Герман Воук - Марджори в поисках пути

• Название: Марджори в поисках пути
• Автор: Герман Воук
• Издательство: Континент-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7523-0033-9

Роман "Марджори в поисках пути" продолжает рассказ о жизни молодой американской девушки, выросшей в еврейской семье среднего достатка и мечтающей о карьере кинозвезды. Героиня и не подозревает, с какими трудностями ей придется столкнуться в достижении намеченной цели. Становление характера, трения в отношениях с любимым человеком заставляют Марджори серьезно задуматься о смысле жизни и пересмотреть свои взгляды на нее.

---

— Не входи сейчас, подожди, пока она закончит.

— Ради Бога, что это, Ноэль?

— Это терменвокс.

— Что?

— Терменвокс. Тс-с.

Он приложил палец к ее губам и пошел с ней к арочному входу в гостиную. Гости сидели молчаливыми рядами, лицом к окнам. Люба Волоно, высокая и грозная, одна в дальнем конце комнаты, размахивала белыми руками в воздухе над черным предметом, похожим на диатермическую машину. Сейчас он выглядел еще более странным, потому что металлический столб высотой в два фута стоял в углублении на одном конце, а петля из металла выступала в сторону на другом. Артистка извлекала музыку, просто водя руками в пустом воздухе. Каждый раз, когда ее руки приближались к столбу, нота становилась выше; когда она отводила их, нота падала, иногда до басового регистра. Она делала звук громким или тихим, водя рукой вверх или вниз над петлей. Хотя выступление было эффектным, Люба не блистала в этом жонглерстве или машина не была от природы очень музыкальной, так как ее рыдания, писк и стоны были ужасны для восприятия. Ноэль вытащил Марджори из арки и прислонил к стене, все еще держа свою руку вокруг ее талии.

— В мире есть только один человек, который действительно может извлекать из него подобающие звуки, — Клара Рокмор. Я слышал ее на сольном концерте, она творит на нем чудеса. Хотя эта женщина и оделась, как она, но…

— Как же, интересно, он работает?

— Это электронное приспособление. Ты машешь руками в магнитном поле и производишь помехи, которые переводятся в музыку по образцу. Некоторое время было очень много разговоров, что это инструмент будущего и все такое.

Терменвокс скользнул вверх до сверхъестественно высокой ноты и повис там, пульсируя, как будто задыхался: «Вах, вах, вах».

— Я просто не могу это выносить, — сказала Марджори.

Он похлопал ее по плечу.

— В этой штуке чертовски нравственный урок, милая, если ты интересуешься нравственностью сегодня. Теоретически — это совершенный инструмент. Ты можешь извлечь уникальную ноту. Неограниченные эффекты громкости или тишины. Бесконечный диапазон высоты, ты в состоянии подняться выше, чем может слышать ухо человека, и ниже, чем двойной фагот. Никакой пронзительности духовых инструментов, никакой проблемы с дыханием. Только одни достоинства, никаких недостатков. И эта проклятая штука не годится для игры. Подумай над этим, дорогая, когда будешь выбирать мужа.

Она пробормотала:

— Это чудо, что ты не играешь на нем…

Он хихикнул и потянул ее за ухо.

Когда песня кончилась, Ноэль и Марджори проскользнули на сиденья в заднем ряду. Люба Волоно оставалась неподвижной у терменвокса. Среди гостей слышался шелест разговора, а раввин встал, заняв место меж окон, лицом к проходу между рядами. Четверо мужчин в черных ермолках поднялись, поддерживая маленький ярко-красный балдахин на четырех неустойчивых палках. Раввин повернулся к Любе Волоно и кивнул. Она начала размахивать руками, и какая-то индусская версия свадебной музыки Лоэнгрина полилась из терменвокса в странном нежном кружении.

Ведя свадебную процессию, в гостиную вошел шафер, крупный, лысый, с золотой цепью через жилетку, с выпяченной грудью и втянутым тучным животом. Следом вошли девушки Паковичи с маленькими букетиками нарциссов. Они уставились на исполнительницу на терменвоксе, переглядывались друг с другом и покусывали губки, чтобы подавить хихиканье, но это им не удавалось. Затем шли миссис Зеленко и Лау Михельсон. Процессия сгрудилась в начале прохода между рядами, а балдахин на четырех палках раскачивался и трясся. Марджори в этот момент совершенно изменила план своей собственной свадьбы и решила провести широкую и великолепную церемонию, какую могла только придумать, вместо скромнейшего домашнего мероприятия.

Терменвокс начал вопить и стонать «Вот идет невеста». Маша вошла, держа под руку маленького седовласого мистера Зеленко, по лицу которого катились слезы. Она прошла мимо Марджори с мертвенно-спокойным выражением лица и непроницаемым взглядом, подошла сбоку к Лау Михельсону под колыхающимся балдахином и остановилась. По кивку раввина Люба Волоно уронила свои руки посередине мелодии — терменвокс с ворчанием затих. Отец Маши и ее жених, стоявшие по обеим сторонам от нее, были почти одного роста и телосложения. На них были одинаковые черные костюмы, волосы их почти не отличались по цвету. Сзади было трудно определить, кто есть кто.

