Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

• Название: Закат и падение Римской Империи. Том 1
• Автор: Эдвард Гиббон
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-275-01701-4(т.1)

Первый том получившего всемирную известность труда английского историка XVIII века посвящен периоду римской истории от века Анто­нинов до объединения Константином Великим империи. В нем описыва­ется не только жизнь и деятельность императоров Марка Аврелия, Каракаллы, Элиогабала; автор рисует масштабные картины повседневной жизни и нравов германцев, персов, италийцев. Особое место уделено «солдатским императорам», началу набегов германских племен и анали­зу краха некогда могучей державы.

---

Он понимал, что история, ограничивающаяся одним изло­жением фактов, возбуждает только тот интерес, который заключается в желании познакомиться с деяниями других людей, и что она только тогда будет поистине полезна и серьезна, когда будет рассматривать изображаемое ею обще­ство с тех многоаспектных точек зрения, с которых могут смотреть на него и государственный деятель, и воин, и судья, и финансист, и философ, и, одним словом, все те, кто благо­даря своему положению или своему образованию способны близко познакомиться с его различными пружинами. Эта столько же основательная, сколько и возвышенная, точка зрения, если не ошибаюсь, и служила руководством для ав­тора "Истории упадка и разрушения Римской империи": это не простой рассказ о событиях, волновавших римский мир со времени возвышения Августа и до взятия турками Констан­тинополя, так как автор постоянно присовокупляет к своему повествованию описание положения финансов, мнений, нра­вов, военной системы и тех внутренних тайных причин благоденствия или нищеты, которые втихомолку уничтожают или без шума расшатывают существование и благосостояние общества. Придерживаясь всеми признанного, но не всегда соблюдаемого правила, что одни только факты должны слу­жить основой для общих соображений и что следует следить шаг за шагом за их медленным, но необходимым развитием, Гиббон и написал сочинение, которое замечательно широтой своей цели, хотя в нем и редко встречаются возвышенные идеи, и которое богато интересными и положительными вы­водами, хотя автор и был скептик.

Неоспоримым доказательством достоинств этого сочине­ния служит его успех в таком веке, который произвел Мон­тескьё и который во время выхода в свет книги Гиббона еще видел в живых Юма, Робертсона и Вольтера; непрерывность этого успеха, с тех пор никогда не прекращавшегося, служит их подтверждением. В Англии, Франции и Германии, то есть у самых просвещенных народов Европы, на Гиббона ссыла­ются как на авторитет, и даже те, кто нашли в его книге неко­торые неточности или не разделяют всех его мнений, указы­вают на эти неточности и опровергают его мнения не иначе, как с почтительной сдержанностью, в которой сказывается признание его высоких достоинств. Во время моей работы мне приходилось справляться с сочинениями философов, трактовавших о финансах Римской империи, с сочинениями ученых, изучавших ее хронологию, с сочинениями богосло­вов, занимавшихся церковной историей, с сочинениями пра­воведов, тщательно изучивших римскую юриспруденцию, с сочинениями ориенталистов, хорошо знакомых с арабской историей и с Кораном, с сочинениями новейших историков, долго занимавшихся исследованиями касательно крестовых походов и их влияния; каждый из этих писателей заметил и указал в "Истории упадка и разрушения Римской империи" какие-нибудь оплошности, какие-нибудь неверные или по меньшей мере не вполне основательные суждения и даже пропуски, которые едва ли можно считать неумышленными; они исправили некоторые неточности в изложении фактов, с успехом опровергли некоторые суждения; но всего чаще они принимали исследования и идеи Гиббона за точку исхода или за подтверждение тех открытий и тех новых идей, кото­рые сами они излагали.

Я позволю себе упомянуть здесь о тех сомнениях и колеба­ниях, которые я сам испытал, когда изучал это сочинение; я предпочитаю подвергнуть себя обвинению в том, что говорю лично о себе, нежели умолчать о том, что, по моему мнению, ярко выставляет наружу и его достоинства, и его недостатки.

Когда я в первый раз быстро пробежал его, оно возбудило во мне лишь интерес к рассказу, который всегда полон живо­сти, несмотря на свои обширные размеры, и всегда ясен, не­смотря на разнообразие предметов, составляющих его содер­жание; затем я приступил к тщательной его проверке во всех подробностях, и я должен сознаться, что мнение, которое я составил себе о нем в ту пору, отличалось чрезвычайной взы­скательностью.

