Юрий Слёзкин - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Юрий Слёзкин
• Издательство: Совпадение
• Жанр: Эротика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-903060-25-2

Воспитанный на Пушкине и Чехове, Мериме и Флобере, талантливейший незаслуженно забытый русский писатель Юрий Львович Слёзкин (1885—1947) высоко ценил в литературе мастерство, стиль и умение строить крепкий сюжет. В его блестящих рассказах, таких разных — и лирических, и ироничных, и проникнутых духом эротики — фрагменты реальной жизни фантазией автора сплетены в причудливые сочетания и скреплены замечательной фабулой.

---

Гликерия шептала убежденно:

— Ты еще молод и не знаешь, что такое любовь. Он обманул нас только потому, что сильно любил и боялся, что мы не позволим привести к нам эту несчастную… Но он очень добр, очень внимателен… Он даже плакал тогда и просил у нас прощенья…

— И все же выселил вас?

Этот вопрос, всегда повторяемый мною, выводил Зину из упорной задумчивости, в какой неизменно она теперь находилась. Она вставала порывисто с места и, гордо подняв голову, говорила громким надтреснутым голосом:

— Никто не выселял и не мог нас выселить! Мы сами уехали. Если мы и старые дуры, то все же знаем, когда наше присутствие неудобно… Любовь требует тайны — только тогда она прекрасна. Мы не хотели мешать…

И внезапно замолкая, она поспешно выходила из комнаты в коридор.

Анна и Гликерия понуро молчали.

Я думал печально:

«Любовь требует тайны — она права. Но кто разгадает тайну смешного маленького, слабого, всегда любящего человеческого сердца»…

Август 1915 г.

Петроград

Турецкая шаль *

Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь —
Ты и блаженство, и безнадежность…

Тютчев

I

Выпячивая вперед губы трубочкой, округляя глаза, говорила Кира тоненьким голоском:

— Ах, дядя, да это же прелесть, я никогда не думала, что может быть так хорошо в деревне. Ну куда я поеду? И зачем мне ехать? Мамочка ничего не понимает, она думает, что я соскучилась. Но это же неправда! И потом, я еще слаба, очень слаба, мне вредно волноваться.

Дядя Витя, потеребливая свою седеющую длинную бороду, отвечал угрюмо:

— Я не спорю, Кира… В деревне очень хорошо… и вообще воздух… но в городе развлечения, люди, шум… может быть, это тебя развеселит… А впрочем, ты не подумай… я, конечно, не гоню и даже напротив…

Старик встал, прошелся по комнате, заложа руки за спину. Кира несколько минут смотрела на него молча, не мигая. Потом рассмеялась звонко:

— Дядя Витя, дядя Витя, какой вы смешной! — закричала она кокетливо.— Подите скорее сюда, я вас поцелую.

Он посмотрел на нее хмуро из-под густых взъерошенных бровей.

— Да идите же.

И потянулась тоненькими своими руками к нему.

— Вот так, хорошо… Сюда садитесь и не хмурьтесь. Право, вы все не то говорите. И не смейте меня гнать отсюда. Мне тут хорошо, ничего другого не нужно. Весь век проживу в «Приютине», гоните — не гоните. И вас от себя не отпущу. Нет, правда… вот видите, какая я еще слабая… чуть похожу, и опять на кушетку. Но на душе так сладко… не фыркайте… правду говорю… Все люблю здесь: и деревья эти вишневые, и дом старенький, и кушетку, и шаль турецкую… особенно шаль… Я с нею не расстанусь никогда, так и знайте. Себе беру, хоть вы мне и не дарили.

— Что же дарить… бери, коли хочешь… а только старая она и ни к чему…

— Вот тебе раз — ни к чему! А что меня грело все это время, что радовало?.. Посмотрите, дядя, какая она пестрая, какой рисунок!.. Вы ничего не понимаете. Вы ею меня укрыли, когда я слегла, помните? Только очнулась — увидела ее… В окно солнце светило — цветы на шали точно ожили. Совсем лето и праздник. Нет, дядя, хорошо…

Закинув тоненькие свои руки за голову, потянулась Кира сладко.

— Кошка ты,— сказал дядя Витя, поднимаясь с места.— Никто тебя не гонит… живи здесь, сколько хочешь, мне все равно… я сколько лет один жил, не привыкать стать.

— Вот вы опять сердитесь,— протянула обиженно девушка.— Вам и говорить ничего нельзя. За что люблю вас — сама не знаю. Злой вы…

Она подняла голову с подушки, шитой гарусом, потом села, спустив ноги на пол, откидывая с колен турецкую шаль, укрывавшую их.

— Вы злой и непонятливый. А меня жалеть надо,— сказала она внушительно.— Может быть, только из-за вас и не умерла.

Дядя Витя подошел к открытому окну и, глядя в сад на белую кипень цветущих вишен, отвечал обиженно:

— Зачем глупости болтаешь? Слушать неприятно… Сама знаешь — я ни при чем. Глупостей наделала. Поумнеть пора бы! Повторяю — ты мне не мешаешь, живи сколько хочешь. Благо целое лето впереди. А у меня работы не оберешься. Вот и сейчас идти нужно…

Он было повернулся уходить, но Кира потянула его за полу парусинового пиджака.

