Цянь Чжуншу - Осажденная крепость

• Название: Осажденная крепость
• Автор: Цянь Чжуншу
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00707-2

Роман о бездуховной жизни «образованного» общества в гоминьдановском Китае 30-х годов нашего века, о неуверенности людей в завтрашнем дне, о скудности, мелочности их существования, об их одиночестве и разобщенности.

Рассказы писателя — тонкая сатира на китайскую интеллигенцию тех лет.

---

Клерк подтвердил, что деньги действительно пришли еще несколько дней назад. Когда Синьмэй попросил кисть, чтобы заполнить бланк, Ли и Гу обступили его с двух сторон, словно боясь, что он разучился писать. Волосы из кисти давно уже вылезли, ее следовало макать не в тушь, а в мазь для ращения волос. Клерк сказал:

— Да, эта кисть уже давно не годится. Вы возьмите бланк и заполните дома — все равно вам надо будет найти учреждение, которое за вас поручится. Причем имейте в виду, что гостиница поручителем быть не может.

Они перепугались. Много слов было истрачено на то, чтобы объяснить клерку ситуацию: в здешних местах они впервые и никого не знают. Клерк посочувствовал им, но сказал, что не имеет права нарушить устав банка, и посоветовал не тратя времени отправляться на поиски. Путники осыпали проклятьями неожиданно возникшую преграду, а когда проклятья иссякли, стали успокаивать друг друга тем, что деньги все-таки пришли.

Утром Чжао и Ли пожевали полусырого арахиса, выпили по кружке вчерашнего чая и отправились на поиски каких-нибудь учебных заведений. В два часа оба вернулись измученные и расстроенные. Найти никого не удалось — все начальные и средние школы были вывезены в сельскую местность.

— Давайте пообедаем, вы небось тоже падаете от голода.

Обед моментально поднял общее настроение. Вдруг решили, что клерк в банке — человек приятный и что он намекал, кажется, на возможность получить перевод в крайнем случае без поручителя. Собрались пойти к нему вечером для конфиденциальных переговоров. Отправились все мужчины, а Сунь осталась в гостинице. Но вчерашний клерк успел уже забыть, кто они такие, а вспомнив, опять стал настаивать, чтобы они шли в департамент просвещения и оформили поручительство. По его сведениям, департамент не эвакуировался. Путники вернулись в гостиницу и, сберегая деньги, легли спать без ужина.

Голодный Хунцзянь спал плохо, с ощущением, что желудок и спина прилипли друг к другу, как стенки пустого портфеля. Только тут он понял, что французская поговорка «долог, как день без хлеба» не вполне точна: конечно, долог и день без хлеба, и ночь без сна, но нет ничего длиннее, чем ночь без сна и хлеба. Едва рассвело, проснулся Синьмэй. Он провел языком по губам и сказал:

— Одно расстройство, даже во сне ничего съедобного не увидел.

Оказалось, Чжао приснилось, как он пришел в ресторан шанхайского отеля «Континенталь» и заказал гамбургер с лимонным кексом, но официант все не шел, и он проснулся от голода.

— Уж лучше бы ты не рассказывал, а то еще больше есть хочется. Кстати, я участвовал в этом твоем заказе или ты все собирался съесть сам?

— Я не успел позвать тебя, к тому же мне ведь ничего не принесли. А ты сейчас не побрезговал бы и жареным Ли Мэйтином!

— На Ли Мэйтине почти нет мяса. Зато ты — беленький и пухленький. Если поджарить как следует, посолить, обмакнуть хлеб в сладкий соус…

Синьмэй расхохотался и тут же застонал:

— Нет, голодному смеяться нельзя. Живот еще больше сводит. До чего неприятная штука — голод! Как будто клыками грызет изнутри.

— Особенно неприятно, когда лежишь. Я лучше поднимусь, поброжу по улицам, подышу утренним воздухом, авось и про еду забуду.

— Ни в коем случае! От свежего воздуха только разыгрывается аппетит, сам себе хуже сделаешь. Я лучше сберегу силы для визита в департамент просвещения. А тебе, — тут Чжао снова рассмеялся и снова стал морщиться от боли, — а тебе рекомендую сегодня не ходить в уборную — пусть до поры хоть что-то в тебе останется.

Синьмэй выпил изрядное количество воды и опять лег, стараясь не двигаться; и все-таки Фану было слышно, как вода переливалась в пустом его животе. Сам он решил купить на остатки общественных средств неочищенного арахиса, причем Чжао взял с него клятву не есть орехи украдкой.

Уличная торговля еще не просыпалась. Лица ее не было видно, как у человека, накрывшегося с головой. Была закрыта и лавка с арахисом. Вдруг откуда-то до Хунцзяня донесся аромат поджариваемого ямса. Спазмы голода еще сильнее охватили его внутренности… Китайская пословица утверждает: лучшая пора у любящих — до постели. Вот так же и ямс — заслышишь его запах и думаешь: пища богов, а попробуешь — так себе. Хунцзянь подумал, что ямс на завтрак лучше, чем арахис. И тут он увидел возле лотка с ямсом весьма знакомого покупателя. Вгляделся — так и есть: Ли Мэйтин купил ямс и жует, отвернувшись к стене. Фану показалось неудобным ловить коллегу на месте преступления, он юркнул в переулок и подошел к лотку лишь после ухода Ли. В гостиницу он входил с таким видом, чтобы ни хозяин, ни прислуга не заподозрили, сколь плачевны дела у него и его друзей, и не потребовали немедленно платить по счету. Синьмэй превознес хозяйственные способности Фана, а тот поведал приятелю о сцене возле лотка. Чжао воскликнул:

— Я так и знал, что он внес не все деньги. Украдкой глотал горячий ямс!.. Бедняга — мог и подавиться, и горло обжечь.

