Евдокия Ростопчина - Счастливая женщина

• Название: Счастливая женщина
• Автор: Евдокия Ростопчина
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1991
• ISBN: 5-253-00253-7

Евдокия Петровна Ростопчина (1811−1858) — известная писательница прошлого века. Ее перу принадлежат интересные повести, принесшие автору славу «российской Жорж Занд». «Счастливая женщина» — роман, оригинально сплавивший традиции романтической и психологической прозы, его отличает своеобразное решение вопроса о свободе женщины и изящество стиля.

---

Борис не подозревал новых ловушек, опять для него подготовленных. Беспечный и спокойный, он раза два был приглашен к графине Эйсберг и просидел, как другие, на ее аристократических и модных вечерах. Ненси подружилась с его меньшими сестрами, бывала у них, приводила в восторг зеленую гостиную, — но он все-таки не догадывался. Свет был дальновиднее его. В городе заговорили о слаживаемой свадьбе Бориса Ухманского и графини Ненси Эйсберг.

В одно утро Марина, снова терзаемая разными неудачами и расстроенными свиданиями, сидела задумчивая и бледная в любимом своем кабинете и держала в руке книгу, которой она не открывала. Ее мысли кружились упорно и безостановочно, как часовая стрелка около мерного круга часов, все около одного и того же предмета — Бориса и их взаимных отношений! — Она была недовольна и расстроена; она чего-то боялась, сама еще не зная почему, но предвидя и предчувствуя, по возобновленным отсутствиям Бориса, что против нее опять работают и восстают в доме его родных.

Вдруг раздался звонок в сенях. Она никого не ожидала и не хотела видеть. Он должен был заехать перед обедом, чтоб сказать ей, может ли или нет провести с нею вечер. Но для него теперь было рано, а внизу было приказано чужих не принимать. Стало быть, — это ее отец, редко ее навещающий, за недосугом, но всегда принимаемый ею с радостью, как существо, любившее ее в свою меру, видевшее ее в свою пору, но никогда ее не огорчавшее, и потому дружественное и приязненное. Марина не привыкла рассчитывать на отца своего, когда ей нужна была опора или отрада, не привыкла делить с ним ни своей скорби, ни своей радости, но она знала, что может быть уверена в неизменности спокойной его привязанности, и не требовала от него более, повторяя свою привычную поговорку, объяснявшую ей многое и многих на белом свете: «Иной любит, как другой не любит!»

На этот раз приехал не он: шум женского шелкового платья и легких женских шагов раздавался в ближней комнате. Удивленная Марина привстала, чтоб посмотреть, кого допустили к ней, когда она запретила принимать, и очутилась перед молодой, прекрасной, но немного изнуренной женщиной, княгиней Л…, подругой ее детства и одной из ее самых коротких знакомок.

— Мэри, — ты это?.. какой приятный сюрприз!.. Я тебя совсем не ожидала…

— Я думаю, не ожидала, когда ты никого пускать не велела; но я насильно к тебе ворвалась, а твои люди не смели меня остановить, хотя им очень того хотелось! Что с тобою? Я тебя сто лет не видала… ты нигде не бываешь!

— Я все не очень здорова… Погода такая дурная…

Приезжая сомнительно покачала головой, села на диван, посадила возле себя Марину, притянула ее к себе за обе руки и стала пристально смотреть ей в глаза. Марина не отворачивалась, не опускала глаза, но душа ее таилась за зеркальною ясностью черных глаз, и заветное чувство, сжившееся с душой ее, не должно было изменить ей, так привыкла она скрываться от всякого постороннего взора и всякой догадки.

— Марина, — со мной не притворяйся!.. Может быть, ты в самом деле не совсем здорова, это бывает, особенно когда приходится терпеть неприятности и горе… (Тут княгиня кашлянула раза два с трудом, как будто что-то теснило ей грудь.) Но кроме того, ты должна быть… расстроена!.. И потому-то я к тебе приехала. Тебе нужно утешение друга: я тут! Будь со мною откровенна!

Марина остолбенела. Никто не смел до тех пор напрашиваться на ее доверие. Это была первая попытка. И от кого же?.. Княгиня Л…, самая модная и самая ветреная, по-видимому, из молодых и беззаботных щеголих высшего круга, добрая, но слывшая пустою, княгиня Л… менее чем всякая другая казалась способною ей сочувствовать, ее понимать. Некогда они учились вместе танцевать, играли вместе в куклы и потому сохранили привычку говорить друг другу ты, видались раза два в неделю, обедали одна у другой, иногда выезжали вместе; но так как между ними не было в умственном отношении ничего общего и сходного, то и не могло быть никакого обмена доверия и признаний. Да и в чем было Мэри признаваться княгине?.. Как и Марина, единственная дочь, она росла, балована и любима; как и она, появилась в обществе блистательная и приветствуемая всеобщею благосклонностью; но счастливее ее, вышла замуж; за молодого человека по любви и с тех пор, хотя слабое здоровье иногда покрывало бледностью ее классическое лицо, она не переставала показываться всегда торжествующею и веселою на поприще света, участвовала во всех его удовольствиях, предавалась всем его волнениям и рассеянностям. Ее называли тоже счастливой и ей тоже многие завидовали. Только чрезмерная живость ее характера болезненно изобличалась иногда в беспокойстве ее взоров, всегда как будто ищущих чего-то; только возбужденный нервическою раздражительностью ум ее быстро и не всегда ловко перебегал от предмета к предмету, и многословные вопросы, не дожидаясь ответа, сыпались потоком из судорожных уст ее. За это приятельницы называли ее иногда шутя вопросительным знаком и говорили, что она вечно как будто играет в игру прерванных слов, но никому в голову не приходило, чтоб сердце ее, если оно у нее было, могло участвовать в этой излишней пылкости и стремительности ее мысли.

