Цянь Чжуншу - Осажденная крепость

• Название: Осажденная крепость
• Автор: Цянь Чжуншу
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00707-2

Роман о бездуховной жизни «образованного» общества в гоминьдановском Китае 30-х годов нашего века, о неуверенности людей в завтрашнем дне, о скудности, мелочности их существования, об их одиночестве и разобщенности.

Рассказы писателя — тонкая сатира на китайскую интеллигенцию тех лет.

---

В самом деле двор перед ним был заполнен людьми, иные не смогли втиснуться и оставались за воротами. Служители в униформе сдерживали толпу на ступенях, преграждая ей путь к дверям. Бородач похлопал Писателя по плечу:

— Теперь уж ничего не поделаешь, придется вам с ними объясняться.

Собравшиеся теснились к дверям, тянули к нему руки все с тем же криком: «Верни мне мою жизнь!» Но голоса их, хотя и многочисленные, были слабыми, тоненькими, доносились каждый сам по себе, им недоставало густоты и крепости, чтобы соединиться в громкий мужественный клич. Всматриваясь в толпу, писатель различал в ней мужчин и женщин, старых и малых, богатых и бедных. Все они выглядели безнадежно больными, понурыми: щуплые и легкие как перышко, они, кажется, не в состоянии были бросить на землю четко очерченную тень. Протянутые к Писателю руки дрожали, как дрожит голос человека, тщетно пытающегося сдержать печаль или гнев. Какую опасность могут представлять для него эти люди? Вот старухи с бинтованными ногами, вот трехлетние дети, вот порочные женщины, которым никого и никогда уже не соблазнить… Нет, эти явно не имели отношения к героям, что по его указке пошли в революцию и погибли за нее. Разве что… Разве что эти несчастные погибли от рук героев и теперь зовут его, автора, к ответу. Но стоит взглянуть вон на ту старуху, и станет ясно: она из тех матерей, что калечили жизнь детей своих. Против таких, как она, и была направлена революция в семье. Она и ей подобные получили то, что заслуживали. Нет, ему бояться нечего! Писатель с воинственным видом сделал шаг вперед, откашлялся, прочистил горло и сказал:

— Хватит шуметь! Вы принимаете меня за кого-то другого. Я не знаю никого среди вас, ни единой души!

— Зато мы знаем тебя!

— Это естественно. Когда ты не знаешь никого, а тебя знают все, это и есть слава. Но что из того, что я известен вам? Вы-то мне неизвестны!

— То есть как это неизвестны! Брось прикидываться! Мы все — персонажи твоих романов и пьес, неужто запамятовал? — Толпа пододвинулась ближе, иные вытягивали шеи, поворачивали лица так, чтобы он мог лучше их разглядеть. Писатель слышал:

— Я — героиня твоего шедевра «Любовные мечты»!

— Я — деревенский парень из твоей знаменитой книги «Осколки изумруда»!

— Я — молодая хозяйка из твоего великого опуса «Сон в летнюю ночь»!

— Я — бабушка из твоего удивительного сочинения «Упавшие в воду»!

— Я — знатная барышня из твоей пьесы «Разбойник»!

— Я — созданный тобою интеллигент из романа «С раскрытыми объятиями», человек, запутавшийся в «измах»!

— Я — старший сын провинциального помещика из повести «Кошмары в красном тереме»!

— Так мы же все свои люди, вы пришли на встречу с родственником, не так ли? — осенило писателя.

— Мы требуем, чтобы ты дал нам настоящую жизнь. Ты изобразил нас в своих книжках такими скучными, мертвенными, без единой живой черты, заставил говорить и двигаться как марионетки, а не как реальные люди. Ты создал нас, но не вдохнул в нас подлинную жизнь. Так отдавай же взамен свою!

Вперед выступила женщина со смутными чертами лица:

— Помнишь меня? Наверное, только по одежде еще можно догадаться, какую роль я выполняла в твоей книге. Ты хотел изобразить меня женщиной с прекрасным лицом и злым сердцем, которая совратила и погубила множество молодых людей, полных возвышенных устремлений. А что у тебя получилось? Для женщины во мне слишком мало человеческого, для человека во мне слишком недостает женственности. Нет у меня ни правдоподобного характера, ни отчетливой наружности. Ты вот обронил между прочим, что у меня «источающие влагу глаза»; в другом месте у меня «острый, пронзающий душу взгляд». Ха! Ловко придумано! Нечто острое, с чего каплет вода, — это что же, ты уподобил мои глаза сосулькам, свисающим с крыш в солнечные дни? Ты хотел изобразить меня светской львицей, высасывающей из мужчин, словно губка, умственную и телесную энергию, а на деле вышла протертая до дыр промокашка. И еще ты решил похвалить меня за манеру говорить решительно и твердо, а изобразил какую-то крикливую и бранчливую особу. Ты испортил мне всю жизнь, как мне теперь быть?

