Евдокия Ростопчина - Счастливая женщина

• Название: Счастливая женщина
• Автор: Евдокия Ростопчина
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1991
• ISBN: 5-253-00253-7

Евдокия Петровна Ростопчина (1811−1858) — известная писательница прошлого века. Ее перу принадлежат интересные повести, принесшие автору славу «российской Жорж Занд». «Счастливая женщина» — роман, оригинально сплавивший традиции романтической и психологической прозы, его отличает своеобразное решение вопроса о свободе женщины и изящество стиля.

---

Первое действие драмы кончилось — Борис не являлся!.. Началось второе, тоже кончилось — его все не было!.. Настало третье действие и десятый час, у Марины затемнело в глазах, она перестала дышать и готова была упасть в обморок от грозы, в сердце и груди ее свирепствовавшей незаметно для ее спутников, как вдруг один из них, взглянув на литерную ложу против них, узнал там все семейство Ухманских и Бориса между ними, держащего в руке огромную зрительную трубку своей матери… Марина вздрогнула при этом имени и известии, как будто молния упала и разразилась у ног ее. Да, это точно был он, Борис… которого она так ожидала, которому так радовалась, для которого собственно поехала, для которого наряжалась и была прелестна!.. Он ее обманул!.. О! нет, нет!.. Верно, он не виноват, верно, он не добровольно пожертвовал этим свиданием, ею, их взаимною радостью… Но разве он не мог, не должен был устоять против всех стараний удалить его от нее?.. Разве она сама согласилась бы для кого или чего-нибудь в мире изменить их распоряжения, не сдержать данного ему слова?.. Разве вся сила, вся воля, вся энергия и страстность любви должны быть уделом одной женщины?.. Разве он затем ее полюбил, чтобы всегда и везде жертвовать ею прочим привязанностям своего сердца?.. Ад кипел в душе бедной женщины: она играла веером и продолжала беседовать с своими кавалерами…

Борис издали глядел на нее так грустно… так нежно!.. Дома она нашла записку, в которой он умолял ее простить его. Мать нечаянно объявила после обеда, что у нее есть ложа, но нет кавалера и Борис должен был ее сопровождать!

VII. Cosi fan tutti

Так всегда случалось!.. Когда между Борисом и Мариною было условлено свидание, когда она ждала его дома, когда должна была найти в театре или встретить на бале, всегда какое-нибудь непредвиденное, но его семьею устроенное, обстоятельство разрушало все соображения и приготовления двух любящихся. Борис, желая только уберечь безопасность своей любви, не подвергая ее слишком решительным нападениям родителей, Борис страдал от таких помешательств, но переносил их и жертвовал часами и днями, чтоб отстоять безопасность нескольких лет, как он полагал. Он не рассуждал о том, что часы и дни составляют настоящее и что это настоящее и есть жизнь, тогда как будущее, неверное, неведомое будущее никому не принадлежит и никем не может быть упрочено, а потому и не стоит таких жертв. Он не рассуждал, что жизнь и молодость бегут от нас… что счастье крылато, как сама любовь, а потому надо держать их крепко, когда они у нас в руках, и дорожить каждой минутой, ими дарованной. Он хотел помирить любовь с уставом светской мудрости, заставить их ужиться ладно и согласно, продолжать в одно время и прекрасный роман своего сердца и вседневно положительную жизнь семьянина… Но понимал он, что эти две противоположности несовместимы и что, рано или поздно, одна из двух побеждает и вытесняет другую?.. Марина, решительнее его и самостоятельнее, была крепка и тверда теперь в своей любви, как прежде в своем сопротивлении. Жизнь ее сосредоточилась в этой страсти, в этом чувстве: она ими дышала, и ими только могла и страдать и блаженствовать. Но пылкость и искренность ее тем более были уязвлены этими мелкими, но ежедневно повторяемыми булавочными ранами, которыми осыпали ее со всех сторон. Раздражительность возрастала в ней вместе с тайным, но непримиримым и горьким негодованием, которое возбуждали в ней происки и проделки Ухманских. Мало-помалу она узнала, сколько они ей вредили в общем мнении. Приятельские языки довели до слуха ее все толки, все клеветы, против нее распространяемые. Она пожимала плечами и презрительно улыбалась, когда узнавала новые нелепости, распускаемые и другом и недругом про нее и Бориса, про чистую их любовь, про счастье, таимое так тщательно и строго ее пугливою скромностью. Но потом, когда восстание против нее завербовало не только праздную болтливость незнакомых ей людей, но даже тех, на которых она полагалась, как на защитников своих, когда те, которые назывались ее друзьями, стали тоже пересказывать напраслины на ее счет и перетолковывать каждое ее слово, каждый шаг ее, чтоб находить новые поводы к ее обвинению, она рассердилась на свет, для нее столь враждебный, и начала понемногу от него удаляться. Это была большая с ее стороны ошибка. Отступите перед недоброжелательством и злобою света, обнаружьте только слабость и несмелость, и вся стая завистников и клеветников бросится на вас и будет рвать вас на клочки! Марине следовало открыть свой дом, назначить три-четыре праздника на зиму, пококетничать с двумя-тремя посланниками и секретарями разных миссий, и в неделю все общество было бы снова у ног ее и прославляло бы снова свою богиню красоты и ума. Но она слишком углубилась в жизнь сердца, чтоб предаваться расчетам необходимого в свете макиавеллизма, и потому она потеряла позицию, которую не хотела защищать. Разрыв меж ею и обществом становился ежедневно непримиримее и громче. Она почти перестала выезжать к своим знакомым и принимать их к себе. Про нее уже не злословили, а кричали, на нее не клеветали, а вопияли!.. Она была обречена светскому осуждению, как будто совершила какое-нибудь ужасное преступление. Но тем сильнее, тем более привязывалась она к Борису и к своей любви; в них видела она вознаграждение за все и за всех!..

