Элисон Уэйр - Французская волчица — королева Англии. Изабелла

• Название: Французская волчица — королева Англии. Изабелла
• Автор: Элисон Уэйр
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-041727-8 («АСТ»), 978-5-27-1-29373-3 («Астрель»)

Изабелла Французская (1295-1358).

Женщина, которую в двенадцать лет насильно выдали замуж за Эдуарда II ­ самого скандального монарха своего времени. Женщина, впоследствии возглавившая вместе со своим фаворитом Роджером Мортимером восстание против Эдуарда ­ и сместившая его с трона.

Почему современники прозвали ее «французской волчицей»?

Действительно ли она отличалась жестокостью ­ или просто выделялась сильным характером?

И почему сын ­ будущий великий английский король Эдуард III , ­ поначалу всячески поддерживавший мать, позже отстранил ее от власти и казнил лорда Мортимера?

О жизни одной из самых неординарных женщин Средневековья рассказывает в этой книге Элисон Уэйр.

---

В «Жизнеописании Эдуарда Второго» говорится, что, «когда король отправил сына во Францию, он велел жене вернуться в Англию безотлагательно», а затем упоминается, как посланники излагают это повеление королеве в присутствии Карла IV. На самом деле, при условии, что Изабелла еще не объявила, по каким причинам остается во Франции, более вероятно, что Эдуард отправил свой приказ в ноябре, а не в сентябре, причем передал его через Стратфорда, который и был упомянутым посланником. Изабелла явно была к этому готова.

«Когда его требование изложили перед лицом короля Франции и королевы, она ответила: „Я чувствую, что брак — это союз, объединяющий мужчину и женщину, чья жизнь становится нераздельной, но кто-то встал между моим мужем и мною, пытаясь разорвать этот союз. Я протестую против этого и не вернусь до тех пор, пока этот наглец не будет устранен; но, отказавшись от одежд супружеских, сменю их на одежду вдовью и буду соблюдать траур, пока не свершится месть этому фарисею"».

Последнее слово намекало на противника Христа или же на сторонника разлада. Карл IV, видя, как страдает Изабелла и

«не желая задерживать ее, сказал: „Королева приехала [во Францию] по собственной воле и может свободно вернуться, когда пожелает. Но если она предпочтет остаться на этой земле, то она — моя сестра, и я отказываюсь изгнать ее."» {970}

С этого момента Изабелла действительно носила только простые черные (траурные) платья с покрывалом наподобие монашеского и повязкой, прикрывающей подбородок, «как скорбящая дама, потерявшая своего господина».{971}

Мы можем себе представить, что эти строгие одежды отнюдь не портили очарования Изабеллы — напротив, ее прославленная красота производила теперь еще более потрясающий эффект и пробуждала в мужчинах сочувствие, как наверняка и рассчитывала королева.

В конце ноября Стратфорд, прибывший в Англию, «доложил обо всем этом королю».{972} Он также вручил ему письмо от Изабеллы, где она заявляла, что ни она, ни ее сын не вернутся к его двору до тех пор, пока Деспенсеры не будут удалены из его окружения, поскольку ей известно, что «в их намерения входит добиться ее смерти в случае, ежели она возвратится в Англию». Она настаивала также на соглашении с Эдуардом касательно ее статуса и доходов.{973} В другом письме Изабелла предупреждала, что она и ее брат с помощью ее сторонников во Франции готовы совершить «то, что не послужит во вред господина моего короля, но лишь к свержению одного Хьюго».{974} Означать это могло только одно — демонстрацию военной силы против Англии с целью устранения фаворита.

С внешней стороны казалось, что требования и угрозы Изабеллы проистекают из желания воссоединиться с Эдуардом, но на заданных ею условиях. Крайней мерой для нее в то время могло быть убийство Деспенсеров. Но памятуя о долгом списке обещаний, нарушенных Эдуардом, о многих случаях, когда он ставил интересы своих фаворитов выше всех прочих соображений, трудно было рассчитывать, что он отошлет их навсегда ради жены. Не могла она также рассчитывать на то, что они смиренно удалятся в изгнание, не причинив никакого вреда.

Изабелла уже должна была усвоить, что возвратиться в Англию, положившись на слово Эдуарда, значило совершить колоссальную глупость. Сколько раз уже его принуждали прогнать своих любимчиков, после чего он тайно призывал их вновь? А Деспенсер, как нетрудно было предсказать, не колеблясь ни минуты, жестоко отомстил бы всякому, кто позволит себе пойти против него, в то время как Эдуард уже продемонстрировал в прошлом нежелание вмешиваться ради блага Изабеллы.

Но могла ли Изабелла действительно верить, что Эдуард согласится на ее требования? Если да, то, значит, она отнюдь не была такой реалисткой, как можно судить по многим другим ее поступкам. Намного более вероятно, что Изабелла выдвинула свои требования именно в расчете на то, что Эдуард откажется их выполнять, и тем самым даст ей предлог остаться во Франции до тех пор, пока ее будущее упрочится благодаря вмешательству брата и друзей. Что касается угроз в адрес Деспенсера, то она должным образом предупредила Эдуарда, и теперь он оказывался ответственным за судьбу Хьюго.