И тут же, торопясь и глотая воздух, заговорил стоявший рядом тщательно одетый старик:

— Я в твоей книге выгляжу стариком от рождения, но это еще полбеды. Только, если взялся изображать стариков, надо же иметь о них хоть какое-нибудь понятие. Ну, с чего бы я в моем возрасте и с моим здоровьем стал брать наложницу, искать себе лишние неприятности? Эх ты! Не только не сумел дать мне порядочную жизнь, но еще испортил мне репутацию! Я готов биться с тобой не на жизнь, а на смерть — но у меня, в сущности, нет жизни. Отдай мне свою, а потом поборемся! — Тут старик вконец разволновался и закашлялся.

Здоровенный темнолицый малый ударил его по плечу:

— Хватит, старый хрыч, наговорился, дай и мне сказать! Ну как, узнаешь? Я — изображенный тобой мужлан. Вроде бы все сходится: короткая куртка, закатанные рукава, на каждом шагу бью себя в грудь, открываю рот — «поминаю родителей», закрываю рот — «мать твою растак». А вот еще: у меня «полон рот уличных выражений». Так ведь про родителей да про мать — это не уличные, а скорее семейные выражения. Коль скоро я мужлан, я должен бы сначала надавать тебе по роже, а потом уже сводить счеты. Но видит небо, я так слаб, что ты можешь дать мне пощечину, и я не смогу ответить. Кто же мне посочувствует!..

Тут персонажи придвинулись вплотную и заговорили хором. Растерявшийся писатель даже не успел поздравить себя с удачей: изобрази он в свое время этого «мужлана» полным жизни и энергии, ему сегодня не миновать бы взбучки. Еще несколько действующих в его книгах лиц обратились прямо к директору компании с требованием, чтобы тот поскорее определил степень вины и наказание для Писателя. Директор улыбнулся:

— Конечно, речь сейчас идет не о граммофонной пластинке, и все же мы должны выслушать обе стороны. Господин автор, что вы имеете сказать в ответ на претензии противной стороны?

И тут Писателя осенило — он нашел выход из положения и обратился к толпе:

— В ваших словах есть доля истины, но подумайте сами — ведь без меня вас не было бы вообще! Вы — мой продукт, я вас сотворил, значит, я ваш отец. А ведь сказано, что «в Поднебесной нет виноватых родителей». Так что перестаньте быть «не помнящими родства» и не придирайтесь более ко мне.

Директор холодно усмехался, теребя бороду. Сердитый мужской голос выкрикнул:

— Ты написал в книжке, что я устроил революцию в семье, мать довел до могилы, а теперь рассуждаешь о сыновней почтительности!

Другая героиня скривила рот в улыбке:

— Ты мой отец, а кто же мать?

Еще один какой-то бесполый персонаж расплакался:

— Знаю только, что существует «материнская любовь», великая и чистая материнская любовь, мне никогда не приходилось ощущать необходимости в «отцовской любви»!

Мужчина средних лет перебил:

— Отец, содержащий детей, и тот часто не может добиться их сочувствия, а тут все наоборот — не ты нас, а мы тебя содержим. Ты изображал нас мертвяками, а потом продавал рукописи и жил припеваючи; если это не убийство с корыстными целями, то по меньшей мере присвоение чужого наследства. А коли ты наш наследник, значит, мы твои предки.

Тщательно одетый старик удовлетворенно кивнул:

— Вот это достойные слова!

Мужлан, размахивая руками, выпалил очередное «уличное выражение». Но тут какая-то светская дама кокетливо повела плечами:

— Нет, я не хочу быть ничьим «предком». И что тут такого, если молодые содержат пожилого человека? Известны же случаи, когда молоденькие девушки жертвовали собой ради отцов.

Нежданно-негаданно из гущи людской вырвался громкий крик, подавивший собой все прочие приглушенные голоса:

— Пусть кто-то создан твоим пером, только не я!

Писатель глянул — и весь засветился радостью: перед ним был умерший несколько дней назад самый закадычный его друг, капиталист и большой почитатель культуры. Сын нувориша, он имел в молодости возвышенные стремления. Стремления эти возникли не оттого, что он презирал деньги, которые нахапал его родитель, а оттого, что нажиты они были совсем недавно, их блеск всем лез в глаза, их запах раздражал чужое обоняние, им недоставало благородной патины и аромата старины. Его папаша тоже понимал это и всеми силами старался придать себе вид потомственного богача: так человек, надевший новую куртку из самой грубой материи, нарочно мнет ее, чтобы она не шуршала при ходьбе и чтобы ее деревенский вид не так бросался в глаза. Отец всю дорогу мечтал породниться с каким-нибудь обнищавшим помещиком или корыстолюбивым чиновником, а сын всячески пытался изобразить из себя декадентствующего поэта: он воспевал курение, вино, разврат, морфий и всяческие преступления. К сожалению, он не знал правил просодии в классическом стихосложении, а потому не мог пользоваться старыми поэтическими формами.