Рольф Бейер - Царь Соломон

• Название: Царь Соломон
• Автор: Рольф Бейер
• Издательство: Ростов н/Д: «Феникс», 1998. — 320 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-222-00693-Х

О царе Соломоне знают все. Он вошел в мировую историю как обладатель несметных богатств, строитель Иерусалимского храма, автор поэтической «Песни песней» и носитель великой Мудрости. Мало кому известна другая сторона этой незаурядной личности: мрачный мститель, запятнавший себя убийством брата и кровной местью. Его слава покоится на подневольном груде народа, из которого он выжимал все возможное для своих блистательных дел. Что стоит за легендой — сказочный образ или историческая фигура?

Неожиданный и интригующий читателя ответ дает известный немецкий исследователь, автор уже полюбившейся всем книги о царице Савской.

Для широкого круга читателей.

---

Теперь от Давида зависело, распространит ли он закон кровной мести на Авессалома. Но сердцем Давид был привязан к юноше, несмотря на его проступок, до такой степени, что спустя годы они помирились. Странная слабость к своим неудачным сыновьям характеризует Давида. Поэтому он просит предупредить Авессалома, когда тот начинает готовиться к мятежу. Авессалом заводит себе колесницы, набирает 50 скороходов и ведет себя на глазах у Давида как судья Востока. Он показывал себя тем, что стоял по утрам у ворот Иерусалима и искал правды, но при этом говорил о царе, что тот не спешит выслушать тех, кто шел к нему на суд. Он налаживал тайные связи с израильскими племенами, раздувая старую неприязнь к царскому двору: «Так вкрадывался Авессалом в сердце израильтян», — коротко и выразительно (2 Царств 15.6). Давид безучастно наблюдает за этим.

Потом начался открытый мятеж. Давид вынужден покинуть Иерусалим, а Авессалом занимает его место. У всех на виду он идет в гарем Давида и насилует наложниц, чтобы подтвердить право на царскую власть. Известно, что тот человек, который берет себе гарем царя-предшественника, сам становится царем. Однако ситуация меняется, когда Давид использует свой однажды обретенный опыт с наемниками. Но этим он скорее демонстрирует отцовскую слабость к Авессалому, которого хотел бы пощадить, несмотря на ужасное предательство. Иоав не выполняет наказа Давида и убивает Авессалома, когда тот, убегая на муле и запутавшись своими длинными волосами в ветвях дерева, повисает на нем. Давид, кажется, сражен гибелью сына: «И смутился царь, и пошел в горницу над воротами, и плакал, и когда шел, говорил так: сын мой, Авессалом! сын мой, сын мой Авессалом! О, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!» (2 Царств 18.33).

Никогда царь Давид не оправится от этого удара. Отзвук семейной трагедии омрачает последние годы царя.

Рис. 1. Царство Давида

Все мало, сколько ни скажи о царе Давиде, деяния которого неоспоримы — объединение израильских племен в единое государство, создание центрального правления и новой организации войск, возвышение Иерусалима до царской столицы. Давид — это личность, объединившая в себе две формы: кочевой образ жизни, так сказать, партизанский, и восточную городскую и царскую культуру, которая появляется в Иерусалиме. Но, кроме этого, фигура неоднозначная, имеющая и сильные и слабые стороны: сильный царь и слабый отец, жестокий воин, который распорядился производить обрезание у врагов, и великодушный победитель, пощадивший царя Саула в пустыне под Ен-Гадди.

Тени над Соломоном

Как появляется на сцене Соломон, какое место он занимает в трагедии семьи, как строятся его отношения с отцом? Ответ, вероятно, разочарует читателя: о Соломоне мы не узнаем почти ничего, он для нас чистый лист. Ничего не сообщается о его кровосмесительных отношениях, как у его брата Амнона, в нем нет мятежно-бунтарского, как у его брата Авессалома, ни каких юношеских геройских поступков, и уж вовсе ничего не говорится о военных делах — не то, что его отец Давид. Мы не знаем, как Соломон выглядел. О Давиде известно, что он был красив, смугл и носил бороду; Авессалом знаменит красивыми длинными волосами, а об Амноне мы знаем, что из-за запретной страсти к сводной сестре он чах изо дня в день. О Соломоне же — ничего подобного!

Соломон не дал впутать себя в трагедию своей семьи. И все же с самого начала существует скрытая связь как раз с той трагедией, что разворачивается вокруг него. Таким образом, мы приходим к Вирсавии, матери Соломона, с которой и началась трагедия царской семьи Давида.

Вирсавия появляется, когда Израиль был втянут в войну с аммонитянами. Царь Давид поручает своему испытанному военачальнику Иоаву идти походом на Равву в Иордании, а сам остается в Иерусалиме. Однажды вечером он прогуливается на кровле царского дома, что было в духе восточных традиций. Тут он видит купающуюся женщину с красивой фигурой. Он посылает разведать и узнает, что это Вирсавия, жена Урии, который служит в войске Давида. Это не мешает Давиду пригласить Вирсавию в царский дом: «И она пришла к нему, и он спал с нею» (2 Царств 11.4).

