Питер Страуб - Дети Эдгара По

• Название: Дети Эдгара По
• Автор: Питер Страуб
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-63826-0

Несравненный мастер «хоррора», обладатель множества престижнейших наград, Питер Страуб собрал под обложкой этой книги поистине уникальную коллекцию! Каждая из двадцати пяти историй, вошедших в настоящий сборник, оказала существенное влияние на развитие жанра.

В наше время сложился стереотип — жанр «хоррора» предполагает море крови, «расчлененку» и животный ужас обреченных жертв. Но рассказы Стивена Кинга, Нила Геймана, Джона Краули, Джо Хилла по духу ближе к выразительным «мрачным историям» Эдгара Аллана По, чем к некоторым «шедеврам» современных мастеров жанра.

Итак, добро пожаловать в удивительный мир «настоящей литературы ужаса», от прочтения которой захватывает дух!

---

Молния разорвала небо, тёмное, как мокрый атлас. Луна была плачущим глазом.

— Это ты?

Ни разу в жизни я не слышала, чтобы она назвала меня по имени. Капри. Она его не переносила.

— Где ты была так долго? Закрой дверь, холодно.

Я ничего не ответила, вытряхивая дождь из волос. Я была рыжеватой блондинкой, мои волосы так и не потемнели до роскошного тёмно-рыжего цвета. Я не унаследовала ни её волос, ни таланта к танцам, ни её нахального пристрастия выставлять себя напоказ.

Её огненный темперамент во мне превратился в тлеющий в золе уголёк.

Красное пламя, топящее белый лёд.

Кассандра Кайола чопорно восседала в кресле с прямой спинкой, откуда было видно бунгало Ланы Лейк. Жила через стекло, как и все последние сорок лет.

Дождь поливал листву высоченных эвкалиптов. Десятилетиями мёртвые листья и синяя смола уходили в землю, перегнивая с грудами опадающей коры. Дом выглядел так, как будто он медленно тонул. Растворялся в ничто.

Иногда ночами лунный свет плясал на мятных листьях, как серебристые капли воды, и ветерок шелестел, как папины барабанные щётки, а мы слушали их, Кассандра и я, сидя в креслах напротив окна, в доме без музыки.

А в другие ночи, как сегодня, ветер с грохотом тряс деревья, и плоды в твёрдой кожуре били по черепичной крыше, как в железный барабан, а мы слушали их «ба-да-да» в доме без музыки.

Голова Кассандры склонилась под тяжестью воспоминаний. Глаза полузакрыты. Ночное небо почти очистилось, и я смотрела на её профиль, словно на барельеф из белого мрамора.

Я думала об ангеле и его каменном лике и спрашивала себя, что у Кассандры на сердце. Но для каменных ангелов и мёртвых шлюх нет ни сожалений, ни угрызений совести, ни снов, терзающих в ночи. Нет ни смеха, ни музыки, ни танцев. Нет мечты об острове Капри…

При таком освещении глаза Кассандры не имели своего цвета. Они приобретали цвет эвкалиптовой листвы, отражённой в окне Ланиной спальни.

— Что это у тебя на губах? — требовательно спросила она.

Давленные красные жуки, сок дикого граната, помада шлюхи, неаполитанский соус для спагетти, что-то ещё, что-то красное…

Выстрел звучал в моём мозгу так ясно, как будто это было только вчера. Я увидела Лану, с криком вбегающую в кухню, наполовину развязанный передник болтается на бёдрах, она поскальзывается на крови и остром перце и танцует диковинный танец, пытаясь сохранить равновесие и жизнь. Я видела ярко-красное пятно, расползавшееся по полу, когда она положила голову папы к себе на колени.

Я видела её губы, полные и красные.

Я видела страстный, влажный поцелуй глубоко любящего человека.

Я никогда никого не целовала, и никто не целовал меня.

А теперь я поцеловала женщину, которая была моей матерью сорок лет.

Я поцеловала её с горящей, свирепой страстью Ланы Лейк.

Я искусала ей губы в кровь, а потом запихнула обычное золотое кольцо прямо ей в рот, протолкнув его мимо её языка.

Она начала давиться. Её руки взлетали, как птицы, рвали меня ногтями убийцы, но я ничего не чувствовала. С дочерьми мёртвых шлюх всегда так.

Я целовала её до тех пор, пока она не перестала дышать, а её последний вздох был совсем тихим — не больше той горстки воздуха, что жила в моём разорванном бумажном сердце.

После этого я стояла у окна и смотрела на своё отражение.

Я стояла долго и ни о чём, совсем ни о чём не думала.

Потом я распахнула окно настежь и вдохнула экзотический, острый запах эвкалипта после дождя. Я слушала музыку дождя, который кап-капал по черепичной крыше бунгало, словно выбивал безумный джаз. Влажный ветер прижимал ветки к стёклам и бросал на китайские ширмы тёмные тени, изгибавшиеся, точно тело дракона, и тени плясали с луной.