Итак, Марина глядела на княгиню и думала: о чем она говорит?.. Зачем расспрашивает ее с непривычным ей участием? Княгиня продолжала:

— Марина, я тебя люблю, право люблю; мне жаль тебя! я все знаю!.. Но теперь это выходит невыносимо! Я вчера сердилась и наговорила всем им колкостей и злых намеков за тебя!

Марина еще более удивилась…

— За меня?.. Кому же?.. ради Бога, скажи мне все, Мэри!.. не понимаю, в чем дело?

— В том, что все, решительно все заняты теперь только тобою, твоим будущим разрывом, и любопытно знать, чем все это кончится…

— Разрыв?.. чем кончится?.. Мэри, ты меня с ума сведешь!.. Что это все значит?

Мэри вздрогнула при выражении с ума сведешь и как-то дико посмотрела на свою собеседницу. Она провела рукою по лбу и продолжала: — Да, да! это все точно так, как я говорю! Вчера, у моей кузины, я даже поссорилась с некоторыми из наших дам… Как же можно?.. держать пари о тебе — при мне!

— Пари, о чем?.. я все не понимаю…

— О том, победишь ли ты или нет; удержишь ли Бориса, или его женят на маленькой графиньке…

Марине сделалось дурно; сердце ее забилось, как будто хотело разбить грудь ее и вырваться окровавленное на волю… Она ухватилась за ручку дивана и спросила едва внятным голосом:

— Женить… на ком?..

Удивление и негодование превозмогли ее стоическую скрытность, она уже не думала больше отпираться от своей любви, она хотела только знать, знать скорее и вполне все, что ей угрожало.

— На Ненси Эйсберг, этой девчонке, которую так стали хвалить Ухманские, с тех пор как узнали, что за ней дадут все саратовские вотчины ее матери и все тамошние мериносы, на которых она сама так похожа!

— Ненси Эйсберг!.. Этот ребенок… это ничтожное, бессловесное созданье!.. На ней женить его?.. Да кто ж это выдумал!.. разве это возможно?..

— Так неужели ты в самом деле ничего не знаешь, Марина?.. разве тебе Борис Ухманский не сказал?.. разве это все неправда и выдумка, что вчера говорилось у моей кузины?

— Я ничего не знаю, милая Мэри, — повторяла Марина с усилием, — ничего!.. расскажи мне… все это для меня так неожиданно, так невероятно!

Она помнила, что вчера еще, вчера!.. он, Борис, стоя на коленях перед нею, глядел ей в глаза, чтоб читать в них, столько ли она любит его, сколько он ее, и не умея решить этой задачи, благодарил Бога и ее за свое счастье, за эту взаимную любовь, столь полную и глубокую, что ни тот, ни другой не знали, кто из двух ею более проникнут!

Бледная княгиня обвила шею Марины своею прозрачною ручкою, склонила ее к себе на плечо, поцеловала Марину в лоб, как больного ребенка, и просила не сердиться и не огорчаться, если она первая, неосторожными вопросами своими, открыла ей неприятную для нее тайну. Силы Марины не устояли против этих ласк: сердце ее, теснимое столь многими, столь различными мучительными чувствами и тронутое нежданным сочувствием, растаяло от умиления; она заплакала, горько и громко, как плачут одни только сильные, когда они побеждены слишком великим и слишком новым горем.

Она умоляла княгиню ничего не скрывать от нее; ей нужно было все знать, чтоб действовать верно и решительно. Как всегда, и теперь она хотела смело встретить лицом к лицу предстоящую борьбу. Истина ее не пугала: ей невыносима была только неизвестность.

Княгиня передала ей все городские толки и слухи об устроиваемой свадьбе Бориса Ухманского и стараниях его семейства, при пособии и ополчении всех старух, отъявленных и непризнающихся, которые составляли их подвижную милицию и по всему Петербургу развозили описания всех достоинств их семейства, обещающих такое неслыханное благополучие его будущему сочлену. Княгиня передала своей слушательнице, безмолвной и окаменелой, вчерашний разговор о ней на рауте у ее кузины, где многие, стараясь предугадать окончание этой забавной истории, предлагали держать заклады, иные за постоянство Бориса и торжество Марины, другие, в большинстве, за успех предприятия Ухманских, увенчанный свадьбою Бориса. Она описала колкие выходки и насмешливые улыбки тех из женщин, которые возненавидели Марину за то, что им не удалось отбить у нее Ухманского. Она повторила злобные замечания и двусмысленные намеки тех из мужчин, которые вообще искали благосклонности Марины и даром тратили для неблагодарной свои вздохи, свои угождения и несметное множество убийственно-красноречивых взглядов и невинных желтых перчаток. Марина слушала, бледнела, краснела, дрожала и спрашивала сама себя, как могла она накликать на свою голову столько злобы и ненависти, она, которая никому не вредила и никого не обижала?.. Она поняла теперь, за какую цену люди продают свое удивление, свои похвалы, какая внутренняя досада скрывается всегда под их лживыми приветами и мнимым доброжелательством и как жадно ловят они случай сбросить личину притворства и отомстить тем, кто у них, по их же пословице, как бельмо на глазу. Она содрогалась, но не от сознания своей немощи и своего бессилия, а от гнева и благородной жажды справедливости. Ей хотелось встретиться со своими злобными поносителями и насмешниками и спросить у них, за что они на нее вооружаются?..