Георгий Черчесов - Прикосновение

• Название: Прикосновение
• Автор: Георгий Черчесов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

В своем произведении автор ставит животрепещущие проблемы преемственности поколений и поиска человеком своего места в жизни.

---

Тотырбек вздрогнул: прямо на него смотрел его старый знакомый — Дауд. Этот высеченный из камня Дауд был раза в два выше настоящего. Скульптор усадил его возле могилы. Он, видимо, хорошо знал его при жизни и уловил характерную для него гримасу самодовольства и надменности, с которой он всегда поглядывал на своих собеседников. Сейчас Дауд, толстый и неуклюжий, с огромными ступнями ног, с выдающимся вперед животом, мрачно поглядывал на нежданных пришельцев. Весь вид его, по замыслу скульптора, должен был, видимо, говорить о том, что человек этот на своем веку немало поел и попил. У Дауда и в самом деле был волчий аппетит, и ел он жадно, не обращая внимания на насмешливые взгляды. Ни один кувд не обходился без него. Дауд подбирал все с тарелок, без разбора, ел телятину, свинину, курятину, салаты, соленья, закусывая их огромными кусками пирога. Пил он тоже все, поддерживая все тосты.

А вот в труде Дауд был разборчив: в поле его не послать да и в селе готов был только исполнять такую работу, на которой не требуется утруждать мускулы. В общем, никчемный человечек. А гляди, какой памятник поставили! И крышу над головой соорудили, чтобы не заливало бедняжку дождем… И живут-то его жена и двое подростков-сыновей не в таком уж большом достатке, а памятник соорудили вон какой дорогой… Чудеса, да и только…

Выходит, прав этот Зелим, сын Савелия, который обвинил его в слепоте?! Вспомнив разговор с ним, Тотырбек почувствовал, как пальцы у него задрожали от гнева. Прочь, прочь мысли об этом дрянном человечишке!.: «Как он смел мне заявить, что я прожил жизнь незрячим? Мне, первому председателю Ногунальского колхоза? Мне, чья жизнь, прошла на глазах у людей? Мне, который не может вспомнить, чтобы он позволил себе понежиться когда-нибудь в выходной день? Хотя бы раз за все прожитые девяносто лет!» Обида была тем горше, что сам Зелим был никудышный хозяин, так и норовил весь день провести в тенечке. И он смеет заявить, что Тотырбек прожил жизнь не так, как следовало. И еще он сказал такое, отчего Тотырбек заспешил сюда, на кладбище, чтоб опровергнуть негодника Зелима. Как же звучала эта фраза? Какие-то и не обидные с виду слова, а так больно ударили в грудь… «Или ты, благородный старец, рассчитываешь на большую память по себе после кончины? Так ты и тут ошибаешься. Сходи на кладбище, погляди, у кого там памятники повыше и посолиднее? У таких, как ты? Чепуха! У тех, кто, как ты говоришь, всю жизнь к себе греб!..» Вот как заявил Зелим, и эти слова погнали Тотырбека сюда…

… — Где же те три первые могилы? Где? — зашумел Тотырбек и потребовал у Руслана: — Поищем их…

Солнце уже перевалило зенит. В доме Тотырбека наверняка переполох: хватились его, ищут по всему селу. Но старик не может уйти отсюда, все еще бродит по кладбищу, напрягая память. Вокруг все так изменилось, выросли деревья, прикрыв своей кроной могилы, памятники заполнили все… Где тут отыскать укромный уголок, с которого начиналось кладбище?

Они уже отчаялись найти могилы и пошли вдоль изгороди к выходу, когда неожиданно наткнулись на них. Три невысоких холмика с очень скромными камнями у изголовья. Время будто не коснулось их. Они рядом с громадными гранитными памятниками выглядели так жалко…

Старик постоял возле, и слезы бежали по его щекам. Были ли это слезы печали или слезы обиды за себя, за его бывших друзей — сказать трудно. Одно было ясно Руслану: сейчас со своими бедами лучше не приставать к Тотырбеку…

Весь сегодняшний день казался Тотырбеку сумбурным и нереальным. Или, может, он не те слова нашел для людей? Они не так его поняли? А как они еще могли понять? Все же ясно. Уродился хороший урожай помидоров. Вовремя их не собрали, и они начали гибнуть. Надо же их спасать, отправившись все вместе на поле. Разве помидоры виноваты, что созрели к выходному дню? Но люди не откликнулись, не отозвались на беду, не захотели взять то, что на земле с такой щедростью уродилось! Как это понять? Откуда такая беззаботность и спокойствие? Почему они так себя повели? Или забыли то, с чего начиналась сегодняшняя жизнь?..

На все эти обрушившиеся на него вопросы старца Руслан не мог ответить. И сейчас, лежа на кровати, он обдумывал сегодняшнее событие. И хотел понять, что же погнало на кладбище Тотырбека. Конечно же не тоска, не предчувствие близкой смерти. Нет, здесь было явно другое. Гнев? Негодование? Или, может быть, растерянность? Или все эти чувства вместе? И не сродни ли они тем ощущениям, что пригнали в город его, Руслана?