Вирсавия забеременела, последствия дурного поступка Давида приняли угрожающий характер. Урию приглашают в царский дом, заваливают подарками и отправляют к жене. Давид, надо думать, хотел скрыть свое участие в беременности Вирсавии. Однако Урия не спит с женой, а остается с солдатами, верный древневосточному обычаю воздерживаться от близости с женщиной во время военного похода. Из-за этого над прелюбодеем Давидом сгущаются все более темные тучи: Урия, иностранец, чтит своим воздержанием военное выступление, военачальник же высшего ранга давно распрощался со старой израильской традицией.

План Давида навязать Урии вызванную им беременность не удается. Нужен новый план. Давид пишет письмо военачальнику Иоаву, в котором он приказывает отправить Урию на небеса.

Урия воюет под городом Раввой, погибает в результате преступного заговора, и это выдается за судьбу воина. Когда Вирсавия слышит о смерти мужа, то она устраивает плач по погибшему. Потом Давид делает ее женой.

Последние события не представляют ничего само собой разумеющегося и нуждаются в пояснении. Ведь и факт нарушения супружеской верности и связанное с ним преступление Давида невозможно скрыть. Придворный пророк Нафан, который в знаменитом предсказании обещал дому Давидову «вечное царствие», выступает уже как пророк беды, бичует злодеяния Давида и объявляет о наказании. Оно страшно. Ни Давид, ни Вирсавия не несут наказания, зато сын, рожденный от этой преступной связи, вскоре умирает: «И поразил Господь дитя».

Конечно, Давид пытается отвести беду; он постится, спит на земле, но когда узнает, что ребенок умер, то встает, омывается, натирается маслами: «пошел к Вирсавии и утешил ее, и зачала она». Спустя девять месяцев Вирсавия разрешилась Соломоном.

Кто хочет понять, что произошло, должен отдавать себе отчет в чудовищной логике событий, которым Соломон обязан своим рождением, — «лабиринту непостижимостей». Вместо Давида и Вирсавии смертоносное проклятие получает невинный первенец. Где же справедливость? Все четко, просматриваются архаичные причины: вина и наказание, злое деяние и его последствия не выстраиваются в «справедливую зависимость», так как наказание настигает не виновников, а невинное существо, которое находится вне порочной связи. Пораженный богом ребенок — это жертва, которая, как все жертвы в архаичных культурах, должна быть невинной, чтобы взять на себя вину и наказание виновных. Жертва, человеческая жертва — мрачное предупреждение, что и в Израиле вполне может произойти событие, которое, казалось, не возобновится, по крайней мере после того как Исаак, сын Авраама, был спасен (Бытие 22).

Умерший ребенок позволяет предположить еще одну архаичную связь, до наших дней не установленную: древневосточную традицию ритуала царя-двойника. Ассирийские, вавилонские и хеттские документы свидетельствуют о странном обычае: если, например, царю угрожала смерть по причине лунного или солнечного затмения, на трон усаживали царя-двойника — обычно это был человек из народа. Он должен принять на себя ужасную кару, которая предназначалась для царя. Когда наступало затмение, двойник умирал насильственной смертью, а «истинный» правитель оставался живым и невредимым.

Упомянутый ритуал подмены царя дошел до нас из описания ассирийского царя Ашурхаддона (680–669 до н. э.). Однако ритуал подмены царя упоминался уже в XIX веке до н. э. в вавилонских источниках. В качестве царя-двойника был посажен на трон придворный садовник, который, однако, смог удержаться у власти и после смерти настоящего царя. В других случаях взять на себя злую судьбу царя обязывали сумасшедшего, пленника или высланного из страны преступника. Иногда вместо человека использовалось изображение, которое сжигалось, или приносилось в жертву какое-нибудь животное, подобно козлу отпущения из Библии — нагруженному неотпущенными грехами всего народа (а не только царя), изгоняемому в пустыню для избавления от проклятия.

Но давайте вернемся к истории умершего сына Давида и спросим себя, не стоит ли за ним подмена жертвы. Тогда надо было бы рассматривать царского сына-первенца как подмену царя, который отвел бы проклятие от настоящего царя (Давида) и взял бы его на себя. И действительно, существуют некоторые примечательные параллели: когда новорожденного сразила болезнь, Давид покидает трон и укладывается на землю. Тем самым он символически отказывается от царствования. Нечто похожее описывается в одном хеттском ритуале подмены царя: «Царь полностью обнажается и падает ниц».

Когда сын умирает, Давид омывает себя, натирается маслами и надевает другие одежды. В хеттском ритуале говорится: «Он совершает омовение и надевает праздничные одежды».