Никос Казандзакис - Христа распинают вновь

• Название: Христа распинают вновь
• Автор: Никос Казандзакис
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1962

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.

Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.

---

— Удачный день, братья, выбрал священник для похода в село! Кабаны сегодня висят на крюках, — ждут нас, а хозяйки развели огонь и готовят для нас еду. Пусть обрастут жиром кишки и у бедняков! Как вы думаете, скряга Ладас тоже заколол кабана?

Но его товарищи, взволнованные грозным военным гимном, не отвечали. Они уже спустились к подножью горы и вышли в долину. Перед ними раскинулось село. Над запорошенными снегом домами вился дымок. Голодные саракинцы раздували ноздри и жадно вдыхали запах свинины, которую там уже начали варить для заливного. Женщины вспомнили свои разоренные дома, вспомнили, что и они так делали раньше в праздничные дни, и глубоко вздохнули.

Прежде чем подойти к колодцу святого Василия, поп Фотис остановился и сделал знак, что хочет говорить.

— Дети мои, — сказал он громко, — будьте осторожны! Сначала мы захватим дом старика Патриархеаса. Если дверь закрыта, мы ее взломаем — ведь дом наш — и войдем! А потом мы разделим его сады, виноградники и поля и будем владеть ими… Дай бог, чтобы на нас не напали, но если нападут, мы будем защищаться! Это война, мы отстаиваем свои права — бог нас простит! Село проснулось, я уже различаю вдалеке людей — они собираются на площади. Я слышу звон колоколов. Будьте осторожны! Вперед, все вместе!

И действительно, уже гудел колокол, и село поднималось на ноги. Этой ночью Панайотарос не мог уснуть. Он словно что-то предчувствовал и, выйдя рано утром на балкон аги, стал внимательно смотреть на Саракину. Вскоре в утреннем тумане он разглядел спускающихся саракинцев… Тогда он кубарем скатился с лестницы, выскочил на площадь, подбежал к церкви, схватил веревку колокола и начал бешено звонить. В это же время и старуха Мандаленья, которая шла с кувшином к колодцу святого Василия, увидела босых людей, лавиной катившихся с горы. Она побежала в село, визжа:

— Идут, идут, проклятые! К оружию, односельчане! Нежившиеся в постелях крестьяне услышали звон колокола, крики старухи Мандаленьи, вскочили со своих перин, открыли двери и, закутавшись в одеяла, бросились бежать к церкви. Хозяйки перестали возиться с кабаньими тушами, подбежали к окнам и дверям и кричали пробегавшим мимо всклокоченным мужчинам:

— Что случилось? Почему звонит колокол?

Но никто не отвечал; все бежали к церкви.

Поп Григорис, нечесаный, в наспех накинутой рясе, стоял у дверей церкви и вопил как бешеный:

— К оружию, дети мои! Большевики идут! Они спускаются с Саракины, и мы должны стать на защиту нашего села! Бегите домой, берите оружие и собирайтесь все у колодца святого Василия.

Он повернулся к Панайотаросу, который отчаянно звонил в колокол.

— Прекрати, Панайотарос! Беги разбуди агу и скажи ему — пусть седлает лошадь и скачет к колодцу святого Василия! Большевики идут!

Прибежал запыхавшийся учитель. Он забыл дома очки, все время спотыкался и кричал как одержимый:

— Не беритесь за оружие, братья! Я пойду и поговорю с ними по-хорошему! Все мы — братья! Не топите село в крови!

— Не суйся не в свои дела, учитель, — заорал поп в ярости. — Никаких переговоров! Пришло время уничтожить их! Вперед, дети мои! К оружию, братья! Смерть голодранцам!

Разъяренные крестьяне побежали домой, вооружились палками, пистолетами, серпами, многие схватили ножи, которыми вчера кололи кабанов, — и большая толпа, возглавляемая попом Григорисом, устремилась к колодцу святого Василия.

Подбежал и Панайотарос. Он стал рядом с попом, поднял свой пистолет и выстрелил в воздух.

— Вперед, ребята! Уничтожим их!

Ага сквозь сон услышал выстрел, стукнул палкой о пол, появилась Марфа.

— Что это за выстрелы?

— Большевики идут, дорогой ага!

— Какие большевики, горбунья? Говори толком! Откуда? Из России?

— Нет, дорогой ага, с Саракины. Поп просил тебя оседлать лошадь и скакать туда.

Ага громко засмеялся. Ему еще хотелось спать, он повернулся на другой бок, лицом к Ибрагимчику.

— Когда они придут из России, — сказал он, — тогда разбуди меня. А сейчас ступай к дьяволу!

Отец Фотис увидел, как со всех сторон сбегались к колодцу разозленные ликоврисийцы. Он отделился от своих людей и, безоружный, пошел вперед с иконой в руках.

— Братья, — крикнул он. — Я хочу вам кое-что сказать. Остановитесь! Выслушайте меня, Христа ради, чтобы не пролилась кровь!

На минуту-две враждующие стороны замерли в ожидании. Отец Фотис сделал еще несколько шагов.