Это была традиционная церемония, и закончилась она традиционно: Лау Михельсон кружил своим каблуком бокал, завернутый в бумагу. При звуке разбивающегося стекла гости зааплодировали, развеселились и ринулись вперед.

— Счастья! Счастья! Счастья!

Они спешили пожать Лау руку и поцеловать невесту под колыхающимся балдахином. Терменвокс начал кричать, в гротесковом стиле подражая радости.

— Это смущающее разбивание стекла. Оно всегда шокирует меня, — сказал Ноэль. — А тебя разве нет? Оставь евреям разрабатывать для всех случаев символ, от которого мурашки бегают по спине.

Марджори ответила:

— Мой отец когда-то рассказывал мне, будто это напоминание о разрушении храма.

— Это больше, чем напоминание. Это, я не знаю… это, должно быть, нечто, идущее из мглы веков, от «Золотистой ветви». Я видел, как мой дядя делал это, когда мне было четыре с половиной года. Мне потом много лет снились сны об этом. Тогда у меня было чувство, настоящая, вызывающая страх детская фантазия, что он символически раздавливает свою невесту ногой. Черт, как и любой реальный символ, мне кажется, он означает все, что ему припишут. Пойдем в столовую и хватим немного шампанского, прежде чем начнется паника.

Вскоре вокруг стола, уставленного нарезанным мясом, копченой рыбой, жареной дичью, салатами и тортами, началась веселая давка. Маша двигалась сквозь толпу сбоку от Лау, центра маленького блуждающего водоворота веселья. Она смеялась, обнималась и целовалась с людьми; она бойко отвечала на шутки, вызывая рев и хихиканье. В одной руке Маша держала бокал шампанского, а в другой — горящую сигарету. Марджори стояла рядом с Ноэлем в углу и наблюдала за ней с изумлением. Маша пронеслась мимо них.

— Благословляю вас, дети мои! Хватай раввина, пока он не ушел, почему бы и нет? Давайте организуем двойную свадьбу. — Взмахнув своим бокалом и весело смеясь, она ушла.

— Она выглядит по-настоящему счастливой, — сказала Марджори.

— Я уверен, что она счастлива, — кивнул Ноэль. — Этот парень — большое достижение по сравнению с Карлосом Рингелем, а одно время она с радостью ухватилась за Карлоса.

— Карлос Рингель был старым ужасом.

Ноэль покрутил шампанское в своем бокале.

— Уверен, но у Маши никогда не было слишком много предложений, не так ли? С Карлосом она обменивала секс на знак внимания. А сейчас молодость — на безопасность. Когда нет очарования или красоты, возможность торговаться ограничена.

— Я считаю, что Маша очаровательна. Весьма очаровательна.

— Ну, она — это то, что можно назвать деформированным сортом. Ты же знаешь, раздавшаяся фигура, выпуклые глаза, разбухшие аппетиты, сильное рвение ублажать, преувеличенное желание занять места. Такие люди — это определенный тип, как альбиносы. Ты вращаешься среди них постоянно. Они привлекают тебя некоторое время своей энергией и хвастовством, но через некоторое время понимаешь, что в действительности они скучные люди.

— Я ненавижу, когда так говорят о людях. Это неблаговидно и фальшиво.

— Ну, тогда не знаю, — сказал Ноэль. — Техасцы сейчас определенно техасцы, не правда ли? Хороший спорт — это хороший спорт. И боюсь, что хвастуны есть хвастуны.

— А к какому типу принадлежу я, интересно? — Марджори чувствовала головокружение, и язык у нее развязался после того, как она выпила пару бокалов шампанского один за другим. — О, прости меня, я забыла. Я воровка с Вест-Энд-авеню. Обычная воровка с Вест-Энд-авеню.

— Пожалуйста, не цитируй меня неправильно. Это как раз то, чем ты, по моим словам, не являешься.

— Да, ты некоторое время заблуждался, считая меня не такой. Но теперь ты выяснил и думаешь иначе, не правда ли, Ноэль?

Она взглянула прямо ему в лицо. Толпа подтолкнула их ближе друг к другу. Он посмотрел на нее довольно сурово, сжав опущенные вниз губы. Это был взгляд, который она хорошо знала; Маша была права, этот мужчина все еще любит ее. По ее телу разливалось тепло и волнение.

Он сказал:

— Ты воровка, достаточно верно, но тогда все — ангелы, более или менее. А дело ангела — это быть праведней, чем ты.

— Все же перефразируешь.

— Не опекай меня, ты, преследующая меня маленькая ведьма, а то я ударю тебя бутылкой шампанского.

Они принесли тарелки с едой к софе у окна в опустевшей гостиной, где негр, гремя, складывал золоченые стулья. Некоторое время они ели молча. Черный дождь хлестал по оконному стеклу, а ветер вздыхал и свистел сквозь рамы.