Алексей Слаповский - Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать

• Название: Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать
• Автор: Алексей Слаповский
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-058017-0, 978-5-271-23081-3

"Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать" — самое полное собрание рассказов Алексея Слаповского. Автор представляет их так: "Это стилистика антиабсурда. Такого нет (или очень мало) в реальной жизни, но может быть и должно быть".

Мир абсурден, перевернут с ног на голову. А если его вернуть в исходное положение? Получится мир людей беспредельно честных и добрых, любящих и бескорыстных… До абсурда. На самом деле все, как в жизни, — только интересней.

---

Обескураженный человек уходит, а Двоегузов потирает руки: теперь-то он умный, теперь-то никому не даст себя провести — не на таковского напали, сволочи!

2 января 1995

Касса

Здание железнодорожной станции Жеваляево было старым. И окно билетной кассы было старым, решетчатым, состоящим из двух десятков окошечек, каждое размером с форточку. Одно из таких окошечек и было собственно кассой, сквозь которую продавали билеты, а из прочих половина закрыта была фанерками, картонками, кусками жести — стекла повылетали от небрежности прислонявшихся к ним людей, от мальчишеского и пьяного хулиганства и сами по себе, от времени. Да и основная рама уж подгнила. И, наконец, кто-то разбил саму амбразуру кассы.

Тогда окно вынули вместе с рамой и унесли на ночь капитально ремонтировать, с тем, чтобы успеть восстановить к утреннему поезду. Два работника бессонно трудились за двойной тариф, подбадривая себя вином — и рано утром, валясь от усталости, приволокли окно, вставили, вколотили накрепко, полюбовались на сверканье новеньких целых окошечек — и ушли, довольные.

Собравшиеся пассажиры тоже рассматривали новое окно. А рассмотрев, увидели, что касса оказалась не там, где положено, то есть внизу слева, а слева же — но вверху. Учитывая абсолютную квадратность окна, ошибку работников вполне можно понять.

Тут каждый по характеру: кто, считая, что продажи билетов в таких обстоятельствах быть не может, заранее припас для возможного (правда, маловероятного в такую рань) контролера объяснение, что рад бы, мол, купить билет, да вот, видите ли, какая история! — и ушел на перрон. Кто предположил, что для кассы проделают наскоро окошко внизу. А кто, ожидая кассиршу Капитолину Афанасьевну Долгорукову, высказывал мнение, что она не позволит ничего переделывать и, любя порядок, что-нибудь подставит для себя, чтобы дотянуться до окошка кассы, а уж как пассажирам дотягиваться — это их проблема, их трудностями Капитолина Афанасьевна никогда не интересовалась, твердо зная лишь свое дело — и работая, кстати, на этом месте вот уж тридцать четыре года.

Ждали.

Капитолина Афанасьевна пришла.

Увидела.

Само собой, ругнулась на мастеров.

Потом, будучи женщиной сильной, без посторонней помощи переставила свой стол и стул на стену, к окошечку, перенеся туда и прочие принадлежности, в том числе несгораемый металлический незапамятных времен сейф со сломанным замком.

Села, открыла окошечко.

Люди, увидев ее обычную фигуру, хоть и сидящую, как бы это сказать, параллельно потолку, успокоились. Но успокоились лишь умом, а практически — не знали, что делать. А поезд вот-вот подойдет. А жители Жеваляевки за редким исключением не любители ездить без билета, они, как и Капитолина Афанасьевна, всегда стремятся к порядку.

«Стоять будем или чего будем?» — послышался туг голос Капитолины Афанасьевны, голос мудрый, насмешливый, человековидящий.

И все выстроились по стене — и дело пошло своим чередом.

На первых порах бывали неувязки: кто-то из детей или из немощных стариков срывался, падал. А потом — привыкли.

22 января 1995

В проживании не замечен

У этой жилищно-бытовой истории трагическое начало, печальное продолжение, но финал будет счастливый, говорю об этом сразу, для того, чтобы… А Бог знает, для чего!

У Джуравского умер в однокомнатной квартире близкий родственник, а именно — отец.

Отношения у них были плохие, потому что Джуравский женился на женщине, которая не нравилась отцу.

Джуравский через двадцать три года разлюбил жену и ушел от нее, чем подтвердил правоту отца, но не пошел жить к отцу, а поселился в заводском общежитии; он работал на заводе, вот ему и дали комнату в заводском общежитии.

Отец умер, и оказалось, что Джуравский в его квартире не прописан.

Случилось это в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году — со всеми вытекающими отсюда административными последствиями, из которых следовало, что, не будучи прописан, близкий родственник не имеет права претендовать на квартиру и она отдается в фонд свободного распределения. Но в данных правилах была зацепка: если доказан факт проживания близкого родственника в данной квартире не менее полугода, то он уже имеет право претендовать на эту квартиру.