Эдуард, при всей своей толстокожести и эгоцентризме, не говоря уже о невеликой проницательности, был потрясен ультиматумом своей жены. В те дни, начиная с 18 ноября, в лондонском Тауэре проходили заседания Парламента; 5 декабря их перенесли в Вестминстер, но незадолго до этого перед собранием вельмож и прелатов явился король «и начал описывать, что произошло, в короткой речи». Она свелась к публичной жалобе на поведение королевы, уже не просто неподобающее, но угрожающее и непристойное. Он поведал собранию:

«Вы знаете, какой удачей казалась нам поездка королевы во Францию ради заключения мира. Было условлено, что, когда ее миссия будет выполнена, она немедля возвратится. И она по доброй воле пообещала это, и при отъезде не казалась кем-либо обиженной. Прощаясь с нами, она передала всем привет и уехала в радостном настроении. Но ныне кто-то сумел изменить ее отношение. Кто-то настроил ее на худой лад своими выдумками. Ибо я знаю, что она не могла измыслить какие-либо оскорбления из собственной головы. Тем не менее она уверяет, что Хьюго Деспенсер — ее противник и враждебен ей. Удивительно, откуда у нее взялась такая неприязнь к Хьюго, ведь перед отъездом она ни с кем не была более любезна, за исключением меня самого. По сей причине Хьюго весьма опечален, но тем не менее готов доказать свою невиновность любыми доступными ему способами. Поэтому я глубоко убежден, что королеву ввели в заблуждение, и кто бы ни был тот, кто это сделал, он воистину человек злой и коварный. А теперь рассмотрите этот вопрос со всею мудростью, чтобы та, кого наущение злых людей побуждает прибегать к обману, могла быть возвращена на путь согласия вашими благоразумными и доброжелательными советами».{975}

Кто же был тот «кто-то», человек, сбивший Изабеллу с прямого пути? Поскольку Эдуард сказал «злые люди», вероятно, он имел в виду группу изгнанников, завязавших отношения с Изабеллой в Париже, и явно не знал, кого из них считать главным виновником. Если кто и мог оказать влияние на Изабеллу, так это Ричмонд, который также отказался следовать приказу, не вернулся на родину и явно пользовался большим доверием королевы.

Трогательная попытка Эдуарда выгородить Деспенсера не могла слишком впечатлить слушателей, в большинстве своем прекрасно осведомленных, что Хьюго на самом деле дал Изабелле множество поводов для обиды и неоднократно проявлял к ней открытую враждебность. И все же отказ королевы Англии вернуться домой создавал донельзя скандальную ситуацию и подрывал безопасность королевства; поэтому, как лорды ни сочувствовали Изабелле, они встревожились и попытались поскорее разрешить проблему.

В ответ на обращение короля Деспенсер сделал публичное заявление перед лордами, что его намерения по отношению к королеве никогда не были злыми. Затем Эдуард начал давить на епископов, и те нехотя согласились написать коллективное послание Изабелле, как «отцы» «милой дочери», заклиная ее отрешиться от «необоснованных подозрений» и возвратиться домой, к мужу. Содержание письма, датированного 1 декабря 1325 года, было таково:

«Дражайшая и могущественная госпожа, вся страна обеспокоена новостями о тебе и теми ответами, кои ты недавно прислала господину нашему королю. А поскольку ты откладываешь свое возвращение из ненависти к Хьюго Деспенсеру, все предвидят, что за сим последует много бед. На самом деле Хьюго Деспенсер торжественно подтвердил свою невиновность перед всеми нами и уверил, что никогда не причинял вреда королеве, но старался делать все от него зависящее, дабы помогать ей; и он будет и впредь всегда поступать так, что и подтвердил клятвенно. Он также добавил, что не может поверить, будто эти угрозы могли зародиться в одной твоей голове, но думает, что они проистекают из некого другого источника, особенно потому, что перед отъездом ты вела себя с ним милостиво и впоследствии присылала дружеские письма, которые он предоставил на обозрение всем в Парламенте».

Фразеология этой части письма так схожа с речью короля, произнесенной накануне написания, что трудно избежать впечатления, будто эти слова были продиктованы епископам либо лично Эдуардом, либо Деспенсером. Далее в письме значится:

«Соответственно у дражайшая госпожа, умоляем тебя как государыню, предупреждаем тебя как дочь: вернись к господину нашему королю, твоему супругу, отрешившись от всякой мстительности и злобы. Ты, которая оставила нас ради дела мира, не медли же, ради мира, с возвращением. Ибо все жители нашей страны опасаются, что многие беды могут проистечь из твоего отказа возвратиться. Они боятся появления чужестранцев и разграбления своего имущества. Они не думают, что все это вызвано твоим гневом, что ты можешь желать погибели народу, столь тебе преданному, из ненависти к одному человеку. Но что касается написанного тобою, что-де брат твой, король Франции, и прочие друзья твои из этой страны намерены предпринять ради тебя нечто, от чего не будет вреда ни господину нашему королю, ни кому-либо иному, но пострадает один лишь Хьюго: дражайшая и могущественнейшая госпожа, откажись от подобного предприятия, ибо осуществление его может весьма вероятно принести непоправимые потери. Народ английский воспринимает эти угрозы как предвестие нашествия чужестранцев, и говорят: если придут французы, они разграбят нашу землю. Годится ли, чтобы невинные страдали наравне с виновными?[91] А между тем все, что невиновные не сумеют унести с собою, они потеряют. Увы! Если дела пойдут именно так, может случиться, что нам покажется мачехой та, которую мы всегда считали своей покровительницей. Увы! Духовенство и народ жалостным голосом вновь и вновь высказывают свои страхи, что и сами они, и их свобода будут полностью уничтожены из-за ненависти к одному-единственному человеку. Посему, госпожа наша королева, прислушайся к голосу благоразумия и не откладывай более свое возвращение. Ибо твой долгожданный приезд сдержит людскую злобу и устранит все возможности для злых дел».{976}