Ричард Бах - Дар тому, кто рожден летать

• Название: Дар тому, кто рожден летать
• Автор: Ричард Бах
• Жанр: Научная Фантастика

---

Мы съедаем по гамбургеру, которые доставлены нам с кухни аккуратно завернутыми в тонкую белую бумагу, выпиваем по молочному коктейлю, и убеждены в том, что видели "Ала и Линду" раньше, может быть, даже во сне.

К концу дня мир изменяется. Мы возвращаемся к знакомому концу Маплстрит, к своей единственной реальности. Сюда к нам неизменно приходят люди, чтобы совершить путешествие во времени в нашем биплане, и оттуда, из другого измерения, взглянуть вниз на крыши своих домов.

Неизменное лето. Ясное небо утром, пушистые облака и далекие грозы вечером. Солнечные закаты, которые покрывают землю дымчатой позолотой, а затем обращаются в кромешную тьму под сияющими фейерверками звезд.

Однажды изменились мы. Мы улетели из неизменного маленького городка и попытались пропагандировать полет и катать пассажиров в десятитысячном городе. Полоска травы сменилась аэропортом, на стенах конторы которого были развешены летные карты и всевозможные правила. Все вокруг изменилось.

Но эксперимент не удался. Биплан, летающий над городом, - просто еще один самолет. В городе с населением в десять тысяч жителей время дерзко летит вперед, и мы при этом оказываемся недостойными внимания анахронизмами. Люди в аэропорту смотрят на нас, как на чудаков, постоянно повторяя друг другу, что, должно быть, существует какой-то закон, который мы нарушаем, катая пассажиров в старом аэроплане.

Стью надевает защитные очки и твердый шлем, цепляет на себя свое парашютное снаряжение и втискивается в переднюю кабину, всем своим видом показывая, будто он собрался покорять Эверест, а не прыгнуть с парашютом один раз на окраине города в штате Миссури. Этот прыжок - наша последняя надежда выманить пассажиров, и наш дальнейший успех в городе зависит всецело от него. Мы взлетаем по спирали до высоты в четыре тысячи футов и "k` "-(" %b полет на высоте четыре с половиной как раз в пять часов, когда по всему городу раздаются гудки, возвещающие об окончании рабочего дня. Но для нас нет никаких гудков. Только стабильный рев мотора и шум ветра, когда мы выруливаем на финишную прямую перед прыжком. Стью молча выглядывает за борт, а я спрашиваю себя, о чем он сейчас думает.

Он вылезает из кабины, и вместе с этим начинается неприятное время. Мы обычно успеваем прокатить от семидесяти до ста пар пассажиров между прыжками Стью с парашютом, и я никак не могу привыкнуть к ощущению, которое возникает, когда я вяжу, что пассажир в передней кабине отстегивает привязные ремни, открывает дверцу, выходит на крыло и прыгает головой вниз с высоты в одну милю над землей. С пассажирами такого не бывает, но вот пожалуйста! Под нами ничуть не меньше мили до земли, а мой друг заботливо закрывает за собой дверцу и поворачивается, чтобы взяться за распорку крыла, держась при этом за край кабины и наблюдая за приближающейся целью.

Биплан тоже не любит таких мгновений. Его трясет и качает, а согласованная симметрия его сторон нарушается, когда на крыле появляется неуклюжая фигура. Я сильно давлю на правую педаль руля, чтобы продолжать полет в том же направлении и, оглядываясь через левое плечо, вижу, как дрожит соответствующий стабилизатор полета. Смешанные чувства. Падение будет ужасно долгим и мучительным, но я хочу, что он поторопился, поскорее прыгнул и перестал трясти аэроплан. Аэропорт и город если и существуют, то где-то далеко внизу. Если бы нам удалось прокатить лишь десять процентов жителей города, то по три доллара с носа это было бы:

Стью прыгает. Дрожь покидает аэроплан. Человек на крыле мгновенно исчез и появился внизу с широко распростертыми руками в положении, которое он называет "крест". Похоже на то, что он оступился и провалился. Падая вниз, он вращается, но парашют еще не открылся.

Я делаю резкий вираж и ухожу носом вниз вслед за своим другом, хотя он и говорил мне, что падает со скоростью сто двадцать миль в час, и у меня нет никаких шансов поймать его сейчас. Прошло уже много времени, а он все еще падает вниз, как маленький черный крестик на зеленом фоне, приближаясь с бешенной скоростью к твердой земле.

Мы как-то шутили об этом.

- Стью, малыш, если твой парашют не раскроется, я просто без посадки полечу дальше один, к следующему городу.

Он действительно несется что есть мочи вниз. Даже прямо сверху, откуда я сейчас на него смотрю, видно, что он теряет высоту фантастически быстро. И все еще нет парашюта! Что-то не сработало!

- Давай, Стью! - Мои слова улетают за борт так же быстро, как это сделал мой друг. Слова не помогают, они никогда не будут услышаны, но я ничего не могу с собой поделать. - Ну, малыш, дергай!

