери, тяжело опираясь на трость.

— Митя! — вдруг отчаянно закричала Мура, и он обернулся как-то странно, всем корпусом. По ее лицу бежали слезы…

— Митенька, — быстро заговорила она. — Все равно, то Рождество у вас в усадьбе, помнишь? Это были самые счастливые дни моей жизни… Потом я уже никогда не была счастлива. Митя, прости меня за все, слышишь? Простишь?

— Уже простил. Пусть бог простит тебя, Мура. Нет таких целей, ради которых можно убивать людей… Неужели это никому не понятно? Господи, да вразуми же ты Россию!

Эпилог

Процесс над Марией Веневской проходил в судебной палате с участием сословных представителей. Приговор гласил: лишение всех прав состояния и ссылка на каторжные работы в Сибирь сроком на десять лет.

Пока Веневская находилась под следствием, был арестован и Манасеенко. Арест его был случаен, об участии Манасеенко в подготовке самых громких террористических актов следствию известно не было, с делом Веневской его никак не связали и вообще никаких серьезных улик против него не нашли.

Следствие провели весьма небрежно, второпях, и ничего, кроме того, что Манасеенко поддерживает какие-то неопределенные связи с партией эсеров, установить не смогли. На всякий случай его выслали административным порядком из пределов европейской России.

Манасеенко подал прошение, чтобы ему разрешили вступить в законный брак с ссыльно-каторжной Марией Веневской, женился на ней и последовал за Долли на каторгу в Восточную Сибирь.

Узнав о браке Опанаса и Долли, Борис Савин был весьма удивлен. Надо же было свалять такую глупость! Ну и дурак же Манасеенко! Связался с инвалидкой, которую будет теперь всю жизнь кормить с ложки…

И стал потерянным человеком для партии, для революции, для террора, да и для собственной жизни. А мог ведь отбыть пару лет ссылки в каком-нибудь крупном городе за Уралом (там есть вполне цивилизованные места с многочисленными эсеровскими организациями) и вернуться к борьбе!

Нет у людей настоящей преданности делу, одни глупости на уме. Конечно, Долли была очень хороша, но ведь той Долли уже нет. Кто бы мог подумать, что Опанас такой дурак!

Впрочем, у Савина появилась новая забота. В партии зародилось подозрение, что Азес — провокатор и шпион. Нужно было разобраться с этим делом…