Николай Бондаренко - Будни и праздники

• Название: Будни и праздники
• Автор: Николай Бондаренко
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Авторы сборника «Будни и праздники», столь разные по стилю и тематическим интересам, вводят читателя в мир реальный и фантастический, в мир героев, разных по возрасту, социальной и национальной принадлежности, но объединенных этическим и гражданским кредо писателей.

---

— Ясно?

За крошечным оконцем угасал невзрачный вечер. Двадцать шестой вечер непрерывных боев, отсеченных один от другого минутами грозно звенящей тишины…

Командир батальона встал, хромая, подошел к ротному почти вплотную.

— Я тебя вот зачем вызвал, Анбар, — сказал он и повел плечами, как бы умещая на них давящий груз. — Двоих человек надо. Настоящих воинов славной нашей армии…

— Для чего? — попытался выяснить командир роты.

И, столкнувшись взглядом со светло-голубыми, почти белыми глазами комбата, понял все.

— У меня девятнадцать человек, — пробормотал он. — Все, как один…

— Требуются особенные! — жестко оборвал комбат. — В батальоне осталось больше тридцати боевых единиц. Мой долг — вывести их целыми и невредимыми! Фрицы просто так не выпустят… Кто-то должен остаться. Такое любому не доверишь!

— Я старый солдат, — вымолвил Садыков, и лицо его помертвело. — Задачу понял… Назначьте меня.

— Шуткуешь? — снова резко перебил командир батальона. — Лишить подразделение командира — прав не имею. Не то — поручил бы. Лучшего и не надо… Твое предложение отменяется! По причине, сказанной выше… Кто есть еще?

Командир роты молчал, понурив голову в неопрятной матерчатой ушанке.

— Эх ты, нянька! — гаркнул комбат, намекая на прозвище, давно и плотно приставшее к бывшему школьному учителю Садыкову, известному неусыпной заботой о своих солдатах. — Каждый день по нескольку бойцов во вчерашние списываем, а он сопли раскидал!.. Войне до краю пока далеко. Придет час гнать фрица в обратную!

Голос его сорвался. Комбат постоял несколько мгновений, судорожно сжимая и разжимая кулаки.

— Когда идут сражения, кому-то судьбой назначено сгинуть… А мои чуть не сорок штыков понадобятся родной сторонушке! — стихая, договорил он. — Слушай, Анбар… Как этого долговязого кличут? У которого лапы здоровые, вроде моих? Ты в Березине все бегал со старшиной — ботинки ему отыскивал?

— Изя Молдавский? — тускло уточнил ротный.

Командир батальона согласно кивнул:

— Пришли ко мне!

— Не придет, — после короткого молчания ответил Садыков. — Скосил его снайпер. Час назад…

Комбат сел на топчан и принялся сворачивать «козью ножку». Махорка из его пальцев сыпалась мимо газетного лоскутка. Где-то неподалеку грохнул взрыв. И вслед за ним, как за рыком крупного пса, остервенелыми собачатами залились-затявкали пулеметные и автоматные очереди…

— Началось!.. — прикурив, устало констатировал комбат. — Разведчика давай, Штапова. Он-то хоть цел? А впрочем… Без тебя разберусь. Иди, Анбар.

— Анвар, — в какой уже раз подсказал Садыков: командир батальона никак не мог запомнить его имя и постоянно изменял на русский лад.

Комбат не ответил. А когда командир роты, сгорбившись, направился к выходу и плащ-палатка, прошелестев, закрылась за ним, хрипло крикнул:

— Степан! Филь!.. Где ты там?

Ординарец комбата сидел в окопной нише. Листок бумаги, исписанный химическим карандашом, был зажат в его правой руке. Он уже не читал письмо, но закрытыми глазами видел каракулями выведенное:

«Собчаем вам уважаимый сосед Стипан Ивдокимыч што матушка ваша Аликсандра Иванавна сканчалась от васпаления в лехких акурат на Покрова а козу вашу мы для сахранасти держим у себя как вазвернетес так заберети обрат…»

Степка снял шапку, вжался лицом в ее пахнущую потом подкладку. Грохот начавшегося боя не вывел его из оцепенения, которое смог нарушить лишь голос комбата, призывавшего его, Филя, к себе…

Командир батальона встретил Филя сидя на ящике. Он был обут в оба сапога, туго, по форме, затянут ремнем. Скосив на ординарца красные от недосыпания глаза, коротко предложил:

— Сядь.

Степка, глаза которого еще полнились слезами, поспешно опустился на краешек жесткого топчана. В ту же секунду плащ-палатка сдвинулась с места и в проем двери шагнул бывший разведчик, затем штрафник, а ныне первый номер пулеметного расчета Алфирий Штапов, из-за непривычного имени всеми называемый Олифой. Был он не молод — лет под сорок, коренаст, с неровной белесой челкой, которую приминала комсоставская ушанка. Шапкой Олифа гордился.

