Николай Бондаренко - Будни и праздники

• Название: Будни и праздники
• Автор: Николай Бондаренко
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Авторы сборника «Будни и праздники», столь разные по стилю и тематическим интересам, вводят читателя в мир реальный и фантастический, в мир героев, разных по возрасту, социальной и национальной принадлежности, но объединенных этическим и гражданским кредо писателей.

---

— Слушай, подари мне эти поллитра, а? Очень нужно.

— Этим авторитета у людей не завоюешь, — раздался из кузова тусклый голос Хайруллы. — Не дам, самому нужна…

— Ишь ты какой, — процедил Николай, мгновенно свирепея от того, что тот угадал его мысли. Каждый раз как рентгеном просвечивает! Умным стал хомячок. — Ты лучше скажи, где моя доля за сайгу? Чего молчишь?

В луче фары мелькнул какой-то комок. Николай поймал его, сунул в карман, спросил грубо:

— Не обсчитал? А то знаю я тебя…

Забросив в кузов очередной узел, Сергей нерешительно предложил ему:

— Коля, поедем в город?

— Сними? — указал Николай на машину.

— Да нет же! На площадке говорили, что добровольцев набирают вагоны разгружать. — И зашептал: — Я бы Ларисе заодно подарок сделал. Утром, как магазины откроются, куплю, вручу, и поедем назад. Всего на час задержимся!

Редко когда Николай смеялся с таким удовольствием. Потряс паренька за плечи, хлопнул по груди, донельзя довольный одной каверзной мыслишкой, осенившей его, едва Сергей заговорил про магазины.

— Молодец, браток! Поедем. — Он пощупал в кармане комок денег, соображая, как провернуть все половчее. — Вот только сбегаю к Гуле, доложусь, ладно? И заодно прихвачу чего-нибудь пожевать. Встретимся на площадке!

8

Кровати были застелены аккуратно, как в гостинице, и полотенца лежали на подушках, выстиранные и отглаженные. Еще хранивший запах воды, пол темнел чистыми щелеватыми досками. Нигде ни соринки, ни небрежно брошенной вещи.

Когда же Турсынгуль успела все это проделать? Прибраться и уйти… Все решила самостоятельно, не дождавшись возвращения Николая. Оставила лишь записку на старательно вытертой клеенке: «Нам дали хорошую палатку около магазина». И точка. Будто он — ничто, будто он — баран, которого можно запросто загнать в брезентовую кошару.

Рывком достал Николай чемодан из-под кровати, выбросил из него старые кеды и ненужное тряпье и закинул их за шкаф. Затем сунул в рюкзак кусок колбасы для себя и Сергея. Присел на стул, как положено перед дальней дорогой.

На его лице, обросшем щетиной и землистом от пыли, застыла угрюмая гримаса.

Едва слышно задребезжал графин, стоявший на подоконнике: подземная стихия перерывов не признавала. Встрепенувшись, как от звонка будильника, Николай подхватил чемодан и рюкзак и шагнул за порог.

На улице не сразу определил, куда идти. Сначала направился к разгрузочной площадке, через развалины, но, не пройдя и трех дворов, повернул к бывшему магазину, к палаткам.

…Вокруг электроламп, подвешенных на столбах, клубилась, мерцала серебристыми бликами ночная мошкара. Где-то орал транзистор на полную мощность, и чудилось, что комары и бабочки пляшут под разудалую музыку.

А под лампами жил, перекликался на разные голоса, шумел палаточный городок. Издалека, из темноты, Николай всмотрелся в него. Память у него была остром, и он быстро определил, какая из «брезентух» прибавилась к тем, что стояли здесь еще утром. Она чуть выдавалась с тротуара на проезжую часть улицы, оранжевая, большая, с виду симпатичная. И около нее, трогая зачем-то канаты, ходила Турсынгуль. Переговаривалась с соседями, посмеивалась, вроде бы ничем не встревоженная, беспечная, в своем нарядном сарафанчике.

Но вот она на секунду-другую задумалась, глянула в темноту, в ту сторону, где находилось общежитие. Определенно ждала Николая. И ему пришлось отвести взгляд от Турсынгуль, чтобы задушить шальное желание махнуть рукой на самолюбие, обиду, расчеты и зашагать к этой самой трудной в его жизни женщине.

Он едва не вздрогнул, когда сзади раздался голос Михаила:

— Ты чего здесь затаился?

Резко обернувшись, Николай сердито смерил Михаила взглядом. Тот удивленно усмехался и, в свою очередь, разглядывал его чемодан и рюкзак. В руках он держал, как костыли, две кроватные спинки.

— Где стащил? — грубо спросил Николай.

— Ну, зачем же? Палатку дали, койку выделили… Ты тоже переезжаешь?

— Нет, — подумав, ответил Николай, — совсем наоборот.

Что-то в словах Николая, в его голосе насторожило Михаила. Он поставил спинки на землю, оперся на них, как оратор — на трибуну, и, к удивлению Николая, заговорил без обычных своих смешков и ужимок:

— Уезжаешь, что ли?

