Сюзанна Шаттенберг - Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы

• Название: Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы
• Автор: Сюзанна Шаттенберг
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-8243-1572-1

Книга немецкого историка С. Шаттенберг посвящена первому поколению новой советской технической интеллигенции, которое в конце 1920-х гг. сменило «старых специалистов», в 1930-е гг. создавало советскую промышленность, поддерживало Сталина, страдало от террора и все-таки продолжало верить коммунистической партии. В основу книги легли опубликованные и хранящиеся в архивах воспоминания инженеров, которые получили образование и начали трудовую деятельность в СССР в годы первых пятилеток. Большое внимание уделяется образу инженера в советской печати, литературе и кинематографии 1930-х гг.

Книга предназначена для специалистов-историков и широкого круга читателей, интересующихся историей СССР.

---

Почти все инженеры, самое позднее — после поступления в ву3 покидали провинцию, чтобы начать новую жизнь в крупных центрах — Москве, Ленинграде, Харькове, окончательно оставляя в прошлом родительский дом и прежние времена. В эпоху восстановления хозяйства и строительства социализма выбор профессии инженера напрашивался сам собой. Решающую роль играло не только то, что юноши и девушки из рабочей среды лучше всего были знакомы с этой профессией по собственному опыту, как заметила Шейла Фицпатрик{518}. Главное влияние на них оказывала атмосфера тех лет, когда кругом только и говорили о технике, промышленности, реконструкции экономики. Молодежь, и коммунистически, и прагматически настроенная, жаждала знаний, которые партия предоставляла ей в первую очередь в технических вузах. Большевики развернули кампанию за создание новой технической интеллигенции, и такие люди, как Логинов, Чалых или Кожевникова, «охваченные непонятным восторгом»{519}, следовали их призыву, потому что давно мечтали учиться.

б) Трудная дорога детей «буржуев» к высшему образованию

Дети интеллигенции столь же горячо, как их сверстники из рабочих, хотели строить новую жизнь, и желание стать инженером было распространено среди них не менее широко. Если рабочие видели деятельность инженера своими глазами, трудясь на заводе или фабрике, то потомки старых инженеров знакомились с этой профессией благодаря отцам. Т.А. Иваненко подчеркивает: «Все тогда хотели стать инженерами, и мужчины и женщины. Не потому, что это было престижно или пропагандировалось, а потому, что это было интересно. Никто не хотел быть педагогом или врачом»{520}. Преклонение перед техникой отличало не одних большевиков. Это явление развивалось непрерывно еще с XIX в. (см. ч. II, гл. 1 и 2). Мечта об индустриальном прогрессе, которая побудила поколение отцов сотрудничать с большевиками, теперь внушала молодому поколению пылкое стремление выучиться на советского инженера. Отец Л.С. Ваньят пришел в восторг, когда услышал, что дочь намерена пойти по его стопам. Он гордо сказал: «У нас будет одна профессия и одна форма»{521}. Однако, несмотря на общую для всего молодого поколения любовь к технике, дети буржуазии в годы первой пятилетки практически не имели возможности воплотить свои мечты в жизнь. До этого периода высшее образование представляло для них нечто само собой разумеющееся, теперь же они столкнулись с наличием строгих квот, призванных держать их подальше от институтов. Впрочем, принимать в вузы детей «трудовой интеллигенции», т. е. инженеров, служивших советской власти, отнюдь не запрещалось. Всесоюзный комитет по высшему техническому образованию 18 сентября 1930 г. весьма четко определил, что преимущество при поступлении имеют выходцы из семей «рабочих, колхозников, бедняков и батраков», а категорически не допускаются в высшую школу только: а) лица, лишенные избирательных прав или живущие на нетрудовой доход; б) лица, исключенные ранее из технических вузов, техникумов или других учебных заведений по социально-политическим причинам{522}. Тем не менее установленная система льгот и квот фактически служила барьером для детей из «буржуазной среды». Она создавала такие огромные проблемы, что даже пресса неоднократно о них писала, хотя время тогда было не слишком подходящее, чтобы заступаться за интеллигенцию (старую). Под сухим заголовком «О приеме детей специалистов в учебные заведения» несколькими скупыми фразами обрисовывалась ситуация, приводившая в отчаяние многих молодых людей, желавших учиться. После того как в 1929/1930 учебном году категорию «трудовая интеллигенция» упразднили и дети специалистов, подающие документы в вуз, стали проходить по разряду «служащих», «Инженерный труд» заметил, что отпрыскам интеллигенции теперь не на что надеяться. Распоряжение Наркомата просвещения, чтобы дети специалистов пользовались преимуществами при поступлении, не выполнялось{523}. Постановление СНК СССР, уравнивающее их с детьми рабочих, нарушалось на каждом шагу. Рекомендация ВЦСПС включать в приемные комиссии членов инженерных профсоюзов также попросту игнорировалась{524}. В декабре 1930 г. профсоюзный журнал напоминал: «Старые инженер и техник, работающие рука об руку с рабочими в течение многих лет, вдали от культурных центров республики, имеют право поместить своих детей во втуз наравне с рабочими»{525}. Однако технические вузы всеми правдами и неправдами старались не брать детей специалистов. Порой это вызывало такую реакцию, как, например, у инженера К.Ф. Шулякова: когда его сына не приняли в институт, он заявил своему начальству, что не будет заниматься ремонтом домен в качестве инженера, а станет простым рабочим, чтобы сын наконец смог учиться. «Таких Шуляковых много»{526}, — уверял орган инженерной профсоюзной организации. После реабилитации старой интеллигенции в 1931 г. протесты и жалобы исчезли со страниц печати.

