Раиса Кузнецова - Унесенные за горизонт

• Название: Унесенные за горизонт
• Автор: Раиса Кузнецова
• Издательство: Новый хронограф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-94881-133-8

Воспоминания Раисы Харитоновны Кузнецовой (1907-1986) охватывают большой отрезок времени: от 1920-х до середины 1960-х гг. Это рассказ о времени становления советского государства, о совместной работе с видными партийными деятелями и деятелями культуры (писателями, журналистами, учеными и др.), о драматичных годах войны и послевоенном периоде, где жизнь приносила новые сюрпризы ― например, сближение и разрыв с женой премьерминистра Г. И. Маленкова и т.п. Публикуются фотографии из личного архива автора.

---

― Второй день.

― Это вы обрушили старую штукатурку?

― Нет, этим специальная бригада занималась.

― А почему мусор не убрали?

― Для этого нет рабочих, это дело хозяев квартиры!

Ну, думаю, пропала, сейчас Ваня с его гипертонией начнет таскать с пятого этажа эту тяжесть, мне одной не позволит. Соня и Эдик, как назло, были еще в школе, Сережу Лена взяла к себе, Аля на работе, а родители Ивана Васильевича, которым он сразу же позвонил, как оказалось, у детей и не бывали ― в первый же день Александра Васильевна поссорилась с Алей.

Ваня продолжал толковать с женщинами, а я в отчаянии убежала на кухню. Вскоре он появился там ― довольный и веселый. Он дал работницам денег, пообещал накормить обедом ― в то время еще были карточки и еда ценилась выше денег, ― и те сразу согласились вынести мусор. Я с энтузиазмом кинулась готовить обед. Не прошло и трех часов, как женщины управились с мусором, а я с обедом. Только их накормила, пришли два штукатура ― их тоже подкормили, и семь человек начали быстро штукатурить комнату и сушить ее керогазом. Уже на следующий день они приступили к малярным работам. Ваня утром отправился на работу, а я осталась с рабочими и с удовольствием слушала их высказывания:

― Хозяин-то у тебя больно хорош!

Уже в день приезда, вечером, мы были в больнице у Володи и няни. Оказалось, что лечащий врач получил нагоняй за их задержку, и пришлось забрать их тотчас же. Но не ехать же с ними в разоренную и еще сырую квартиру! Решили поклониться Ваниным родителям ― Александра Васильевна согласилась подержать Володю у себя, но без няни, которую почему-то не терпела. Это оказалось очень кстати ― теперь няня могла готовить пищу для ремонтников, а я решила приступить к поискам работы.

Новая профессия

Но устроил меня Ваня. Совершенно случайно встретил он на улице Александра Сергеевича Федорова, главного редактора журнала «Техника молодежи». И тот вдруг спросил, не знает ли Иван Васильевич кого-то, кто мог бы пойти на редакторскую работу во вновь организуемый Главк научно-популярной кинематографии, куда его назначили начальником.

― Знаю, ― сказал Ваня. ― Это моя жена.

И выдал Федорову на меня такую характеристику, что у того челюсть отвисла.

Федоров сказал Ване, что договорится со студией научно-популярных фильмов, чтобы я за пару месяцев познакомилась со спецификой кино, после чего он возьмет меня в главк.

Перспектива заняться кинематографом привлекала, однако все-таки было страшновато. Но Ваня сказал:

― Ты человек способный. А кинематограф, вернее, литературный сценарий фильма для тебя, сделавшей столько книг, я уверен, проблемой не станет. Справишься!

Человек слова и дела, он уже на следующий день притащил из библиотеки ЦК все, какие только смог там достать, книги о кинофильмах, сценариях и прочее. И я с жаром принялась их штудировать. Через несколько дней поняла, что «не так страшен черт, как его малюют», и отправилась на свидание к главному редактору студии Григорию Борисовичу Зельдовичу. Он принял меня приветливо и сказал, что приступить к работе я смогу сразу после Нового года.

Когда 3-го января 1947 года я пришла на студию, у меня уже была «задержка», но я надеялась, что связана она с акклиматизацией. И, конечно, напрасно. Очень скоро «тайное» стало явным.

Из-за тесноты в редакторской комнате Зельдович устроил меня вначале работать в редакции киножурнала «Наука и техника». Крикливый зав. производством журнала Ефим Потиевский через мою голову вел непрерывные разговоры с режиссерами и операторами, снимавшими сюжеты для журнала. Уже на третий день терпение мое лопнуло, и я пошла к Зельдовичу с «требованием» создать условия для «плодотворной редакторской работы». Зельдович впоследствии со смехом вспоминал, как я тогда ворвалась к нему. Была красная, возбужденная, берет сбился набок, грозилась совсем уйти.

― Но я не мог расстаться с вами. Вы же кадр Федорова, и потому пришлось временно посадить вас в моем кабинете. Помните?

