Андрей Караулов - Русский ад. На пути к преисподней

• Название: Русский ад. На пути к преисподней
• Автор: Андрей Караулов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9265-062

«Приближение к преисподней» – первая часть романа известного тележурналиста, автора программы «Момент истины» Андрея Караулова. Действие происходит в 1992 году. Только что распался СССР, но начинает уже распадаться и Россия, гибнет ее экономика, промышленность, оборона, наука, образование… Автором ярко и со знанием дела представлена картина острейшего кризиса, который поразил тогда Россию. Он открывает нам тайную подоплеку событий, предшествовавших кровавым дням Октября 1993 года. Герои романа Караулова – те, кто управлял Россией в это время. В условиях приближающейся катастрофы они ведут беспощадную, не на жизнь, а на смерть борьбу за власть и деньги, превращая жизнь страны в подлинный ад.

---

Он ел не отрываясь, в обе щеки, не замечая крошек, валившихся изо рта.

– Черт его знает, – усмехнулся Чуприянов, – я в отелях не бывал… всегда жил только в гостиницах, но считать, раз такой мажор пошел, я умею, грамотный…

Сколько людей сейчас в России? Сколько осталось, точнее говоря? Мильонов сто пятьдесят – так? Умножаем на десять тысяч рублей. Умножили? Умножили. И что? Правительство… Ельцин этот… считают, что вся собственность Российской Федерации… заводы, фабрики, комбинаты, железные дороги, порты, аэродромы, магазины, фабрики быта… все, что есть у России… все это стоит… – сколько? – Чуприянов напряг лоб. – Полтора триллиона… – всего? Нынешних-то рублей? Е-ш-шьти… – а они у нас считать-то умеют, эти министры? Они хоть школу-то закончили?.. Как, Николай Яковлевич? Да, у нас один «Енисей», – Чуприянов мотнул головой, – вон он, на том берегу… тянет на пару миллиардов, а если с полигоном, где Петька Романов, Герой Соцтруда, свои ракеты взрывает, и поболе ведь будет…

Петраков взял рюмку.

– И что… они, демократы ваши, думают власть удержать после такого жульничества?.. Да я сам народ в Ачинске на улицы выведу!

Когда русский человек нервничает, в нем всегда появляется некая угроза – обязательно!

– Ну хорошо, это все – пацаны, – заключил Чуприянов. – А Ельцин-то, Ельцин куда смотрит?

Он злился.

– Особый случай, как говорится… наш новый Президент. – улыбнулся Петраков. – Но меня вот… – Чуприянов подлил водку… – да, благодарю вас, Иван Михайлович… меня вот что интересует: если вдруг случится чудо и в обмен на ваучеры ваши мужики получат, все-таки, акции Ачинского глинозема… вот как сибиряки себя поведут? Комбинат – огромный, стабильно имеет прибыль, значит, тот же Егорка… вправе рассчитывать на свою долю – верно? Как он поступит: будет ждать свою долю… год, другой… или продаст, к черту, свои акции… вот просто за бутылку?

Катюша разлила по тарелкам уху, но Чуприянов не ел – он пристально, не отрываясь, смотрел на Петракова.

– Если сразу не прочухает – продаст, – быстро сказал Чуприянов.

– Так… – Николай Яковлевич согласно кивнул, – а если… как вы выразились… – что ж тогда?

– Тоже продаст. Станет моим ставленником, вот и все.

– Кем, Иван Михайлович?.. Кем станет?

– Моим ставленником. Я ж его сразу раком поставлю, что ж здесь непонятного? Я что, дурак, что ли, егоркам такой завод отдавать?

К чертовой бабушке вниз по течению, короче говоря…

Чуприянов, кажется, уже опьянел. «Вся русская история до Петра Великого – сплошная панихида, а после Петра Великого – одно уголовное дело, – подумал Петраков. – Кто это сказал? Ведь кто-то сказал… – как же точно сказано, а?..»

– Они ведь – трудовой коллектив, Иван Михайлович…

– Насрать! Раз трудовой, вот пусть и вкалывают, – огрызнулся Чуприянов. – Чем дальше в лес, тем б…ди дешевле! А с прибылью комбината мы уж сами как-нибудь разберемся, верно говорю.

– Упрется Егорка, Иван Михайлович. Не отдаст!

– Ишь ты, пьянь тропическая! Так я ж ему такую жизнь сорганизую, да он тут же повесится, сердечный! Причем – со счастливой улыбкой на своем вечно небритом лице, потому что здесь, в Ачинске, ему некуда идти, все тропы обрываются, город маленький и без комбината ему… да и всем тут… – хана просто…

Но вот вы, умные люди, академики, бл…, объясните мне, старому глиномесу: если наше государство вдруг сходит с ума, почему в Москве это сумасшествие называется реформами? – Чуприянов взял рюмку, покрутил ее и – резко поставил, почти кинул обратно на стол. – Если наше государство не хочет покупать глинозем само у себя, если наше государство не хочет (или не умеет) распорядиться своими богатствами – что ж… да ради бога… пусть государство покупает основные богатства не само у себя, а у Чуприянова, я ж за! Разбогатею, это факт, раз кооперативы про…бал, хоть сейчас-то разбогатею! На курорты поеду, на юных гондонок поглазею всласть, можа у меня что и зашевелится… – поди плохо? Только если господин Гайдар отделяет наш комбинат от государства лишь потому, что он понятия не имеет, что такое глинозем, то это, в три гроба душу мать, в корне, извиняйте, меняет всю ситуацию в стране – слышите, да? Если этот парень не хочет, чтобы я, по привычке, и дальше требовал у правительства деньги на новую технику, то я его сразу огорчу – буду! Буду требовать! Модернизировать и перестраивать комбинат из своего кармана я не стану, нашли ж, бл, дурака! Если я разбогатею, так я сразу жадный окажусь! Я теперь буду сволочь. Такой стану жадный – Гарпагон отдыхает! То есть я буду как все, потому что у нас в стране сейчас все сволочи!