— По вашему приказанию явился, — в обычной дерзкой манере сообщил он.

— Является нечистая сила, — машинально поправил комбат, явно занятый другими, мыслями. — Солдат прибывает…

И стремительно поднялся.

— Товарищи бойцы Красной Армии, слушайте приказ! — с торжественностью, изумившей Филя, произнес он, отчетливо выговаривая каждое слово.

Степка вскочил, торопливо протянул руки по швам, прижал каблуки, носки развел в стороны. Олифа, независимо подбоченясь, встал рядом с ним.

— …от имени партии и правительства, а также являясь командиром вверенного батальона, ставлю перед вами боевую задачу.

Комбат облизнул губы, чуть помолчал.

— Ввиду отхода подразделения на заранее подготовленные позиции с целью избежания грозящего окружения, вам надлежит остаться на данном участке обороны, чтобы создать видимость наличия батальона… И путем огня, а также других боевых действий, ввести в заблуждение вражеского противника. Родина не забудет вашего поступка!.. Вольно.

Командир батальона рухнул на консервный ящик и, перекосившись, стащил с ноги сапог.

— Ух, разъедрит его в троебожие! — скрипнул зубами он, а потом совсем тихо добавил: — Слышь, Степка. Обувку мне раздобудь… Чую, в этих сапожонках не дойти.

— Откуда же ее взять? — вслух подумал Филь, ошеломленный и комбатовским приказом, и незнакомо мягким звучанием его голоса.

— С кого-нибудь из вчерашних сыми, — прикрыв веками глаза, посоветовал комбат.

Близким разрывом землянку закачало, будто разваливая на куски. Комбат смахнул осыпавшуюся на него пыль, судорожно чихнул и добавил уже привычное степкиному слуху:

— Командиров ко мне! Оба покудова можете быть свободными. Готовьтесь к выполнению данного приказа…

…Филь вытащил из-под топчана вещевой мешок, развязал тесемки. В мешке лежала пара ненадеванных байковых портянок, коричневый обмылок, выстиранное и самолично укороченное в штанинах теплое белье, два снаряженных диска к автомату и еще что-то, завернутое в белую тряпицу.

Развернув ее, Филь осторожно извлек комсомольский билет. К нательной стороне степкиной гимнастерки был пришит потайной карман, куда в трудные минуты упрятывался неприкосновенный запас махорки. В него-то, бережно подержав в пальцах, Филь, сопя, вложил комсомольский билет, а следом — письмо из родной деревни. Затем вытряхнул на топчан диски для ППШ, завязал вещмешок и сунул его на прежнее место…

Выйдя из землянки, Степка столкнулся с комбатом, который возвращался из расположения первой роты. Мочка его правого уха сочилась кровью.

— Рикошетом задело, — отвечая на тревожный вопрос степкиных глаз, объяснил он. — Ничего! До свадьбы заживет…

И распорядился:

— Получайте с Олифой пулеметы «Максим» и «Дегтярев», полный боезапас. А также гранаты — в неограниченном количестве.

* * *

Глухой ночью, в час, когда даже петухи, сморившись, замолкают на какое-то время, батальон бесшумно снялся с позиций, бесконечные недели поливавшихся потом и кровью…

Последним уходил комбат. Он долго смотрел на Филя неразличимыми в темноте глазами, глухо произнес доселе неслыханное:

— Прощай, Степа! От сердца, с мясом тебя отдираю… Потому — надо. Извини, ежели что…

Передохнув, закончил:

— Держись, брат! Момент, сам знаешь, какой… Теперь вы со Штаповым есть спасение всего батальона…

Он вроде хотел обнять Филя. Но, сделав рукой движение — как бы козырнув — ушел в ночь…

Привалившись к стене хода сообщения, Алфирий Штапов курил в рукав, сдвинув щетинистые брови.

«Максим» был установлен в окопе с бруствером, тщательно замаскированным квадратиками свянувшего дерна. Олифа заранее налил в кожух воду, вставил ленту. Сейчас она серела плоской змеей, начиненной черными патронами. Олифа затушил цигарку, встал к пулемету, повел стволом вправо-влево. Затем, аккуратной кучкой сложив гранаты, от нечего делать направился к ручному пулемету, который был установлен метрах в ста пятидесяти от «Максима».

Олифа погладил его шершавый на ощупь стальной ствол, придвинул коробки с дисками, разместил гранаты. «Где его, обормота, носит?» — с нарастающей злобой подумал о Филе, с которым расстался в суматошной тишине, сопутствовавшей уходу батальона.

И сразу увидел Степку, идущего по траншее со стороны комбатовской землянки.

— Кому теперя портки стирать будешь, прислужник? — усмешливо поинтересовался Олифа, хотя и почувствовал благостное облегчение от появления напарника.