— Не пущу, не пущу… со мной побудьте… хозяйство не убежит… подумаешь — хлопотун нашелся!.. Сядьте вот сюда — на подоконник — так, так, со мной рядом… Вы и не знаете, как мне дорого ваше внимание, дядюшка… Вы необыкновенный, вы удивительный человек! Я таких не видала… а я много людей перевидела.

Кира вздохнула тяжко, закрыла глаза:

— Я очень несчастна, дядя…

У нее на ресницах появились слезы. Дядя Витя засуетился.

— Что с тобою, Кира? Ах, ты черт возьми, как же это так… ну да это глупо!

Дергая бороду, прошелся несколько раз по комнате и, остановившись перед Кирой, сказал поспешно:

— Слушай, Кира, довольно, прошу тебя… Я видишь ли, того… я так не могу… вот и все… ты там в городе могла влюбляться, стреляться и всякая такая штука… а тут — уволь… прошу тебя — уволь… Я не мальчишка… у меня хозяйство, рабочие… У меня забот не обобраться… не до тонкостей всяких… пора тебе мириться с этим, своим… каждый день пишет… А я и так проживу, попросту… да… ничего больше.

Он дергал бороду все сильнее, точно хотел вырвать. Но мягкие ладони закрыли ему глаза, горячие губы прикоснулись к щеке.

— Дядя, милый, любимый…

II

Дядя Витя ходил по двору, за ним, опустив хвост, задумчиво нюхая землю, плелся Чумак — косолапый пес его. По людским все уже спали. Луны не было, по небу скользили тучи, в воздухе пахло отсыревшим дымом.

Почесывая переносицу, смотрел дядя Витя на небо, на тусклые звезды и еще быстрее шагал по двору, откидывая ногой подвертывающиеся щепки.

Дяде Вите было досадно, а на что — он сам не знал. На себя, должно быть, больше всего. Боже, ерунда какая! Девчонка, взбалмошная и все прочее… и стоит ли о ней думать?.. Влюбилась зря в вертопраха какого-то, вышла замуж, месяца не пожила и уже трагедия — пуля в бок — ножками задрыгала… Привезли сюда на поправку, лежала бы смирно, Бога благодарила — нет, опять какую-то сеть заплела. Все у нее навыворот — ничего не поймешь…

Но, закрывая глаза, видел дядя Витя тоненький стан Киры, бледненькое ее лицо, когда лежала она у него в спальне, на его холостяцкой кровати.

Только начнет возмущаться — сейчас вспоминает это.

Привезли ее в распутицу на санях,— всю запеленатую в шубы — ничего не видать. Дядя Витя фыркал, возмущался, пинал ногою Чумака.

— И чего ты ко мне ее привезла? — говорил он сестре за чайным столом, когда больную уложили.— Положительно, не понимаю. Я холост, стар, у меня свои привычки. Мало ли что мне в голову придет… А тут молодая женщина… и вообще… Я, вот, люблю, чтобы Чумак у меня под столом всегда сидел, а Кире это не понравится… Во всяком случае, ты поступила опрометчиво!

Мать Киры, пожилая, рыхлая, всегда расстроенная женщина, отвечала утомленным надтреснутым голосом:

— Ах, Вольдемар, оставь пожалуйста этот тон… я не могу, у меня голова болит… Эта трагедия, эта ужасная трагедия — она меня окончательно убила. Жизнь не щадит меня, удар за ударом — я бессильна бороться. Ты должен поддержать меня. Я одинока, я вдова, у меня нет близких. Ты должен беречь Киру, ты должен любить ее — она так несчастна. Я, конечно, дня через два опять уеду в город… Я не могу оставаться тут дольше. Ты понимаешь… О, если бы хоть в этом я могла быть спокойна, но нет, нет!

Она вытирала глаза кружевным платком, склонясь к брату на грудь.

— Мое сердце живет любовью,— всхлипывала сестра.— Оно перестанет биться, если любовь погаснет. Нужно знать, как он прекрасен, как благороден, как умен… Но мне страшно, мне страшно…

Через два дня она уехала из Приютина, оставив брату свою больную дочь.

— Я знаю, что у тебя доброе, отзывчивое сердце, ты успокоишь ее, вдохнешь в нее новую жизнь… я надеюсь на тебя…

А Кира, улыбаясь доверчиво, тянула к дяде свои худые руки.

— Вот мы и остались одни, дорогой дядя, два старых, старых бобыля… Я чувствую себя очень старой, право… будто мне тысяча лет… Теперь я не могу жить сама, могу только смотреть, как живут другие. Я благодарна маме за то, что она привезла меня сюда… Здесь тихо-тихо, так уединенно… Вы мне покажете все, все, когда я поправлюсь… и не смейте менять своих привычек, живите как жили, я не хочу мешать вам… Только не расспрашивайте меня о прошлом… Оно прошло, оно прошло, оно умерло… не бойтесь за меня — я ничего больше не сделаю над собою. Нет, он не стоит того, чтобы я умерла. Я буду жить. Буду жить простой, тихой жизнью… Но тогда я не могла выдержать, это было выше моих сил. Я действовала в беспамятстве. На что мне была жизнь?.. Как тяжело, дядя, обмануться в самом дорогом для тебя…