Глава третья

…Что мог ответить Руслан Гагаев? Он знал, как прожил жизнь Тотырбек Кетоев. На глазах у жителей Хохкау и Ногунала складывалась его судьба. Тотырбек, конечно, достоин был большего счастья. Да разве исправишь неверный шаг, сделанный по молодости, когда трудно отличить истинное чувство товарищества от лживого? Руслан вспомнил детские годы, родной аул Хохкау, бурную реку, на берегу которой детвора каждый день играла в кости-альчики. Явственно представил он себе раскидистое, ветвистое дерево, что выросло напротив дома Дзуговых и в густой тени которого, по рассказам горцев, притаились однажды темной ночью два друга — Таймураз Тотикоев и Тотырбек Кетоев. Тут же стояли наготове их кони. И Таймураз и Тотырбек — оба были настоящие джигиты: молодые, сильные, ловкие, смелые, оба бывали повсюду вместе, и, когда Таймураз шепнул дру-, гу, что желает похитить старшую из дочерей Дахцыко Дзугова, Тотырбек тут же согласился помочь ему, хотя душа противилась этому, словно он предчувствовал неладное. Так оно и получилось. Тотырбек помог увезти в горы горянку и оставил ее, закутанную в бурку, наедине с Таймуразом. А наутро, когда в темной и сырой пещере случилось неизбежное, выяснилось, что по ошибке была похищена другая, младшая дочь Дахцыко — Зарема, в которую он, Тотырбек, был тайно влюблен и без которой он не представлял себе жизни. Вот так случилось, что Тотырбек сам помог нахальному отпрыску богачей Тотикоевых украсть у самого себя собственное счастье. Не доставило оно радости ни Таймуразу, ни Зареме. Похититель, горец по натуре, никак не мог смириться с тем, что нужно будет жить с нелюбимым человеком. Уговорив Тотырбека сообщить Зареме, будто бы он — Тотырбек — был свидетелем того, как во время охоты Таймураз упал в бурный поток и утонул, Тотикоев вскоре отправился за границу, не зная о том, что Зарема зачала от него. От опозоренной дочери отказались и ее родители, и братья Тотикоевы. Лишь один Тотырбек не оставил отчаявшуюся Зарему. Он готов был жениться на ней, но убедился, что ее сердце навеки отдано неблагодарному Таймуразу…

А потом в горы докатилось эхо тревожных событий. Вестником того, что происходило в долинах, стал каменщик Кирилл Фокин, который, убегая от белых, был ранен и потерял сознание неподалеку от пещеры Заремы. Тотырбек подружился с русским, свел его с бедняками Хохкау, и они бросили вызов самим Тотикоевым и Кайтазовым.

В ту осень, когда аул распался на два враждующих между собой лагеря, в одном — бедняки Гагаевы и Кетоевы, а в другом — богачи Тотикоевы и Кайтазовы, Руслану исполнилось всего шесть лет. Но и дети этих фамилий, не меньше чем взрослые, прониклись ненавистью друг к другу. Да и как можно было оставаться спокойным, когда видишь своего деда, отца, дядю под дулами винтовок? Деда, отца и дядей Руслана вместе с другими бедняками-смутьянами схватили ночью Тотикоевы и Кайтазовы, осмелевшие при известии о приближении деникинцев, и утром согнали на берег реки, к огромному валуну. Толпа женщин и детей, встревожено галдящих, причитающих, устремилась следом, но угрозы заставили их остановиться поодаль. Дед Руслана, седой Дзамболат, грузный телом, был в папахе из серого каракуля, в легких сапогах без каблуков, в домотканой черкеске, рукава которой были аккуратно закатаны, чтоб обтрепанные обшлага не выдавали ее солидный возраст. Дзамболат стоял в центре арестованных, стараясь выглядеть спокойным, готовый достойно, как подобает настоящему горцу, принять смерть. Его широкая ладонь поглаживала пышную седую бороду, глаза подбадривающе и одновременно жалостливо поглядывали на одноногого сына Урузмага, которому богатеи не разрешили нацепить деревяшку — и теперь он стоял, опираясь на костыль.

Руслан неотрывно смотрел на своего отца Умара, — высокий, красивый, сильный, он стоял рядом с дедом и дерзко глядел на врагов. Его нательная рубашка из грубого холста была разорвана, руки и плечи в кровоподтеках, ноги босы. Старший житель Хохкау Иналык узловатым пальцем грозил старшему брату Тотикоевых Батырбеку, гарцующему на коне, говорил, что его бесчинство даром не пройдет… Батырбек в ответ лишь скалил зубы и помахивал плетью… Он был настроен сурово покарать горцев, посягнувших на его землю. И казнил бы их, не прискачи из Нижнего аула Тотырбек Кетоев и Кирилл Фокин с отрядом бедняков. Это их неожиданный налет спас и деда, и отца, и дядей Руслана. Роли переменились — теперь Тотикоевы и Кайтазовы были разоружены, а те, кто всего полчаса назад стояли у валуна, ожидая смерти, похватали винтовки и кинжалы и теснили к валуну побледневших аульских богатеев, гневно ругая их…