Еще бы не помнить! В кабинет постоянно приходили сотрудники, но говорили тихо, с опаской поглядывая на меня. Разговоры Зельдовича с режиссерами и сценаристами, которые я невольно слушала, очень помогли мне сориентироваться в «специфике» требований к литературным и режиссерским сценариям, наконец, просто освоить нужную терминологию. Хозяин кабинета тоже прислушивался к моим переговорам со сценаристами, порой вмешивался, но очень деликатно, подоброму. Зельдович помогал мне удивительно охотно; я относила это на счет его доброжелательного отношения к людям. Однако когда на студию пришла «новенькая», я убедилась, что это не совсем так. К тому времени отыскалась для меня отдельная тесная комнатушка, куда сразу подселили «новенькую». Заметила, что, вернувшись от Зельдовича, она плачет:

― Что случилось? ― спросила я.

― Не понимаю его замечаний на полях сценария, а спрашиваю ― рычит!

Я не выдержала, сказала Зельдовичу об этих слезах.

― Она бездарь, не разбирается в существе дела, неверно формулирует заключения.

Я замолчала. Подумала, что подобного рода ошибки допускала и я, но он спокойно разъяснял их мне. Иногда я даже спорила с ним, но он не раздражался, а спокойно повторял свои замечания. Поделилась своим недоумением с Ваней.

― Он считается с тобой потому, что ты «кадр Федорова», а еще, возможно, потому, что знает: твой муж работает в ЦК.

Позже мы работали с Зельдовичем уже «на равных», когда оба были главными редакторами Главного управления научно-популярных фильмов при Министерстве кинематографии СССР.

Здесь каждый курировал свою тематику. Я вела фильмы по сельскому хозяйству и географические. С идеей создания последних носился Владимир Адольфович Шнейдеров. Он жаловался мне, что нигде не находит поддержки, отрицательно отнесся к его предложению и Федоров. Мне же очень импонировала идея выпустить сорок-пятьдесят фильмов, в которых было бы рассказано о природе и экономике нашей страны, о ее красоте и богатстве. Ваня тоже нашел эту идею привлекательной, и я, вооруженная его аргументацией, с жаром убеждала Федорова в необходимости создания этой серии. Наконец в план 1948 года впервые были включены несколько названий будущего «Киноатласа СССР». Впоследствии эти фильмы, которые стали ежегодно выпускаться нами, легли в основу «Клуба кинопутешествий», организованного на телевидении В. А. Шнейдеровым

Дочь

А пока вернусь в 1947 год, когда все явственнее для окружающих обрисовывался мой растущий живот. По форме он мало отличался от того, каким был в 1945 году, поэтому «знатоки» находили, что у меня вновь родится сын. Ваня сокрушался:

― Так хочется дочку!

― Раз мечтаешь, значит, сбудется, ― отвечала я. ― Когда ходила Володей, дышать хотела только выхлопными газами, а сейчас меня от них тошнит.

Летом жили на даче ЦК, на 42-м километре Казанской железной дороги. С нами были Ванины родители. Было тесно, всего две комнаты да маленькая терраса, но удобство заключалось в том, что на всю семью выдавались из общей кухни обеды, да и плата за дачу мизерная ― из расчета 32 копейки за метр помещения. Декретный отпуск мне дали рано: по расчетам врачей, я должна была родить примерно 10 августа. Уезжать с дачи не хотелось, а срок подошел. Стояла сильная жара, я задыхалась, да и сосновый лес, видно, вызывал одышку. И хотя предстояли пятые в моей жизни роды, я очень боялась. А тут услышала, что беременная женщина, проживавшая по соседству ― я часто встречала ее во время прогулок по лесу, ― умерла при родах в кремлевской больнице. Имела глупость поделиться своими тревогами с Ваней. Боже! Какой переполох я вызвала! Едва успокоила обещанием поехать к А. М. Гельфанду. Пришла к старому испытанному другу, поделилась с ним нашими страхами, а он меня высмеял, да еще обидно так:

― У нас, ― сказал, ― недавно аптекарь умер, так и мне прикажете готовиться?

Посмотрел мои анализы, послушал сердце и дал единственный совет: побольше двигаться и поменьше забивать голову всякими страхами.

Возмущенная, рассказала об «остроумии» Гельфанда, а Ваня засмеялся:

― Единственное, чего я боюсь теперь, что не успеем с дачи доехать до родильного дома. Давай останемся в Москве.

Но мне было жаль уезжать с дачи ― он же так недавно ушел в отпуск! Его родители, на что-то рассердившись, без объяснения причин перебрались в город, а я уговорила Ваню задержаться на даче. Лишь 25 августа предложила переехать, и он, бросив диссертацию, которой мог уделять только отпускное время, поехал со мной в Москву. Детей оставили на няню. 27 августа, заметив, что я кое-как перемогаюсь, Ваня отвез меня в филиал кремлевской больницы ― в Бауманский роддом.

Меня положили в предродовую палату, где я думала не столько о предстоящих родах, сколько о том, что и следующий наш ребенок окажется оформленным только на меня, «мать-одиночку».