Графиня Текла в это время уехала в свои поместья. С нею и в ней Марина потеряла единственный голос, который не убоялся бы за нее вступиться и оправдать. Графиня Текла, пользуясь своим особенным положением в свете, никого не боялась и ни в ком не искала, потому что ни в ком не имела нужды. Никаких женских слабостей ей не могли приписать, и потому, защищая другую женщину, она не казалась бы отстаивающей свое собственное дело ради круговой поруки. Но ее уже не было в Петербурге, когда тучи стали сбираться над одинокой головой счастливой женщины. Скажите, кому мешало, кому вредило это счастье, тихое и пристойное, от которого не страдал даже так называемый муж, который своим отъездом, своим равнодушием сам отказался от молодой жены, ему чужой по всему?.. Скажите, за кого, за что так грозно ополчалось наше строгое, благочинное общество, которое терпит так много соблазнительных историй, так много шумных, непристойных связей и разгульных огласок в своем кругу?.. Почему на Марине взыскивалось так нравственно то, что прощается так легко другим женщинам, давно отбросившим женский стыд и уважение собственного достоинства?.. Не потому ли, что самолюбие массы скорей потворствует явному разврату, чем примерам исключительной любви, от которых оно не может выиграть ни сравнения, выгодного для себя, ни надежды наследовать мимолетное наслаждение, всем доступное и всем возможное?.. Не потому ли, что женщина, которая шалит, дает залог против себя всем мужчинам и чрез сравнение с собою возвышает добродетель прочих женщин.

Ухманские, видя, что в течение почти двух лет любовь Бориса к Марине не только не ослабла, но еще усилилась и возросла, возбуждаемая привычкою счастья, столь восторженного и столь полного, — Ухманские принялись за новую попытку. Они вознамерились женить Бориса…

Ухманские положили, что лишь женитьба вырвет Бориса из власти Марины, и стали усердно искать ему невесту.

Разумеется, что она должна была быть богата, пригожа, не столько из знатного рода, сколько принадлежащая семейству в ходу, значительному по местам, связям и влиянию своему в обществе.

Более от нее не потребовалось, — да и к чему?.. что еще нужно женщине, чтоб составить полное счастье рассудительного человека?

Разумеется еще, что Борис ничего не знал об этом новом заговоре и что ему последнему должны были объявить о его успехе, предоставляя силе и власти святых родственных обязанностей убедить его под конец принять эту невесту, о которой столь многие за него хлопотали.

Отец Бориса, сам старик Ухманский, не был в числе домашнего совета, решившего так беспрекословно участь молодого человека… Он слишком любил сына и слишком желал его личного счастья, чтоб хотеть мешать ему в этом счастье и жертвовать им из видов и расчетов семейной политики. Лишь бы Борис его приходил к нему веселый и довольный, лишь бы он мог любоваться улыбкою своего любимца и знать, что ему хорошо, — старик, по нраву или по старости перешедший за черту светского честолюбия и светских понятий о благоустройстве жизни вообще, старик не желал ничего для своего единственного сына и не соблазнялся за него никакими выгодами или приманками блеска и богатства. Беспрестанно возбуждаемый и вооружаемый против Марины, он не только не ненавидел ее, но бессознательно, хотя тайно, привык издали видеть в ней причину счастья Бориса, за что любил ее и был ей благодарен в душе. Но слабый и хилый, непривыкший спорить с женою, всегда им повелевающей, он скрывал свои чувства и только втайне справлялся о всем, что относилось к Борису, что Борис делал, думал, чем был доволен или нет. Поверенный и собеседник его был добрый Вейссе, наставник Бориса, проживавший в доме и по-прежнему полный отцовской любви к своему бывшему питомцу. Вейссе, понимавший человека, досозданного им, и знавший ему цену, не без страха видел Бориса сначала поглощенного светом, а потом женщиною. Он боялся, чтоб то и другое влияние разлагательно не подействовало на его прекрасную душу и светлый ум; боялся тем более, что ему известна была мягкость характера, от которой он не мог избавить своего питомца. Но когда он увидел, что любимая женщина благотворно наполняет жизнь и сердце Бориса, не уничтожая, а напротив поддерживая и возвышая в нем все его качества, — воспитатель почувствовал сам нечто вроде любви к незнакомой, но уже дорогой ему Марине. Он стал искать встречи с нею, ей неведомо и незаметно. Представиться блестящей и знатной законодательнице высшего общества скромный немец не дерзал, да и не желал. Он знал за собой такую робость, которая не допустила бы его явиться Марине в настоящем своем виде, и не хотел показаться ей не в свою пользу. К тому же он совестился говорить об ней с Борисом, расспрашивать его. Но любопытство его сумело найти случай; он разузнавал, куда Борис едет, и уверенный, что каждый выезд влюбленного должен иметь непременною целью встречу с предметом любви, когда Вейссе слышал, что Борис собирается в театр, концерт или в какое-нибудь место публичного увеселения, он отправлялся за ним и не спрашивая никого об Ненской, сам узнал ее в толпе петербургских красавиц, по соображениям своим и внутреннему сочувствию к вкусу своего питомца. С тех пор добрый Вейссе часто находился на дороге Марины, — издалека узнавал ее карету, ее ливрею, старался обогнать на улице, чтоб только взглянуть на ее чудную и симпатичную красоту, доставал такое кресло в театре, из которого виднее была ее ложа, и восхищался Мариною не менее самого ее обожателя.