— Выходит, уезжаю.

— Господи, неужто… Да нет, на тебя не похоже, чтоб струсил! Шутишь, Коля.

— Понимай, как знаешь, — четко проговорил Николай. — Еще вопросы имеются?

— Погоди, бригаде так и передать?

— Так и передай.

Михаил перемялся с ноги на ногу, вгляделся в лицо Николая. Произнес, будто был в чем-то виноват:

— Нет, Коля, на меня не рассчитывай, никому ничего не скажу, ты уж не обессудь.

— Не понял.

— А чего это я должен за тебя людям в глаза смотреть? Позор твой, ты его и принимай. Хоть сейчас, хоть тогда, когда вернешься за документами… Бывай! — И крикнул в сторону: — Дядя Костя, сетку тащишь?

— С кем ты там? — донеслось из темноты.

— Да тут с Колей поболтали.

Надо же, какой-то выпивоха, а туда же — лекции читает. Позорно, видите ли, уезжать… Николай долго смотрел, как Михаил нес кроватные спинки, непривычно трезвый, старательный, серьезный, и злился на себя за то, что в который раз за последние сутки вовремя не нашел, что ответить. Поискал глазами Турсынгуль. Возле палатки ее больше не было.

Он без надобности поправил на плече лямку рюкзака и двинулся к разгрузочной площадке.

Сергей встретил его у дальних штабелей.

— Опаздываем, скорее!.. — выхватил чемодан, помогая идти быстрее, и спросил в недоумении: — А вещи зачем?

— Надо!

Перемахнули через борт, уселись, потеснив рабочих, что расположились на досках, уложенных поперек кузова, и грузовик тронулся в путь.

Лишь через полчаса Николай вспомнил о еде. Протянул Сергею колбасу, но тот замотал головой:

— Пока ты ходил, солдаты нас накормили… Так зачем тебе чемодан и рюкзак?

— Водку привезти. Набьем бутылками под завязку, и будет у нас своя подпольная забегаловка, — излагал Николай ту самую мысль, что осенила его, когда Сергей говорил про подарок Ларисе. Жаль, пропала идея понапрасну. — Для других — «сухой закон», а для нас — приволье.

— Но в чемодане — вещи, — все с большим недоумением поглядывал на него Сергей. — Куда ты их денешь?

И тут Николай осознал, что ведет себя с пареньком так же, как вела Лариса: хитрит и старается выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Странно, почему так происходит. Почему Николаю и в голову не пришло хитрить с Михаилом, а тут словно кто-то заставляет изворачиваться? Сережка — чистый парень, вот что. При нем поневоле начинаешь прихорашиваться. От Турсынгуль к нему это перешло, не иначе.

Николай наклонился к Сергею:

— Ты только не перебивай, ладно? Я уезжаю, Серега. С Гулей ничего у нас не вышло. Знаешь, как бывает? Разные оказались люди. Так что надо уехать.

— Почему — надо?

— Слишком тяжело будет нам обоим, если останусь. Вот так! Женихались, женихались, и все… Грустно, конечно, но что поделаешь? Всякое в жизни случается.

Кто-то из рабочих завел протяжную песню. Не из новых, не из тех, что и запомнить-то трудно, не то что спеть, потому что нет в них ни мелодии, ни ритма, одни слова под урчанье гитары, а старую, еще дедовскую, ясную и простую. И что удивительно: мчался грузовик по шоссе, свистел ветер в прорезях брезента, обтягивавшего деревянный каркас кузова, а создавалось впечатление, будто сидит бригада в тихом закутке между штабелями рам и косяков, и слушает песню в легком оцепенении, набираясь сил. Таяло раздражение, накопившееся за день тяжкого труда, нытье в утомленных мышцах постепенно затухало.

Помимо воли, Николай заслушался песней и потому с запозданием обнаружил, что Сергей ни о чем его не расспрашивает, не огорчился тем, что им приходится расставаться, не уговаривает вернуться и помириться с Турсынгуль. Молчал паренек, и по тому, как он старался не задеть плечом Николая, когда машина входила в крутой поворот, чувствовалось все его отчуждение. Не поверил Николаю.

Так и домчались до городской товарной станции, до длинных составов, застывших на путях под обоймами прожекторов. Уже на земле, закинув рюкзак за спину, Николай протянул Сергею руку:

— Ну, пока! Еще увидимся, заеду как-нибудь за трудовой книжкой…

Пальцы паренька были вялыми, и крепкого прощального рукопожатия не получилось. Сергей вдруг сказал:

— А ведь ты дезертируешь, Коля. Поглядел на Лариску и тоже решил сбежать. Так мужики не делают. У нас в детдоме за это били…

— Ладно, береги здоровье, — бодро ответил Николай и пошел к зданию вокзала.

Сергей глядел ему вслед, сбитый с толку тем, что Николай и не подумал с ним спорить и доказывать свое, и запоминал, какой свободной напористой походкой уходил от него, от Турсынгуль, от беды, потрясшей Алангу, человек, которого он прежде считал лучшим в мире парнем.