Алексей Волынец - Жданов

• Название: Жданов
• Автор: Алексей Волынец
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03633-8

Андрей Александрович Жданов по праву является самой загадочной политической фигурой эпохи Сталина. С 1948 года не появилось ни одного полноценного исследования его биографии на русском языке. Родившийся в семье православных богословов, он стал ведущим идеологом сталинизма. Во время индустриализации строил Горьковский автозавод и первые тяжёлые танки. В 1941 году создавал Ленинградское народное ополчение и ледовую Дорогу жизни, но некоторые и ныне считают его виновником ужасов блокады. Он публично критиковал Ахматову, Зощенко, Трумэна и Тито. Учил писателей соцреализму, философов философии и композиторов музыке. Дружил со Сталиным и враждовал с Маленковым и Берией. Обстоятельства его смерти до сих пор вызывают вопросы у историков. Члены сталинского политбюро считали его «мягкотелым», но и ныне он остаётся пугающим жупелом для части российской интеллигенции и всех националистов Прибалтики и Финляндии. «Ждановщину» разоблачали западные советологи во время холодной войны, Горбачёв в годы перестройки, и она до сих пор разоблачается в либеральной публицистике.

Так кто же такой А. А. Жданов? Данная книга впервые в современной России на основе массы архивных документов пытается всесторонне рассказать об этой непростой личности.

---

Но вернёмся к мемуарам Грабина:

«Открывая первое заседание, Жданов предупредил:

— Партия и правительство придают большое значение перевооружению тяжёлого танка, прошу вас подойти со всей серьёзностью к разработке тактико-технических требований и к определению сроков создания танка и пушки. Сроки должны быть минимальными. Фашистская Германия разгуливает на Западе. Не исключено, что в ближайшее время она нападёт на нас. Нам стало известно, что немцы работают над созданием толстобронных танков с мощным вооружением. Наши тяжёлые танки слабо вооружены.

Закончив сообщение, Жданов предложил нам приступать к работе.

— Проект решения нужно подготовить как можно быст рее, — сказал он. — Поэтому работать придётся допоздна, не выходя из ЦК. Питаться будете здесь же, обеспечим. Для вашей работы отведено помещение. Я в любое время в вашем распоряжении…»{382}

Ленинградские производители танков и начальник Автобронетанкового управления, ссылаясь на технические и производственные причины, сопротивлялись предложениям вооружить тяжёлый танк 107-миллиметровой пушкой. Грабин пишет: «Слово за слово: от частностей перешли к общим задачам танка. Их позиция была прежней: главное — броня и манёвр. Особой остроты спор достиг, когда я заявил: "Танк — повозка для пушки". Это вызвало бурю негодования. Мои коллеги пошли к Жданову и доложили ему о моих взглядах на роль танка. Выслушав их, Жданов сказал:

— Грабин прав.

Такой оценки мои оппоненты не ждали…»{383}

Максима «танк — повозка для пушки» после Великой Отечественной до наших дней общепризнанной в военной теории и практике всех стран. Заметим, что весной 1941-го она ещё не была очевидной. Но «чиновник» Жданов стремительно и чётко ориентируется в этом вопросе.

Совместная работа в кабинете ЦК продолжалась. Грабин несколько раз упоминает: «Пришлось снова обратиться к Жданову… И этот вопрос пришлось решать у Жданова…»

Второй день совещания под руководством Жданова оказался не легче. «Кое-как, со спорами и без взаимного понимания, — пишет Грабин, — согласовали почти все вопросы, кроме главного — о сроках…

Снова пошли к Жданову, проинформировали его о наших разногласиях. Жданов обратился к Котину:

— Когда будет танк?

— Как только Грабин даст пушку, танк будет готов, — ответил Котин.

Жданов спросил у меня:

— Товарищ Грабин, когда вы сможете дать пушку?

— Через сорок пять дней, — ответил я.

Раздался дружный хохот. До слёз смеялись и мои коллеги, и Жданов. Только мне было не до смеха в весьма жизнерадостной атмосфере кабинета секретаря ЦК.

Когда наконец смех утих, Жданов сказал:

— Товарищ Грабин, мы собрались здесь, чтобы серьёзно решать вопрос, а вы шутите.

— Нет, не шучу, — возразил я. — Срок, который я назвал, обоснован и вполне серьёзен.

— Вы продолжаете шутить, — заметил Жданов. — Пойдите и посоветуйтесь ещё раз.

Справедливость требует отметить, что сцена эта продолжалась гораздо дольше, чем в моём пересказе. За три эти слова: "Сорок пять дней" — я выслушал много шуток в свой адрес.

Пошла наша "пятёрка" советоваться. Танкисты уже без смеха советовали мне увеличить названный срок в несколько раз. Я стоял на своём. Ясно стало, что соглашения нам не достигнуть. С тем и пришли к Жданову. Первые его слова были:

— Ну как, товарищ Грабин, продумали срок? — Да.

— Наверное, не сорок пять дней?

— Сорок пять дней, товарищ Жданов.

— И всё-таки вы несерьёзны. Я думаю, что срок следует значительно увеличить.

Я не выдержал:

— Товарищ Жданов, почему короткий срок вызывает гомерический хохот и считается несерьёзным, в то время как длинный срок находит поддержку и одобрение?