— Тебе, поп Григорис, твоей святости, отче, — крикнул он, — я хочу кое-что сказать. Подойди поближе!

— Чего тебе надо от меня, козлобородый? — ответил поп Григорис, выскакивая вперед. — Вот я!

Два попа остановились друг против друга, между двумя лагерями: один — высокий, откормленный, лоснящийся, как бык; другой — кожа да кости, со впалыми щеками, с израненными ногами, похожий на голодную загнанную лошадь.

— Отче, — сказал священник Фотис громко, чтобы его слышали все, — большой грех мы совершим, ввергнув в войну своих братьев. Кровь, которая прольется, будет лежать на нашей совести… Я хочу тебе кое-что предложить, отче. Слушайте и вы все, братья! Положите оружие на землю и не деритесь, подождите! Мы, два старика, — поп Григорис и я, — каждый представитель своего народа, поборемся безоружные и дадим клятву: если поп Григорис свалит меня на землю и положит на лопатки, мы мирно, с пустыми руками вернемся на Саракину; если же я одержу победу над попом Григорисом, мы будем владеть землями, которые подарил нашей общине Михелис Патриархеас. Над нами есть бог, и он нас рассудит.

Услышав слова отца Фотиса, ликоврисийцы успокоились. Они видели его высохшее лицо, его тонкие, как у кузнечика, руки и ноги, и злорадно рассмеялись:

— Подуй на него, отец Григорис, подуй на него, и он упадет!

Но саракинцев охватил ужас.

— Нет, нет, отче! — крикнул Лукас. — Пусть выйдет бороться со мной самый сильный из них! И посмотрим, кто победит! Пусть выйдет Панайотарос, который корчит из себя забияку, чванится пистолетами и красной феской! Пусть выйдет этот турок, если не боится!

Сказав это, Лукас передал знамя своему соседу, юноше, и засучил рукава.

— Иду, предатель, иду, большевик, — закричал Панайотарос и бросился вперед. — Иду, и живым ты от меня не уйдешь!

Он выхватил пистолет и прыгнул вперед, но поп Григорис закричал:

— Остановитесь, оставьте нас одних, мы сами все решим! Я принимаю твой храбрый вызов, козлобородый! Клянусь богом, что, если я тебя свалю, ты уйдешь по добру! Если же ты меня свалишь — забирайте беспризорные земли, которые вам подарил никудышный хозяин Михелис. Я призываю бога, — пусть он станет над нами и рассудит нас!

— Во имя бога, — сказал отец Фотис и перекрестился.

Он обернулся к своим, подозвал одного старика и передал ему икону.

Потом он снял свою старую рясу, аккуратно сложил ее и положил на камень. Все увидели его черную рваную рубашку, штаны в заплатах, его ноги — тонкие, израненные, похожие на две сучковатые палки.

Поп Григорис стоял, расставив свои крепкие ноги, сложив сильные руки на груди, и ждал, пока противник приготовится. Его хмурое лицо выражало презрение и гнев. Он нетерпеливо, словно конь, бил ногой о землю. Но как только увидел перед собой высохшего, как скелет, попа Фотиса, обутого в лапти, с черными, глубоко запавшими глазами, он вздрогнул, словно перед ним появился призрак смерти.

— Перекрестись, отче, — спокойно сказал поп Фотис, — я готов.

Поп Григорис машинально перекрестился и не сдвинулся с места, упершись ногами в землю.

— Ну, давай, кузнечик, — сказал он с иронией. — Бей!

— Неужели ты, отче, не можешь раскрыть рта, чтобы не ругаться? И этим языком ты прославляешь бога? И этими руками ты поднимаешь святые дары?

— Этими руками я переламываю кости козлобородым! — заорал поп Григорис и, нагнув голову, как бык, ринулся на своего врага.

Он в бешенстве замахнулся кулаком, чтобы ударить, но отец Фотис отступил, и кулак пролетел мимо. Еще немного, и поп Григорис сам грохнулся бы на землю. Еще больше разъярившись, он снова бросился на попа Фотиса, схватил его за бороду и вырвал клок волос. Но отец Фотис, сжав свой сухой стальной кулак, ударил им в толстое брюхо попа Григориса. Раздался глухой звук, и могучий поп покатился по земле. Глаза у него помутнели, он побледнел, но тут же собрался с силами, вскочил, обхватил Фотиса за поясницу и, прижавшись к нему лицом, стал кусать его в шею, стараясь перегрызть ему горло. Они боролись молча, только время от времени поп Григорис рычал, как зверь, пожирающий свою добычу.

Саракинцы стояли затаив дыхание.

— Пропал наш отец, — прошептал Яннакос. — Он задушит его, этот бык!

— Не бойся, Яннакос, разве ты не видишь бога над его головой?

Не успел Манольос произнести эти слова, как отец Фотис ухватился одной рукой за раздвоенную бороду попа Григориса, а другой — с силой ударил его в челюсть. Поп Григорис застонал и, наклонившись, выплюнул зубы с кровью. Но прежде чем он успел опомниться от боли, поп Фотис обхватил его руками, качнул вправо-влево и вдруг, с размаху обрушившись на него всем телом, повалил на землю.