Грэм Джойс

В 1988 году доктор Грэм Джойс бросил свой административный пост и сбежал на греческий остров Лесбос, где поселился в хижине на берегу моря в компании целой колонии скорпионов и занялся литературой. Свой первый роман он продал, ещё живя в Греции, а на вырученные за него деньги отправился в путешествие по Ближнему Востоку. За свой роман «Правда жизни» (2004) он был награждён Всемирной премией фэнтези; четырежды становился лауреатом Британской премии фэнтези за лучший роман: в 1992 году это была «Тёмная сестра», в 1995 — «Реквием», в 1996 — «Зубная фея», а в 1999 — «Индиго»; а французский Гран-при дё Лимажинер доставался ему дважды: за «Правду жизни» и «Ленинградские ночи» (1999). Джойс написал и несколько романов для детей, среди них «TWOC» (2005, отмечен премией Ангуса), и «Мурашки по коже» (2006), недавно выдвинутый на премию Карнеги. Рассказы и романы этого автора переведены более чем на двадцать языков. Он сам написал по одной из своих книг сценарий для Голливуда и нередко выступает книжным рецензентом «Washington Post». Джойс живёт в Англии и ведёт блог на своём сайте www.grahamjoyce.net, где рассказывает о дурном поведении «дикарей» — своей жены и двоих детей.

Чёрная пыль

В зарослях боярышника, полускрытая за кустами падуба, оказалась вторая пещера. Увидев её, он очень удивился. Энди с детства лазал в Корли-рокс по скалам, здесь не было такого разлома или расселины, в которые он не совал свой нос, не было обнажённого древесного корня, на котором он не качался. И вот перед ним новая пещера, нисколько не похожая на ту, где он просидел день. После того лёгкого толчка Энди надо было спешить домой. Но новая пещера влекла его.

В отличие от старой пещеры, — простой трещины в склоне горы, которая была там всегда, — эта имела форму купола со входом в виде сводчатого коридора. Он подошёл ближе. Продравшись сквозь колючки боярышника и ветки падуба, он понял, что вторая пещера куда глубже первой. Сначала видно было хорошо, но через несколько метров подземные тени сгустились в чёрный, как смоль, брильянт.

И всё же пещера звала.

Он хотел пойти дальше, но в горле у него пересохло, а дыхание участилось. В темноте он переступил с ноги на ногу. Мелкий камешек хрустнул под башмаком.

Но вот в глубине пещеры загорелся крохотный огонёк, не больше светлячка. Вспыхнул и погас. Зажёгся снова. Огонёк мерцал, медленно покачиваясь слева направо. Он услышал шаркающие шаги, и тут зажёгся второй огонёк, меньше первого и ближе к полу пещеры. Огни приближались. Потом раздался звук, похожий на низкий звериный рык, и он сразу вспомнил того пса.

Тот пёс, брызгая слюной, бросался на забор и грыз проволочную сетку. Здоровенный кобель, по убеждению Энди, был не совсем овчаркой: слюнявая пасть и желтизна зубов выдавали примесь волчьей крови. Приходя к Брину, Энди никогда не забывал одним глазом следить за псом, а второй держал открытым на случай, если войдёт Бринов отец.

Брин вышел в одних носках.

— Порядок, — сказал он. — Его нет.

Энди пересёк закопчённый двор и на пороге кухни стянул ботинки. Входишь в дом — обувь долой. Один закон для всякого. И дом, и двор принадлежали когда-то торговцу углем, — он потом разорился, — так что дорожка от калитки к входной двери была чёрной от угольной пыли. И двор был чёрным. И калитка тоже. Даже поры цемента между красно-чёрными кирпичами были забиты чёрными порошинками. Обувь приходилось снимать, чтобы не наследить по всему дому. Брин, ленясь лишний раз обуться, взял моду выходить к калитке в одних носках, даже несмотря на то, что его отец так двинул ему однажды за это кулаком в ухо, что пошла кровь.

— Вернётся минут через двадцать.

Мальчики пошли через кухню. Мать Брина, Джин, подняла голову от глажки.

— Всё ещё внизу, отец-то твой.

— Да, — ответил Энди.

— Сутки уже.

— Да.

— Кислород им уже подают. И еду передали. Их вытащат. — Она прижала утюгом воротничок, и над ним с шипением встала струйка белого пара.

Мальчики поднялись наверх, в комнату Брина, где их ждала верёвка, бутылка с водой и крохотный медный компас. Торчать в доме им не хотелось. Незачем попадаться на глаза Айку, когда тот придёт домой со смены. Нередко, когда они играли в настольный футбол или просто валяли дурака в комнате Брина, дверь тихонько приотворялась, и его мать, сунув голову внутрь, шептала: «Он вернулся. Сидите тихо». И они ни разу её не ослушались.

Однажды, когда Энди ждал Брина в кухне, Айк пришёл с работы и, насупившись, встал в дверях. Энди счёл за благо отвести глаза. Ни слова не говоря жене, здоровяк плюхнулся в кресло у печки — только пружины застонали. Кожа на лице и руках Айка была ярко-розовой — так безжалостно он тёрся мочалкой в душе после смены, — но от него до сих пор разило углем. Запах, похожий на зловоние сернистого газа, столбом стоял над шахтёром, пока тот сидел и угрюмо глядел в огонь. Он шмыгнул носом, прочищая пазухи, забитые угольной пылью, харкнул и сплюнул в огонь, и новая волна ядовитого смрада поползла от него.