В некоторых главах я нашел ошибки, которые показались мне столь важными и столь многочисленными, что я припи­сал их крайней небрежности автора; в других главах меня поразил общий отпечаток пристрастия и предубеждения, придававший изложению фактов ту неправдивость и неиск­ренность, которую англичане так удачно обозначают словом misrepresentation; некоторые урезанные цитаты и некоторые в них места, пропущенные или по недосмотру, или с намере­нием, заставили меня усомниться в добросовестности автора; а это нарушение основного правила исторических исследова­ний, принявшее в моих глазах еще большие размеры вследствие напряженного внимания, с которым я рассматривал каждую фразу, каждое примечание и каждое суждение, за­ставило меня произнести над всем сочинением слишком строгий приговор.

Окончив мою работу, я отложил ее на некоторое время в сторону. Когда же я снова со вниманием прочел все сочине­ние и все примечания, как самого автора, так и мои собст­венные, я убедился, что я преувеличивал важность упреков, которых заслуживает Гиббон; я заметил те же ошибки, то же пристрастие по отношению к некоторым предметам, но я убедился, что я не отдавал должной справедливости обшир­ности его исследований, разнообразию его познаний, громад­ности собранных им сведений и в особенности поистине фи­лософской верности его ума, который судит о прошлом точно так же, как он судил бы о настоящем, не позволяя отумани­вать себя тем мраком, которым время окутывает все, что от­жило, и который нередко мешает нам ясно видеть, что как под древней тогой, так и под теперешним одеянием, как в римском сенате, так и в современных вам собраниях люди все одни и те же и что восемнадцать столетий тому назад те­чение событий было такое же, как и теперь. Тогда я понял, что, несмотря на свои ошибки, Гиббон поистине искусный историк, что его книга, при всех своих недостатках, всегда будет прекрасным произведением и что можно указывать на его заблуждения и протестовать против его предвзятых идей, не отказываясь от убеждения, что найдется не много людей, соединявших в себе если не в такой же высокой степени, то в такой же полноте и в такой же соразмерности все качества, необходимые для того, кто хочет писать историю.

Поэтому в моих примечаниях я старался только восстано­вить в их настоящем виде те факты, которые казались мне неверными или извращенными, и дополнить их теми новыми фактами, умолчание о которых могло бы сделаться источни­ком заблуждений. Я вовсе не считаю эту работу вполне за­конченной: я даже не применил ее к "Истории упадка и раз­рушения Римской империи" во всем объеме этого сочинения, иначе пришлось бы дать слишком большие размеры и без то­го уж очень обширному произведению и прибавлять бесчис­ленные примечания к примечаниям самого автора, и без того уже очень многочисленным. Я имел главным образом в виду тщательно пересмотреть главы, посвященные Гиббоном ис­тории утверждения христианства, с целью восстановить во всей их точности и осветить надлежащим светом рассказан­ные там события; вот почему я позволял себе делать там все­го более дополнительных примечаний. Другие главы, как, например, те, в которых идет речь о религии древних персов, или те, в которых писатель рисует картину положения древ­ней Германии и переселения народов, требовали, как мне казалось, разъяснений и исправлений: важность их содержа­ния будет служить мне в этом случае оправданием. Вообще моя работа не заходит далее первых пяти частей этого нового издания: именно эти части и содержат в себе почти все, что касается христианства; в них также описан тот переход от древнего мира к новому, от нравов и идей римской Европы к нравам и идеям нашей Европы, который составляет самую интересную часть всего сочинения и всех более нуждающую­ся в комментариях. Что касается более поздних времен, то они были старательно описаны очень многими писателями; оттого-то и мои примечания к следующим частям немного­численны и коротки. Может быть, и это окажется излишним; но я могу положительно утверждать, что я строго придержи­вался правила говорить только то, что мне казалось необходимым, и говорить так кратко, как только можно.

По поводу и против книги Гиббона писали очень много: лишь только она вышла в свет, она вызвала столько же ком­ментариев, сколько мог бы вызвать какой-нибудь древний манускрипт; в сущности эти комментарии были критикой. В особенности богословы были недовольны тем, что касалось истории церкви; они нападали на главы XV и XVI иногда со­вершенно основательно, нередко с чувством скорби и почти всегда с оружием менее страшным, чем оружие их противни­ка, у которого было и более знаний, и более сведений, и бо­лее ума. Я говорю это, судя по тем из их произведений, с ко­торыми мне приходилось знакомиться. Доктор Р.Ватсон, бывший впоследствии епископом Ландафским, издал ряд пи­сем, заключающих в себе "Апологию христианства", умерен­ность и достоинства которой признавал сам Гиббон. Пристлей написал "Письмо к неверующему философу, содержащее изложение доказательств откровенной религии с некоторы­ми замечаниями касательно двух первых частей Гиббона".