Вернер Альбринг - Городомля. Немецкие исследователи ракет в России

• Название: Городомля. Немецкие исследователи ракет в России
• Автор: Вернер Альбринг
• Издательство: «Европейский Дом»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997

Вернер Альбринг описывает богатые приключениями события, приведшие его и его семью из разрушенной и растерзанной послевоенной Германии в уединение маленького острова на озере Селигер. «Остров Городомля» — в отличие от других работ Альбринга, не научное произведение. Его основная область исследований — техника ракетостроения и механика потока — разумеется, затронуты в книге, но эти темы привязаны к необычному опыту повседневной жизни в плену, если вообще возможно говорить о повседневности в подобных условиях. Этот документальный материал раскрывает для нас до последнего времени малоизвестные страницы новейшей истории.

---

Советсткие офицеры не приняли предложение Зенгера еще и потому, что такой самолет мог подойти к цели с очень незначительной скоростью, и может быть легко сбит.

Между тем я с очень большим сожалением понял, что истинные цели нашей работы отличаются от объявленных первоначально, а именно разработки ракет для нужд почты и для полетов на Луну. Задания были полностью направлены на военное применение, и я сознавал, что отказаться уже не могу, жребий брошен. Другой возможности для работы не было. При переходе из английской оккупационной зоны в советскую я перешел Рубикон. И к тому же я чувствовал себя лично обязанным моим симпатичным коллегам. Мы очень хорошо сработались, образовалась подвижная научная группа, любящая свою работу и, как и другие инженерные группы в подобной ситуации, верящая, что результаты ее разработок будут правильно и умно использованы руководством.

Время от времени нам требовалось проводить и фундаментальные научные исследования, и мы составили план проведения научно-исследовательских экспериментов для высоко выстреливающих ракет, наметив осуществить измерения космического излучения, фотографирование формирования облаков, исследования воздушных проб на химический и бактериологический состав.

Осенью 1946 г. господин Греттруп находился в зените свой карьеры. Институт в Блайхероде вполне мог бы называться «Центральным», он давно уже не был небольшой рабочей группой, работающей в нескольких комнатах. На предприятии к этому времени трудились около пяти тысяч сотрудников. По всей Тюрингии были развернуты отраслевые производства. Рабочие группы были в Нордхаузене и Земмерде, а в Леестене проводились экспериментальные исследования на двигателях ракет. Однако какого-то единого направления работ пока не просматривалось. Я качал головой, когда видел, что многие предприятия ракетной отрасли возрождаются при полном отсутствии сырья, необходимого для их производства. Советское руководство игнорировало требования ревностных немецких директоров.

На каждом возрождающемся подобным образом заводе начиналась борьба за руководство, погоня за властью. Сражались за кресло генерального директора, доходя до шельмования руководителя группы. Господин Греттруп в такой возне победил руководителя параллельного предприятия.

Побежденным оказался институт Рабе (это было старое кодовое название института ракетостроения), сотрудники этого института были переведены в центральное управление.

Но в нашем научно-исследовательском отделе, к счастью, господствовал мир.

Когда господин Вольф захотел взять на себя функции координирующего руководителя центрального отдела, это было воспринято всеми коллегами вполне естественно, поскольку он был самый старший и наиболее опытный. Господин Хох в своем отделе стремился собрать всех разработчиков систем управления. Несколько лет спустя, уже в Советском Союзе, он даже заменил господина Греттрупа на посту руководителя нашей группы. Надо сказать, что любая административная деятельность доставляет очень много организационных хлопот, при этом трудно отдавать все творческие силы научной работе. Хох отчетливо понимал, что пока в нем еще бьет ключ творческой мысли, принятие на себя функций руководителя подразделения — это всегда жертва, но все это можно расценивать и как продвижение вперед, если поток научной продуктивности иссяк. Став главным конструктором, Хох сказал мне в своей обычной ироничной самокритике: «Знаете, я умственно уже так заизвестковался, что подхожу теперь только для того, чтобы быть руководителем». Однако, он все-таки находил время и для новых предложений по улучшению систем управления.

При совместной деятельности нескольких научных подразделений нет смысла говорить о том, что какая-то из областей — аэродинамика, баллистика, управление или разработка двигателей — имеет приоритет. Нас, например, удивило, когда прежний руководитель отдела прочности на авиазаводе «Арадо» предложил центральной администрации план, по которому отдел прочности должен был занять центральное место, как земля в космологической системе Птолемея. Хороший коллектив сравним со здоровым организмом. Каждый его орган должен развиваться в соответствии с его определенными особенностями и функциями. В Блайхероде сохранился дисциплинарный приоритет научно-исследовательских отделов. Господин Греттруп решал проблемы совместной научной работы очень демократично. В отделы фундаментальных исследований, находившихся у него в подчинении, он назначил самостоятельных начальников, среди которых были такие исследователи, как например, доктор Рольф Коерманн, хороший знаток в области электрической измерительной техники.