Если детям специалистов в 1928-1931 гг. все-таки удавалось попасть на студенческую скамью, то это происходило вопреки новой системе, как подчеркивает А.П. Федосеев: «Волею судеб (а не благодаря государству) мне удалось получить хорошее образование…»{527}В первый раз он попытался поступить в институт в 1927 г., но получил доступ к высшему образованию лишь четыре года спустя. Он не сомневался, что сумеет сделать свое увлечение радиотехникой делом жизни, и не ждал трудностей. В 1927 г. он «с треском» провалился на вступительных экзаменах в Ленинградском политехническом институте{528}. Провал имел для него тяжкие последствия: в последующие три года его, хоть он и выдерживал вступительные испытания, не допускали к учебе как беспартийного «сына служащего». Даже профсоюзные бумаги не помогали: «Все попытки отца с помощью документов от ИТС… ни к чему не привели»{529}. Подобно Яковлеву, Федосеев рассказывает, как постепенно приноравливался к системе и ее требованиям, но в его изложении потраченное на это время — не период приобретения положительного опыта и поступательного движения вперед, а пора отчаяния и остановки в собственном развитии. Особенно трудно ему пришлось в первый год, который он, будучи безработным, провел в вынужденном бездействии. На второй год он устраивался через биржу труда грузчиком, каменщиком, бетонщиком на стройки, даже работал поваренком на кухне ресторана в Таврическом дворце. В конце 1929 г. Федосеев последовал за отцом на строительство химкомбината в Березниках — одну из знаменитых строек первой пятилетки. Тут он стал рабочим и даже вступил в рабочий профсоюз, но с горечью понял, что эта организация никаких особых преимуществ ему не даст и защищать его интересы не будет. Однако, потрудившись на коммутаторе в Березниках, он увидел свет в конце тоннеля{530}. В 1930 г. он встал к станку на ленинградском военном заводе № 4 на Васильевском острове, который производил оружейные стволы: «…Я… чувствовал себя на седьмом небе от радости, что получил, наконец, серьезное место работы под крышей и с "перспективами"»{531}. Вскоре Федосеев так хорошо овладел мастерством изготовления стволов диаметром 0,01 м, требовавшим немалой сноровки, что начал перевыполнять норму и стал «так называемым ударником», как сам он пишет, с некоторым пренебрежением заключая это звание в кавычки. Но, сколь мало значения ни придавал он подобным заслугам, именно они привели его к желанной цели: за ударную работу его отмечали премиями, похвальными отзывами в заводской многотиражке и, наконец, наградили путевкой в вуз. В 1931 г. Федосеев поступил на электрофизический факультет Ленинградского электротехнического института. Свое настроение в тот момент он описывает следующим образом: «Я был молод, и главной моей задачей было — получить образование (я хотел быть физиком, электриком), а другой задачей — как-то продержаться до его получения»{532}.

Очень похожий путь прошел Г.В. Розанов, который окончил школу в 1929 г. и, будучи, как и Федосеев, беспартийным сыном служащего, не попал ни в институт, ни в техникум. Но Федосеев совершенно не был готов к тому, что его не возьмут в вуз, и провал поверг его в отчаяние, Розанов же проявил гораздо больше прагматизма. Узнав, что у беспартийного шансов получить высшее образование нет, он сознательно вступил в 1930 г. в комсомол. Столь же целеустремленно он старался стать рабочим. Поработав некоторое время учителем (в чем ему помогли его познания выпускника экспериментальной школы), Розанов в том же году через биржу труда устроился учеником токаря в ФЗУ при Уральской железной дороге, где и начались его комсомольская жизнь и профсоюзная деятельность (в том числе в редакции районной газеты). Перед рабочим, комсомольцем и профсоюзным работником двери вуза в 1931 г. открылись. Сначала Розанов учился на вечернем отделении саратовского технического института, затем, когда районная газета, где он в то время трудился, перестала выходить из-за дефицита бумаги, перевелся на дневное{533}.