Колин Маккалоу - Прикосновение

• Название: Прикосновение
• Автор: Колин Маккалоу
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-036650-7, 978-5-9713-5998-2, 978-5-226-00396-7

Шотландский парень Александр Кинросс уехал искать счастья в далекую Австралию и стал могущественным, сильным и безжалостным человеком, не признающим ничьей воли, кроме собственной… Юную Элизабет Драммонд выдали замуж за Александра, но она не познала с ним радостей любви…

Целеустремленная и решительная Руби Коствен, любовница Александра, отдала все силы, чтобы дать достойное образование сыну — красивому, талантливому юноше с пылким сердцем…

Как причудливо переплетаются судьбы!

Сколько любви и ненависти, страсти и соперничества!

---

Когда последние из дочерей Дьюи отправились заканчивать учебу в сиднейский пансион, мисс Дженкинс не осталось ничего другого, кроме как давать уроки музыки в Батерсте и с трудом сводить концы с концами. Спустя некоторое время Александр Кинросс предложил ей хибарку в Кинроссе и приличное жалованье в обмен на ежедневные уроки игры на рояле. Безмерно благодарная ему, мисс Дженкинс немедленно согласилась.

Ей не было и тридцати, но выглядела она на все сорок, особенно потому, что имела тусклый цвет волос и глаз, а ее кожа от яркого солнца покрылась сеточкой мелких морщинок. Способности к музыке Теодора унаследовала от матери, которая обучила ее нотной грамоте и старалась находить для дочери пианино для упражнений на каждом прииске, где они селились.

— Мама умерла через день после того, как мы приехали в Софалу, — объяснила мисс Дженкинс. — А папа — год спустя.

Этот кочевой образ жизни изумлял Элизабет, которая никогда не отъезжала дальше пяти миль от дома, пока за ней не прислал Александр. Как тяжела такая жизнь для женщин! Как трогательно обрадовалась мисс Дженкинс шансу, который дал ей Александр!

Той ночью в постели Элизабет сама придвинулась к мужу и положила голову ему на плечо.

— Спасибо, — еле слышно выговорила она и поцеловала его в шею.

— За что?

— За то, что вы так добры к бедной мисс Дженкинс. Обещаю вам, я научусь играть на рояле. Это самое меньшее, чем я смогу отблагодарить вас.

— Ты можешь сделать кое-что еще.

— Что же?

— Снять ночную рубашку. Кожа должна прикасаться к коже.

Застигнутая врасплох Элизабет подчинилась. «Это» стало для нее настолько привычным, что уже не стесняло и не причиняло неудобств, но прикосновение обнаженных тел не вызвало приятных ощущений. Однако Александр счел эту ночь победой.

Но как же трудно оказалось учиться музыке! Элизабет была не лишена способностей, но выросла в семье, где музыкой никто не интересовался. Поэтому начинать пришлось с нуля, не имея даже элементарных познаний о музыкальных произведениях, названиях, формах. Изо дня в день она спотыкалась, играя гаммы. Удастся ли ей когда-нибудь сыграть первую пьеску?

— Конечно, но сначала надо добиться беглости пальцев и научиться управлять движениями правой и левой руки. А ваши уши должны научиться различать ноты, — объясняла Теодора. — Еще разок, милая миссис Кинросс. У вас уже кое-что получается.

Через неделю они перестали чинно звать друг друга по фамилии. Уроки слегка скрашивали одиночество Элизабет. Каждое утро ровно в десять Теодора выходила из вагона; до обеда они занимались сольфеджио, потом подкреплялись в зимнем саду и, наконец, переходили в гостиную и приступали к неизбежным гаммам. В три Теодора уезжала обратно в Кинросс. Иногда ученица и учительница прогуливались по парку, а однажды даже дошли до тропы, и Теодора показала Элизабет свой крошечный домишко, которым невероятно гордилась.

Но в гости ученицу она так и не пригласила, а Элизабет не напрашивалась на приглашения. В таких делах Александр был непреклонен: его жена не должна бывать в Кинроссе ни под каким предлогом.

Напрасно прождав уже вторых месячных недомоганий подряд, Элизабет поняла, что она в положении. Но как сообщить об этом Александру, она не представляла. Беда заключалась в том, что для нее он по-прежнему был чужим человеком и желанием сближаться с ним Элизабет не горела. Пытаясь разобраться в своих опасениях, она понимала, что до сих пор относится к нему как к далекому, непонятному, вечно занятому хозяину, с которым даже не о чем поговорить. Как же поделиться с ним новостью, которая переполняла ее тайным ликованием, не имеющим ничего общего с «этим» или с Александром? Как ни ломала Элизабет голову, нужных слов не находилось.

Через два месяца после прибытия в Кинросс-Хаус она сыграла мужу «К Элизе», выбрав день, когда он вернулся домой к ужину. Исполнением он остался доволен: Элизабет мудро дождалась дня, когда пальцы перестали спотыкаться на клавишах.

— Бесподобно! — воскликнул Александр, подхватил жену с табурета и опустился в кресло, усадив ее себе на колени. Поначалу он кусал губы, потом прокашлялся. — Я должен задать тебе один вопрос.