А он не собирается делать этого. Не открывается ни главный, ни запасной парашюты. Его тело замерло в том же положении - это маленький черный крестик, вращающийся вправо и стремительно падающий отвесно вниз. Слишком поздно. Я содрогаюсь от холода в жарком летнем воздухе.

Но вот в последнюю возможную секунду я вижу, как знакомый бело-голубой рукав развертывающегося парашюта выстреливает из ранца с главным парашютом. Но так медленно, до боли медленно. Рукав натягивается, ярко оранжевая ткань появляется и начинает беспомощно болтаться в воздухе, а затем, совсем внезапно, появляется купол парашюта. Теперь он полностью раскрылся и плывет безмятежно и мягко, как пушинка из одуванчика над лужайкой летом.

Вдруг я осознаю, что биплан на большой скорости идет вниз, двигатель ревет, расчалки скрипят, а рычаги управления словно заклинило от урагана, несущегося мне навстречу. Я плавно возвращаю самолет в горизонтальное положение над раскрывшимся парашютом, и через полминуты уже лечу наравне с ним. У него еще было много места: он все еще за тысячу футов над землей!

Я облетаю вокруг веселого купола и очкастого парашютиста, болтающегося тридцатью футами ниже. Он машет мне, а я качаю в ответ крыльями. Я рад, gb. все закончилось хорошо, малыш, но не кажется ли тебе, что ты раскрыл его немного позже, чем нужно? Я должен еще поговорить с ним об этом.

Я продолжаю кружиться в воздухе, тогда как он уплывает вниз. Он разминает ноги, как всегда, на последних пятидесяти футах - последнее гимнастическое упражнение перед приземлением. Затем создается впечатление, что последние двадцать футов он пролетает очень быстро, будто кто-то внезапно выпустил из купола весь воздух. И вот он падает на землю, валясь с ног от столкновения с ней. Купол еще довольно долго возвышается над ним, а затем медленно ложится рядом на землю, как огромное, сверкающее яркими красками полотнище.

Стью сразу же вскакивает на ноги, подтягивает к себе лямки и машет мне, показывая, что прыжок удался.

Я в последний раз покачивая крыльями, облетаю над ним круг, затем устремляюсь к земле и начинаю катать пассажиров, которые всегда толпятся вокруг самолета после прыжка.

Но сегодня нет пассажиров. Несколько автолюбителей выстроились в одну линию возле аэропорта, но никто из людей не сделал ни шагу вперед.

Стью поспешно обирает свой парашют и направляется в сторону автомашин.

- Сегодня есть еще время полетать. Воздух прекрасен и мягок. Кто готов взглянуть на город с высоты птичьего полета?

Не хочу.

Я никогда не летал.

Ты шутишь?

У нас нет с собой денег.

Может быть, завтра.

Когда он возвращается к биплану, я уже растянулся в тени под крылом.

- Должно быть, это какой-то нелетный город, - говорит он.

- Раз на раз не приходится. Ну что, летим сейчас или завтра утром?

- Ты пилот - тебе и решать.

Странное ощущение. Город, конечно, отличается от меньших населенных пунктов, но не это странно, города всегда отличаются.

Дело в том, что время теперь другое. Здесь в городе год 1967. Это год острыми краями и торчащими углами врезался в нас, делает нас чужими и заставляет нас чувствовать себя не в своей тарелке. Транспорт идет по шоссе, которое пролегло рядом с аэропортом. Современные самолеты взлетают и садятся. Они построены полностью из металла, у них в кабинах большие панели управления, оснащенные радиоаппаратурой, а моторы, которые поднимают их выше облаков, спроектированы по новому образцу, мощные и плавные.

Пилот-бродяга, который пропагандирует радость полета, не может существовать в 1967 году, хотя в то же время он может существовать. Все зависит от места, а места бывают разные.

- Давай улетим отсюда.

- Куда?

- На юг. Куда угодно. Лишь бы убраться подальше. Через полчаса мы снова в небе на ветру, в окружении рева мотора и свиста винта. Стью окружен всякими принадлежностями нашего ремесла. Я вижу рядом с ним край нашего плаката "ПОЛЕТ $3 ПОЛЕТ" и бело-голубой рукав его парашюта, который все еще лежит, упакованный на скорую руку, возвышаясь над бортом кабины. Солнце ослепительно сияет над правым стабилизатором, и мы направляемся куда-то на юго-восток. И не важно, куда мы летим; имеет значение лишь то, что мы сейчас в небе.

И вдруг мы понимаем, куда нас тянуло. На горизонте появляется маленький городишко с деревьями, шпилем церквушки, большим полем на западе и маленьким озерцом. В этом городке мы никогда раньше не были, но мы знаем его во всех подробностях. Мы трижды описываем круг над углом улиц Главной и Мапл-стрит и видим, как несколько человек смотрят на нас, а мальчишки подбегают к своим велосипедам. Мы поворачиваем на запад и через мгновение винт почти неслышно вращается в воздухе, когда я сбрасываю газ и иду на посадку. И снова старые колеса шуршат по знакомой зеленой траве, а "- *., o неровная почва сильно подталкивает нас снизу.