Монго Бети - Перпетуя, или Привычка к несчастью

• Название: Перпетуя, или Привычка к несчастью
• Автор: Монго Бети
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1978

Роман «Перпетуя, или Привычка к несчастью» принадлежит перу известного камерунского писателя. Сегодняшняя реальность вымышленной африканской страны раскрывается в процессе поисков героем книги причин гибели его сестры Перпетуи. Кого винить в ее смерти? Пытаясь дать ответ на этот вопрос, автор рисует многоплановую картину жизни страны с ее трудностями, трагизмом и надеждой.

---

— Главное, чтобы брату было что выпить, когда завтра, а может, и сегодня вечером, он вернется сюда из Нтермелена.

И ушел, не удостоив даже взглядом родного брата, оставив его умирать, точно так же как Мартин оставил умирать Перпетую.

Выйдя из леса, Эссола, который все еще не мог успокоиться, решил заняться бельем Амугу, но, приблизившись к дому, он вдруг понял, что мать вопреки своим намерениям вернулась: он узнал ее голос — она болтала с Катри, которая тоже уже добралась до дому. Возможно, обе они приехали в одном автобусе. Позади дома, как и в день приезда Эссолы, Нсимален старательно выводил на своем самодельном ксилофоне мелодию колыбельной песни. Мария заметила сына и вышла во двор.

— Где твой брат? — крикнула она еще издали.

— Не знаю, — буркнул Эссола.

— Как это не знаешь! Все утро вы были вместе. Мартин, должно быть, приготовил рагу из рыбы с рисом, которое вы съели. И я не вижу больше бутылок, которые ты поставил в его комнате. Для кого предназначалась эта выпивка? Зачем тебе понадобилось спаивать Мартина? Я ведь по твоему лицу все вижу. Ты убил его! Ты убил своего брата! Этого-то я и боялась, предчувствие не обмануло меня, недаром же я вернулась! Катри, дорогая моя Катри, девочка моя, поди сюда, ты мне не верила, иди скорей, мои опасения оправдались. Как я могла сомневаться? Чего еще можно было ждать от этого бесчувственного чудовища! Он убил своего брата! Душегуб! Братоубийца! Будь ты проклят!

— Не может быть! — упрямо трясла головой Катри. — Я не могу этому поверить. Успокойся, Мария. Я готова спорить, что Ванделин шутит. Не правда ли, Ванделин, ты просто хочешь напугать нас? Ты не убивал брата. Ты не мог сделать такой ужасной вещи.

— Да! — сухо отрезал Эссола, глядя в сторону. — Я убил его, повесил на дереве матушки Ндолы.

— Неужто! — усмехнулась Катри, все еще не веря.

— Поди посмотри!

— Будь проклят ты, братоубийца! — вопила Мария.

— Значит, и ты тоже должна быть проклята, детоубийца. Ты продала Перпетую палачу, ты обрекла ее на муку. И когда Перпетуе было совсем плохо, ты знала об этом, не могла не знать, потому что твой Мартин был свидетелем ее агонии. Хочешь, я скажу тебе, какими были последние слова Перпетуи? Она обращалась к твоему Мартину: «Мартин, ты мой брат, отвези меня к матери. Не оставляй меня здесь одну. Мой муж — чудовище, он убьет меня». И знаешь, что твой Мартин ответил сестре? <-Не хочу вмешиваться в чужие семейные дела». Да, я братоубийца, а ты детоубийца.

— Тогда почему же ты не убил меня?

— Выдумала тоже! Тебе осталось жить всего каких-нибудь несколько лет. Старая курица молодой не стоит. Нет, я решил отнять у тебя самое дорогое, что у тебя было, — твоего обожаемого сыночка. Теперь мы с тобой в расчете.

— Старая курица! — жалобно причитала Мария. — Никакого почтения к родной матери!

— Почтение к родной матери! Да, ты мне мать. А вот Рубен был праведным человеком. А разве его убийцы испытывали к нему почтение? Если народ соглашается на подлое убийство своего единственного праведника, какого почтения могут ждать матери от своих сыновей или отцы от своих дочерей, какого почтения могут ждать хозяева от своих слуг или начальство от подчиненных? Это вы убили Рубена или примирились с его убийством, чтобы иметь возможность по-прежнему продавать своих дочерей, не отвечая за те страдания, на которые обрекли этих несчастных рабынь. Вы убили Рубена или примирились с этим преступлением, чтобы ваши любимые сынки, потерявшие человеческий облик из-за вашей чрезмерной снисходительности, имели возможность пропивать деньги, вырученные от продажи сестер, чтобы они могли упиваться кровью этих несчастных, словно людоеды. Вы желали смерти Рубена, чтобы не оставить места справедливости, чтобы помешать огнем и мечом вытравить ваши дикие нравы. Какая теперь разница, скольких из нас уничтожат — десяток, сотню или тысячу? Все мы прокляты с того самого дня — 13 сентября 1958 года, когда наш единственный праведник пал, сраженный в темной чаще пулями подлых наемников. Прокляты…

Эссоле понадобилось меньше получаса, чтобы сложить свои вещи в чемодан. Он вышел на дорогу, где его вскоре подобрал автобус.