Подошло время завтрака, и Ли вместе с остальными ахал и удивлялся, где это Фан сумел раздобыть такое блюдо.

Гу выразил желание идти в департамент — чем больше людей, тем внушительнее. Хотел составить компанию и Хунцзянь, но Чжао не взял его — Фан две недели не брился и не расчесывал волосы, вследствие чего был похож на ежа и на птичье гнездо. Около полудня Сунь стала беспокоиться:

— Что-то наши все не идут. Неужели опять ничего не вышло?

— Думаю, что дело уладилось; если бы отказали, они давно вернулись бы, до департамента недалеко.

Синьмэй вошел в гостиницу запыхавшись, выпил большую чашку чаю и обозвал начальника департамента «глупым яйцом». Ли Мэйтин тоже громко возмущался. Выяснилось, что начальник явился с большим опозданием, не сразу их принял, а во время разговора держался непроницаемо — точь-в-точь плотно закупоренная консервная банка. Он не только не дал поручительства, но еще и заподозрил в просителях мошенников. Осторожно держа тремя пальцами визитную карточку Ли Мэйтина, словно извлек ее из мусорной ямы, он вещал: «Я сам из Шанхая, все тамошние фокусы мне знакомы. У такого рода журналистских школ обычно нет ничего, кроме вывески, — прошу господ понять меня правильно, я говорю в общем плане. «Университет Саньлюй»? Да еще государственный? Впервые слышу. Только что создан? Все равно я должен был бы знать!»

В этот день путники боялись съесть лишний кусок. Чувство голода не проходило, и порой им казалось, что лучше вообще отказаться от пищи и прекратить свои мучения. Как заметил Синьмэй, если и удастся получить деньги, они пригодятся разве что на покупку гробов самим себе. Вдруг глаза Гу просветлели:

— Вы не заметили по дороге вывеску «Женская ассоциация»? А я заметил. Женское сердце доброе; пусть мисс Сунь сходит, попытает счастье! Все равно нам терять нечего.

Фан высказал сомнение — целесообразно ли Сунь идти одной; по его наблюдениям, женщины склонны относиться друг к другу с удвоенной подозрительностью.

Сунь тем не менее выразила готовность отправиться немедленно. Зато Чжао почувствовал себя неловко:

— Нехорошо получается! Ваш отец поручил мне заботиться о вас, а не обременять всяческими хлопотами.

— Но ведь вы, господин Чжао, заботились обо мне всю дорогу…

— Ладно, попробуйте, вдруг что-нибудь да получится, — прервал ее Чжао, не желая слушать изъявлений благодарности. — Может быть, вы окажетесь более удачливой, чем остальные.

Но в ассоциации Сунь уже никого не застала — нужно было ждать до следующего утра. Между тем по правилам приютившей их гостиницы постояльцы были обязаны расплачиваться каждые три дня, и срок подходил. Настал черед Ли Мэйтина проявить благородство:

— Не беспокойтесь! Если и завтра не будет денег, я продам часть своих лекарств.

Наутро Сунь вернулась довольно скоро и привела с собой какую-то деятельницу в серой военной форме. Некоторое время они поговорили в номере, после чего туда были приглашены Синьмэй и остальные. Деятельница внимательно рассмотрела диплом Сунь (там была очень симпатичная фотография его владелицы в докторской шапочке) и познакомилась с мужской частью группы, причем Ли не преминул вручить свою карточку. Она явно прониклась уважением к новым знакомым и сказала, что у нее есть друг в департаменте путей сообщения, который наверняка сможет им помочь. Провожаемая выражениями признательности, она ушла, пообещав дать ответ после полудня. На прощание Сунь уже держала ее под руку, как близкая подруга. За скромным обедом, на который путники не решились пригласить деятельницу, мужчины наперебой говорили Сунь приятные слова, так что ее лицо сияло, как утреннее солнышко.

К пяти часам никаких вестей не поступило. Голодные и нервные, компаньоны приставали к Сунь с вопросами, на которые она, естественно, не могла ответить. Фана одолевали мрачные предчувствия: что вопрос с деньгами будет тянуться до бесконечности; что пытаться помочь делу — все равно что заводить часы с лопнувшей пружиной. В восемь часов вечера, когда сердца уже исстрадались от ожидания и людей охватило спокойное отчаяние, когда всем хотелось одного — уснуть, чтобы ни о чем не горевать, деятельница в форме явилась вдруг со своим приятелем. Точь-в-точь как у поэта: «Я целыми днями ищу понапрасну, и вдруг ты нежданно приходишь сама!»