Между тем культурная жизнь в маленьких городках Тюрингии в послевоенное время возрождалась, хотя и очень медленно. В городском театре Нордхаузена мы посмотрели драмы «Молодость» Макса Хальбеса и «Коварство и любовь» Фридриха Шиллера. В Блайхероде был даже симфонический оркестр. Театральные пьесы и концерты — все это было давно, давно забыто — еще со времен Геббельса, нацистского министра пропаганды, призывавшего к тотальной войне. С тех пор все театры и концертные залы были закрыты, деятели искусств призваны в армию или на военные заводы.

В выходные дни мы вместе с другими коллегами нашего отдела часто бывали в поместье Греттрупа в Тебре — но не как праздные посетители, а как помощники по уходу за землей и сбору урожая, получая за это право покупать яйца и овощи. Размышляя во время перерывов в работе о нашем положении, я очень удивлялся, что русские расположили конструкторское предприятие явно военного профиля так близко к границе Западной Германии.

Я разговорился с коллегами, и мы сошлись во мнении, что русское руководство рано или поздно может предложить нам продолжить работу в Советском Союзе. В тогдашней Германии, которой в соответствии с Потсдамскими соглашениями между державами-победительницами была запрещена собственная научно-исследовательская деятельность, многие инженеры надеялись получить работу за рубежом. Были и коллеги, которых такая возможность пугала. Когда осенью я приехал на авиазавод в Дессау с целью договориться об исследованиях модели ракеты А-4 в аэродинамической трубе (такая возможность наконец нам представилась), я встретил там своего старого знакомого господина Бориса фон Шлиппе, руководителя научного отдела. Я познакомился с ним в Ганновере, когда он читал лекции по аэродинамике и авиастатике в Технической высшей школе. Так вот, господин фон Шлиппе уже тогда боялся, что в один прекрасный день наша работа может принудительно закончиться в Советском Союзе.

В конце октября произошли события, которым мы придали значение уже гораздо позднее. Сначала окончание работы было перенесено на более ранние сроки. Чтобы выдержать эти новые сроки, русское руководство распорядилось об отмене отпуска. В том, что весь коллектив должен был еще раз сфотографироваться, не было ничего особенного — за прошедшие полгода моей работы в Блайхероде пропуска и фотографии на них обновлялись довольно часто. На вечер 20 октября был назначен сбор всех руководителей отделов, и, по слухам, предстояло отчитаться о нашей деятельности перед советскими специалистами из Москвы, которые, якобы, были недовольны нашими результатами. Но совещание прошло, как обычно, в дружеской атмосфере. Критики не было.

Основной доклад в присутствии примерно двадцати немецких инженеров и десяти советских коллег, все из которых были сотрудниками института в Блайхероде, делал господин Бласс, руководитель конструкторского отдела. Он представил чертежи нескольких вариантов ракеты Г-1. Среди них, как мне помнится, был и вариант, предложенный полковником Королевым. В нем старая ракета А-4 в своей цилиндрической части должна была быть удлинена, при этом она бы смогла взять больше топлива. По сравнению со старой ракетой А-4 было уменьшено отношение сухого веса к стартовому, таким образом ракета могла лететь дальше. Для всех вариантов был предусмотрен старый привод А-4 с тягой 10 тонн. При этом Королев сам критиковал свое предложение. Очень тяжелая ракета поднималась бы с небольшим стартовым ускорением и внутри своего весового класса не смогла бы достичь максимальной дальности полета. Господин Вольф, баллистик, рассчитал траектории полета для всех вариантов. Во всех случаях дальность полета получалась более тысячи километров.

Таким образом за полгода работы был достигнут значительный прогресс по сравнению со старой ракетой А-4. И это при том, что все разработки были сделаны совсем новым коллективом. Я думаю, нашим преимуществом было то, что у нас не было никаких технических отчетов из Пенемюнде. Мы были мало обременены старым мышлением и могли идти своим путем. Возможно, тогда мы с нашим техническим проектом ушли дальше, чем немцы в США, которые больше цеплялись за старое наследство. В конце заседания в комнату вошел генерал Гайдуков и сел за стол рядом с господином Греттрупом, который возглавлял дискуссию. Генерал выглядел чрезвычайно угнетенным, как будто перенес тяжелый удар или испытал большое разочарование. Усталые глаза на его обычно моложавом лице глубоко запали. Он начал медленно оттаивать, только когда принял участие в дискуссии. Около 22 часов Греттруп закончил совещание. Генерал, который снова выглядел бодрым, пригласил нас всех на поздний ужин в ресторан «Япония». Я еще не знал этого ресторана, только видел на дорожном знаке русский перевод «ЯАПАН». Тогда на всех уличных вывесках была дана русская транскрипция. И мы, немцы, намеревающиеся выучить русский, начали с того, что через чтение указателей улиц обоими шрифтами запоминали кириллицу. Иронизировали также над надписью на здании партийного учреждения. Первоначально слова «Коммунистическая партия» были написаны латинскими буквами и кириллицей. После слияния Коммунистической и Социал-демократической партий появилось новое название «Социалистическая единая партия». Но написанное кириллицей «Коммунистическая партия» осталось.