В Нтермелене он попросил шофера остановиться возле жандармерии. Норбера на дежурстве не было, но, когда Эссола объявил, что убил человека, за ним тут же послали.

Эссоле велели дожидаться бригадира в темной приемной. Наконец пришел Норбер. Увидев Эссолу, он протянул ему руку, словно старому товарищу, и сказал по-французски:

— Как дела? Надеюсь, вы здоровы?

Обменявшись несколькими словами с полицейским, сидевшим в приемной у окошечка, Норбер повернулся к Эссоле и, подмигнув, сказал очень серьезно:

— Ну, шеф, прошу в мой кабинет.

В кабинете он предложил Эссоле кресло, а сам уселся напротив, за маленький столик, и некоторое время молча смотрел на него.

— Что случилось? — спросил он наконец. — Говорят, вы убили человека?

— Да, собственного брата.

— Ах, Мартина? Ну, между нами говоря, он всегда был человек непутевый: одним пьяницей меньше стало, только и всего. Я прекрасно понимаю вас, вы правильно сделали, что не захотели больше оставаться в своей деревне, ведь теперь там все станут глядеть на вас как на братоубийцу! С этим народом не сладишь, из любого пустяка делают событие. Хотя мне это даже на руку. Представьте себе, если в деревне вдруг начнется брожение! Ведь стоит им выпить, они тут же затевают драку, пускают в ход дубинки! Если припугнуть их, выстрелить в воздух, увидите, какая начнется паника! Нет, с ними управиться нетрудно, совсем нетрудно. Я видел, у вас в приемной остался чемодан… Где вы собираетесь провести остаток отпуска?

— В Мимбо. Это на востоке. Я там преподаю. Дождусь начала учебного года, а пока буду готовиться к занятиям. Найду себе дело. Хотя вы, верно, арестуете меня.

— Какая чепуха! Напротив, я хочу сейчас же уладить вопрос с вашим пропуском. Скажите, а вас не удивляет, что я так много всего о вас знаю? Мне ведь прислали ваше дело. Если я правильно понял, вы занимаете сейчас видное место в единой партии, а в дальнейшем, возможно, станете одним из руководителей страны. Меня просили оказывать вам всяческое содействие во время вашего пребывания в моем районе. Насколько я понял, вы собирались организовать здесь массовые манифестации в честь Его превосходительства горячо любимого шейха, а также обеспечить базу для дальнейшего укрепления нашей партии. Мы не раз уже встречались с вами, но я, к величайшему своему удивлению, ничего такого не заметил. Прошу прощения за то, что мне приходится говорить вам все это, но мне приказано представить отчет о ваших начинаниях. Пожалуйста, помогите мне. Скажите, что-нибудь мешало вам в вашей работе? Может быть, человек, которого вы убили…

— Что вы! — от души рассмеялся Эссола.

— Я так и думал. А в самом деле, почему вы убили Мартина?

— Они с матерью продали мою сестру, хотя я, уезжая, запретил им это делать. Ее звали Перпетуя.

— Девочка умерла в начале года от родов. Я кое-что слышал об этом деле, ведь я обязан знать обо всем, что происходит в ваших краях, это мой район. Послушайте, попробуем одним ударом убить двух зайцев. Мы с вами земляки, и я помогу вам, а вы — мне. Значит, так: я напишу в своем отчете, что, выполняя свой патриотический долг, вы встретили противодействие со стороны вашего старшего брата — человека коварного, демагога, который вставлял палки в колеса, когда вы пытались растолковать местным жителям смысл действий единой партии и правительства, направленных на благо народа. И в один прекрасный день случилось то, что должно было случиться: ваш брат довел вас до крайности и вы его убили, хотя и понимали весь ужас и трагизм этой ситуации. Безусловно, здесь речь идет о политической провокации. Ваш брат, вне всякого сомнения, был активистом подпольной организации.

Знаете, составить подобный отчет не так уж трудно: эти стереотипные формулировки я повторяю начиная с шестидесятого года. Политическая провокация — и дело с концом, ни у кого никаких сомнений. Никому и в голову не придет в чем-нибудь разбираться. Недаром же я сижу на этом месте уже пятнадцать лет. Переночуйте сегодня у меня, если хотите, а завтра уедете. Так вот, я здесь уже пятнадцать лет. Сначала я был мелкой сошкой — всего-навсего помощником жандарма.

— Сначала — это когда же? До независимости?

— Так точно. Я был помощником жандарма, работал под началом одного бригадира, тубаба. Я внимательно наблюдал за ним — это был настоящий артист. Если кто-нибудь из его собратьев убивал во время драки в дансинге какого-нибудь беднягу — а это случалось чаще, чем принято думать, особенно с этими молодыми тубабами, которые каждую субботу являются в дансинг кадрить девочек, — он тут же объявлял о политической провокации: человек, павший жертвой, осмелился оскорбить родину-мать. И делу конец. Правда, надо отдать ему должное: точно так же он выгораживал и некоторых африканцев. Помню, был один тип, из молодых, он тоже вроде вас обожал свою сестренку. И вот однажды богатый коммерсант с запада — впрочем, он и по сей день проживает в Нтермелене, — так вот он похитил девочку, уже не помню точно, каким образом, наверное подстерег ее возле школы и пообещал ей конфет.