— Мы не знаем ни одного случая, чтобы новую танковую пушку создавали не только за сорок пять, но и за девяносто дней, — сказал Жданов.

…В тот же день я выехал на завод, не дожидаясь подписания решения. На прощание Жданов сказал:

— Если не сумеете уложиться в сорок пять дней, позвоните мне. Я доложу Сталину, и срок удлиним.

Я поблагодарил Жданова»{384}.

Отметим далёкую от гнетущей атмосферу в кремлёвском кабинете Жданова. И его вполне профессиональную ориентацию в вопросах сроков производства. И благожелательное, даже заботливое отношение к талантливому конструктору, который берёт на себя ранее невиданные обязательства.

Из 140 тысяч полевых орудий, которыми воевали наши солдаты во время Великой Отечественной войны, более 90 тысяч были сделаны на заводе, которым руководил Василий Грабин, ещё 30 тысяч были изготовлены по проектам Грабина на других заводах страны. Поэтому высокая оценка деятельности Жданова в области артиллерийского производства, данная посмертно и спустя много десятилетий «гением советской артиллерии», заслуживает самого пристального внимания.

Практически в то же время, двумя месяцами ранее, Жданову пришлось разбираться и с вопросами производства самолётов-штурмовиков Сергея Ильюшина. Крупнейший советский авиаконструктор Александр Яковлев, по чьим проектам было произведено рекордное в мире количество самолётов — 70 тысяч, пишет следующее:

«…Мне припомнился один эпизод, происшедший незадолго до войны, в феврале 1941 года.

По срочному вызову нарком и я поехали к Сталину. В его кабинете находились Маленков, Жданов и директор ленинградского Кировского завода Зальцман. Сталин был возбуждён и нервно расхаживал по кабинету. Как выяснилось, нас вызвали по поводу производства штурмовиков Ильюшина. Завод, выпускавший Ил-2, сорвал сроки сдачи машин.

Илы производились тогда в условиях довольно сложной кооперации. Бронированные корпуса штурмовика поставлял один завод, а ему, в свою очередь, раскроенные броневые плиты заготовлял другой. Не добившись накануне толкового ответа о причинах задержки выпуска штурмовиков, Сталин позвонил в Ленинград Жданову и поручил ему разобраться в этом деле. Жданов вызвал руководителей завода и дал им серьёзную трёпку за несвоевременную подачу корпусов штурмовика, но виновные ссылались на задержку в получении раскроя бронированных листов с Кировского завода. Пришлось вызвать и Зальцмана. Последний, чтобы оправдаться в глазах Жданова, привёз ему одну из синек серийных чертежей корпуса Ил-2, полученных с авиазавода. Синька уже побывала в цехах, на верстаках, и была испещрена многочисленными технологическими пометками. Зальцман разложил на столе у Жданова этот чертёж и заявил, что низкое качество чертежей является причиной большого брака и срыва выполнения задания по броне. Жданов сообщил об этом Сталину. В результате состоялось обсуждение вопроса об Илах, на которое вызвали нас, Жданова и Зальцмана.

Когда Зальцман стал потрясать перед Сталиным якобы негодным чертежом, я сразу понял, в чём дело. Чертёж действительно был рабочим цеховым документом — рваный, в масляных пятнах, а многочисленные технологические пометки можно было принять за исправление ошибок. Зальцман изобразил дело таким образом, будто бы все чертежи штурмовика находятся в таком состоянии. Сталин рассвирепел:

— Мне давно говорили, что Ильюшин неряха. Какой это чертёж? Безобразие. Я ему покажу.

Я вступился за Ильюшина, постарался объяснить, в чём дело, но Сталин ничего не хотел слушать. Он соединился по телефону с Ильюшиным и заявил дословно следующее:

— Вы неряха. Я привлеку вас к ответственности. Ильюшин что-то пытался объяснить по телефону, но Ста лин не стал с ним разговаривать.

— Я занят, мне некогда. Передаю трубку Жданову, объясняйтесь с ним.

И опять:

— Я привлеку вас к ответственности.

В тот же вечер расстроенный Сергей Владимирович поехал в Ленинград и утром, прямо с поезда, отправился на Кировский завод. Там с цеховыми работниками он детально во всём разобрался и о нечестном поступке Зальцмана доложил Жданову, от которого Зальцману крепко попало»{385}.

Заметим, что, докопавшись до сути, наш герой отнюдь не выгораживает «своего» человека Зальцмана. Таких примеров воспоминаний инженеров и конструкторов о совместной работе со Ждановым можно привести множество. Написаны они в годы, когда Жданова давно не было на свете, и никто не был обязан вспоминать его, ни тем более вспоминать положительно. Но из всех мемуаров людей науки и дела Жданов предстаёт весьма толковым управленцем, менеджером, который по-деловому и квалифицированно организует и координирует работу технических специалистов. Нет нужды пояснять, насколько такая «менеджерская» функция необходима в любом сложном производстве — её значение для достижения требуемого результата вряд ли меньше, чем у сугубо технических работ. Так что, основываясь на мемуарах создателей советского оружия, отметим и эту заслугу товарища Жданова — именно он, продираясь через все сложности совсем молодой, ещё неопытной советской промышленности, координировал работы по созданию множества новых образцов нашего оружия непосредственно перед Великой Отечественной войной.