Джуравский стал всем говорить, что он последние полгода только и делал, что проживал в этой квартире с отцом, но ему не поверили ни домоуправ, ни многодетные Ахеевы, живущие в этом доме и рассчитывающие на получение квартиры для своего женившегося сына, ни жилец этого же дома Акрономов, желавший получить эту квартиру, чтобы вместе со своей однокомнатной квартирой разменять эту квартиру на двухкомнатную в центре города Саратова, в котором, как вы понимаете, все и происходило, ни Александр Робертович Лукошко, проживавший совсем в другом доме, но имевший виды на эту квартиру в силу того, что очень хотел иметь ее для одной женщины, на предмет чего имел служебное письмо от высокой организации, им же и возглавляемой, о производственной необходимости обеспечить нормальные жилищные условия матери-одиночке, одной из лучших работниц учреждения, Маргарите Сергеевне Однозначновой.

В общем, слишком много людей было заинтересовано в том, чтобы не верить Джуравскому.

Тогда он, воспользовавшись ключом от квартиры, который у него был, вселился в квартиру с тем, чтобы прожить полгода и получить ее на законном основании.

Но его хитрость была разгадана.

— Здравствуйте! — говорил он по утрам, выходя из квартиры на работу, говорил всем, кого встречал. Но ему не отвечали ни заинтересованные лица, ни прочие жильцы дома, наученные домоуправом сопротивляться махинатору.

С Джуравским не здоровались. Его как бы не видели.

Он, не будь дурак, перед тем, как войти в квартиру, дожидался кого-нибудь из соседей и говорил:

— Вот, вхожу в квартиру, живу здесь. Будьте свидетелем.

Но соседи, опустив глаза, молча проходили мимо.

Он затащил к себе алкоголика из второго подъезда Диму Манаева, пил с ним весь вечер и всю ночь, утром Дима уполз, через день Джуравский спросил его:

— Как тебе у меня понравилось? Заходи еще.

Дима, несмотря на нестерпимую жажду, сказал, сглотнув сухую слюну:

— Я вас не знаю, гражданин, вы здесь не живете.

И быстро-быстро побежал к домоуправу, рассказал о своем поступке и получил от домоуправа один рубль семьдесят две копейки на портвейн армянский «Арарат».

Джуравский живет месяц, другой, милиция его выгнать стесняется, зная, что он сын своего отца и проживает в квартире отца, хоть пока и не прописан, времена, если вы помните, были советские, с огромной массой безобразий, но вот выкинуть, например, кого-то из квартиры на улицу или нанять человечка, чтоб прихлопнули дурачка в темном месте — таких обычаев тогда не бывало. Старались беззаконничать законным образом, легально.

И единственным легальным способом было — доказать факт непроживания Джуравского в этой квартире, что и делалось.

Джуравский пошел на уловки. Специально сломав водопроводный кран, он залил соседей внизу.

Соседи снизу, а именно подполковник в отставке Куйялло, замкнутый, но вспыльчивый прибалт, прибежал весь бледный, Джуравский радостно открыл, заявляя:

— Ну, залил, знаю! Проживая в квартире, не без этого! Живые же люди!

Куйялло прошел мимо него, починил кран руками и ушел. А домоуправ составил акт о неисправности водопровода в пустой квартире и сделал Куйялло бесплатный ремонт за счет общественных ресурсов.

Отчаявшийся Джуравский подловил домоуправа и закричал:

— Живу я здесь или я тебя убью, дядя Миша?!

— В проживании не замечен, — официально ответил домоуправ, наплевав на угрозы Джуравского. За годы своей должности он и не такое слыхал.

Джуравский заплакал.

Он стал жить в квартире молча и тихо — полагаясь на авось.

Но вот как-то встретился в подъезде с молодой женщиной Антониной, одинокой, привлекательной, которую он давно приметил. И сказал ей:

— Здравствуйте, Антонина, вы мне давно нравитесь. Я к вам влечение чувствую в мужском смысле.

— Да и я в женском смысле не прочь, — оглянувшись, шепнула со вздохом Антонина.

— Тогда милости прошу в гости! — воскликнул Джуравский. — Чайку! Шампанского!

— Я с незнакомыми людьми, не проживающими в этом доме, чаю и шампанского не пью! — опомнилась Антонина.

Джуравский обозвал ее.

— Ходят тут всякие! — классически ответила Антонина.

Тогда Джуравский стал пить и дебоширить в квартире и во дворе.

Никто не обращал внимания.

Джуравский по вечерам выходил на балкон и ходил по перилам, как циркач.

Никто не видел этого.

Джуравский кидал в соседей с балкона помидорами — и свежими, и гнилыми.