— Какой? — спросила Элизабет, предчувствуя расспросы об уроках музыки.

— Мы поженились два с половиной месяца назад, а недомоганий у тебя не было еще ни разу. Ты ждешь ребенка, дорогая?

Вцепившись в него обеими руками, она ахнула.

— Да-да, Александр, но я не знала, как вам сказать…

Он нежно поцеловал ее.

— Элизабет, я тебя люблю.

Если бы этим он не ограничился, если бы Элизабет хватило смелости поудобнее устроиться у него на коленях, пробуждая в нем нежность, если бы он признался, что с нетерпением ждет появления ребенка, умиляясь тому, что его жена, эта девочка, созрела, чтобы стать матерью, кто знает, как сложилась бы жизнь Элизабет и Александра?

Но он вдруг рывком поставил ее на ноги и сам поднялся, помрачнев и сердито глядя в ее растерянное лицо. Она недоумевала, чем разозлила его, задрожала и съежилась, когда он судорожно сжал в руках ее ладони.

— Раз уж ты носишь моего ребенка, тебе пора узнать обо мне, — жестко начал он. — Я не Драммонд… Нет, помолчи и выслушай! Дай мне выговориться! Я тебе не двоюродный брат, Элизабет, — просто дальний родственник со стороны Мюрреев. Моя мать из семьи Мюрреев, а кто мой отец, понятия не имею. Дункан Драммонд знал, что мать с кем-то встречается, только потому, что она целый год отказывалась ложиться с ним в постель, однако забеременела, и не от него. Даже когда он допытывался, мать не назвала имени любовника, только объяснила, что была влюблена и потому не могла заставить себя отдаться Дункану, которого никогда не любила. Рожая меня, она умерла и унесла свою тайну в могилу. А Дункан из гордости никому не говорил, что я не его сын.

Элизабет слушала, раздираемая облегчением от того, что Александр сердится не на нее, и ужасом от услышанного, но не понимала, зачем он так грубо оборвал минуту их сближения и нежности. Будь она постарше и поумнее, она спросила бы, почему с исповедью нельзя подождать до завтра, а Элизабет сделала единственный вывод: дьявол в ее муже сильнее любовника. Ее младенец не так важен, как незаконное рождение самого Александра.

Но она сочла своим долгом сказать хоть что-нибудь:

— О, Александр! Несчастная женщина! А где же был этот человек, почему не пришел проститься с ней?

— Не знаю, хотя я часто задавал себе тот же вопрос. — Голос Александра по-прежнему звучал жестко. — Думаю, собственная шкура была для него важнее моей матери и меня.

— А может, его уже не было в живых, — возразила Элизабет.

— Вряд ли. Так или иначе, — продолжал он, — все детские годы я страдал в доме человека, которого считал отцом, и гадал, почему мне никак не удается угодить ему. Откуда-то во мне взялось ослиное упрямство, которое не давало мне трястись и умолять о пощаде, как бы сильно и часто ни избивал меня Дункан, что бы он мне ни приказывал. Я просто ненавидел его. Лютой ненавистью!

«И эта ненависть до сих пор жива в тебе, Александр Кинросс», — мысленно поддакнула Элизабет.

— Как же вы узнали? — спросила она, стараясь усмирить колотящееся сердце.

— Когда священником стал Мюррей, у Дункана появилась родственная душа. Они спелись сразу, и, похоже, в тот же день Мюррей узнал, как я появился на свет. Прежде я целыми днями пропадал у доктора Макгрегора, учился у него — Дункан не решался отказать священнику. И я, наивный, думал, что и при Мюррее все пойдет по-старому. Мюррей прогнал меня и заявил, что уж он позаботится, чтобы в университет меня не приняли никогда. Я рассвирепел и набросился на него. Сломал ему челюсть и так далее, но прежде он успел выпалить, что я ублюдок, моя мать — шлюха, а я попаду в ад за то, что она изменяла Дункану.

— Страшно, — поежилась Элизабет. — Мне говорили, что вы сбежали.

— В ту же ночь.

— А сестра была добра к вам?

— Уинифред? Да, по-своему. Но она была пятью годами старше и к тому времени, как правда стала известна, уже вышла замуж. По-моему, она до сих пор ни о чем не подозревает. — Он отпустил руки жены. — Но ты-то все поняла, Элизабет.

— Поняла, — с расстановкой ответила она. — Да, поняла. С первой минуты знакомства я заметила, что вы не похожи на Драммондов. — Ее лицо осветилось улыбкой, возникшей из какого-то кладезя силы и независимости, о котором Элизабет и не догадывалась. — Сказать по правде, вы напоминали мне дьявола — с этой бородой и бровями. Я до смерти вас боялась.

Это признание вызвало удивленный взгляд и смех.

— В таком случае бороду придется сбрить, а вот с бровями ничего не поделаешь. Хорошо еще, в том, кто отец этого ребенка, сомневаться не придется.

— Никаких сомнений быть не может, Александр. Я вышла замуж девственницей.