Мой комбинат меня не переживет? Нашли чем испугать, я ж старый! Пусть это трухля и уходит вместе со мной на тот свет, оно и лучше будет, значит, незаменимые – есть! А для легенды вообще хорошо: был Чуприянов – была жизнь, а раз помер, значит, и вам всем смерть! Я ж Катюхе своей этот быдляк… не оставлю, быть глиномесом – не ее дело, да и не справится она с комбинатом! Я ей деньгами отсыплю, яйца оставлю, а не курицу, ибо куда же Катюхе моей… столько яиц? – Поймите, Николай Яковлевич, я издавна привык жить за счет товарища Брежнева, Леонида Ильича, или его сменщиков. То есть – государства! Жить за свой счет я, извините, научусь не скоро, потому что у меня дело – к ящику идет!

И всю прибыль я оставлю себе, а не трудовому коллективу, потому что в гробу я видел этот великий трудовой коллектив! Кто они без меня? А никто! Хватит, бл, уже романтики; прибыль я отправлю к друзьям-компаньонам в Австралию, меня там все хорошо знают, потому как я Гайдару совершенно не верю! Да и как ему верить-то? Вы на рожу его посмотрите, как Гайдар подарил нам комбинат, так, пожалуй, и отберет его!

То есть, так… уважаемый Николай Яковлевич, уважаемый наш… академик: я, будьте уверены… лично выгребу из своего производства все, что смогу. Сам (для начала) скуплю его акции, а уж потом, когда на комбинате смертью запахнет, приеду к вам, в Москву, и громко скажу: ей, правительство, гони деньги, нет у меня денег на самосвалы и бетономешалки! Так что думай, правительство, решай: или – спасай мой комбинат деньгами, или Россия у тебя, правительство, без алюминия останется – вот ведь какое греховодье будет, вот ведь к чему дело идет!

Петраков спокойно доедал уху, густо намазав маслом кусок черного хлеба.

– Но если по уму, Иван Михайлович, деньги надо… все-таки… вкладывать в производство, в комбинат… – выдавил он наконец.

Самое важное за бутылкой водки – не поссориться.

– А я не верю Гайдару! Я знаю директоров: у нас Гайдару никто не верит. Он что, месил когда-нибудь глину ногами? Он хоть раз ходил, как мы, к зэкам на запретку? У нас же, считай, концлагерь здесь… на вредных участках такие говнодавы сидят – с пером в боку запросто можно рухнуть… Он на нас с Луны свалился, этот Гайдар, понимаете? И с приватизацией ничего не выйдет, будет сплошное воровство – воровство директоров, вот что я сейчас думаю, даже уверен в этом!

…Никто не заметил, как появился Егорка, – сняв шапку, он мялся в дверях.

Разговор оборвался на полуфразе, чисто по-русски, как-то незаметно. Чуприянов и Петраков молча выпили по рюмке и так же молча закусили – солеными маслятами. Молодец, Россия: никто в мире не додумался отмечать водку солеными грибками, а пиво пить с воблой – никто!

– На самом деле по глинозему… решения, кажется, пока что нет, – сообщил Петраков. – А вот алюминий будет продан.

– Какой алюминий? – насторожился Чуприянов.

– Красноярский алюминиевый завод, уважаемый Иван Михайлович.

– Так он крупнейший в Союзе!

– Потому и продают. Купит, говорят, некто Анатолий Шалунин. Сейчас – учитель физкультуры где-то здесь, в Назарове.

– Сынок чей-то?.. – Чуприянов сразу, похоже, пришел в себя, весь хмель сразу пропал.

– Нет. То есть чей-нибудь – наверняка. Не от святого ж духа явление! Лет ему… собственно, вчера узнал… что-то возле тридцати. А может и меньше.

– Куда ж нынешнего денут? Куда отправят? Директора? Он же молодой!

– На тот свет, я думаю, – спокойно сказал Петраков. – Если, конечно, будет сопротивляться.

Он тщательно вытер губы бумажной салфеткой и выразительно поглядывал на раскаленную сковородку, где шипели куски хариуса.

– Кто первый схватит, тот и сыт, Иван Михайлович, вот вам… наша новая национальная идея.

– Значит, – разозлился Чуприянов, – ко мне тоже придут – верно?

– Приватизация будет кровавой, – согласился Петраков.

Они опять замолчали.

За окном только что было очень красиво, светло и вдруг мигом все почернело; так откровенно, так быстро ночь побеждает только в Сибири. Зимой в Сибири нет вечеров, зимой есть только день и ночь.

– Какая глупость: ваучеры должны быть именные! – взорвался Чуприянов. – Только! С правом наследия! Без права продажи из рук в руки!

– Точно так, – кивнул Петраков. – Только Егор Тимурович убежден: именные акции – не рыночный механизм. А он же у нас рынок строит!