Игумен Никон - О началах жизни

• Название: О началах жизни
• Автор: Игумен Никон
• Издательство: Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви
• Жанр: Религия: прочее
• Год: 2013

Нам всегда дорога память о наших родных и близких, особенно мы отмечаем их юбилейные даты. Что касается наставников духа, то это повод еще раз вспомнить их житие, подвиги, мысли, советы, назидания. Так и теперь, когда исполняется 50 лет со дня кончины игумена Никона (Воробьева), скромного, немногим известного в лихие для верующих времена приходского батюшки, но «последнего из могикан» православной веры, сохранившего и передавшего нам самое главное в христианстве — святоотеческое наследие духовной жизни.

Значение таких людей для последующих поколений в Церкви неоценимо. Игумен Никон, преодолев долгий и трудный путь исканий Истины, ее глубоко драматического обретения, антихристианских репрессий сталинского режима, последующих тяжелых гонений на Церковь, не просто сохранил и приумножил своей подвижнической жизнью полученный талант веры, но и с любовью поделился им в своих беседах, письмах, проповедях со всеми теми, кто искал и ищет этой драгоценной Жемчужины (см.: Мф. 13: 45–46).

Предлагаемая книга представляет собой избранные мысли игумена Никона о вере и жизни в Православии. Наставления расположены по темам в алфавитном порядке, что позволяет быстро сориентироваться в содержании. Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

И только у Святых Отцов и в Евангелии я нашел действительно ценное. Когда человек начнет бороться с собой, будет стремиться идти путем евангельским, то ему Святые Отцы сделаются необходимыми и своими родными. Святой Отец — уже родной учитель, который говорит душе твоей, и она воспринимает это с радостью, утешается. Как тоску, уныние, рвоту вызывали эти философии и всякие сектантские гадости, так, наоборот, как к родной матери, приходил к Отцам. Они меня утешали, вразумляли, питали.

Потом [в 1917 г.][4] Господь дал мысль поступить в Московскую Духовную Академию. Это много для меня значило.

По словам батюшки, благодаря лекциям, прежде всего отца Павла Флоренского, он получил здесь теоретическое обоснование бытия Бога, духовного мира, понимание смысла жизни. Но в 1919 году академия была закрыта.

«Затем Господь устроил так, что я еще несколько лет мог пробыть в Сосновицах один, в уединении». Здесь в средней школе Николай Николаевич преподавал математику, имея небольшое количество часов. Однако его уволили из школы после того, когда он отказался заниматься на Пасху. В 1925 году он переезжает в Москву и устраивается псаломщиком в Борисоглебском храме. Здесь он близко сходится с настоятелем храма Феофаном (Семеняко), которого вскоре возводят в сан епископа и направляют в Минск.

За десять дней до своей смерти, на праздник Успения Божией Матери, батюшка рассказал кое-что собравшимся у его постели близким об этом отрезке своего пути в качестве «психологической иллюстрации духовной жизни из уст уже умирающего человека — может быть, послужит для пользы»:

И там [в Сосновицах] жил по-подвижнически: ел кусок хлеба, тарелку пустых щей. Картошки тогда не было почти. И при этой, так сказать, настоящей подвижнической жизни (теперь можно все сказать) я весь день находился в молитве — в молитве находился и в посте. И вот тут-то я понял духовную жизнь, внутреннее состояние: Господь открыл действие в сердце молитвы. Я думал, что Господь и далее устроит меня куда-нибудь в деревню, в какой-нибудь домишко-развалюшку, где я мог бы продолжать такую же жизнь. Хлеба мне было вот, с пол-ладони достаточно, пять картофелин (я уже привык) — и все.

Господь не устроил этого. Кажется, почему бы? А для меня понятно. Потому, что в самой глубине души вырастало мнение о себе: вот как я подвижнически живу, я уже понимаю сердечную молитву. А какое это понятие? Это одна миллиардная доля того, что переживали Святые Отцы. Я говорю вам, чтобы вы немножко поняли. И вместо такого уединения Господь устроил так, что я в самую грязь ввалился, чтобы я вывалялся в ней, понял, что я сам ничто, и припал бы к Господу, и сказал: «Господи, Господи, что я? Только Ты наш Спаситель».

Я познал, что Господь так устраивает потому, что нужно человеку смириться. Кажется, ясно? Но вот совсем-то для человека и не ясно это оказывается. После этого принял монашество, был в лагере, вернулся и все равно привез высокое мнение.

***

В Минске 23 марта (5 апреля по н. ст.) 1930 года, в Вербное воскресенье, состоялся монашеский постриг Николая Николаевича. Он получил имя в честь игумена Радонежского Никона, ученика преподобного Сергия. Постриг совершил епископ Минский Феофан, с которым они вместе переехали сюда из Москвы. В день Благовещения Пресвятой Богородицы, 25 марта того же года, отец Никон был рукоположен во иеродиакона, а 26 декабря 1932 года (на второй день Рождества Христова) — во иеромонаха тем же епископом.

В связи с этим интересно отметить один эпизод из его детской жизни. В их селе часто появлялся и подолгу жил юродивый по прозвищу Ванька-малый, которого охотно привечали родители Коли. И вот однажды, когда дети играли, этот юродивый вдруг подошел к мальчику и, указывая на него, несколько раз повторил: «Это — монах, монах». Его слова ничего, кроме смеха, ни у кого не вызвали. Но через 30 лет удивительное предсказание исполнилось — именно Коля стал монахом.

Ванька-малый был действительно прозорливым. Он также за несколько десятков лет предсказал смерть матери Коли в Таганроге. Как-то, подойдя к ней и сложив руки трубочкой, стал наигрывать: «Дуру-дара, дуру-дара, в Таганроге жизнь скончала». В семье тогда никто даже не слышал о существовании такого города. В 1930-х годах она действительно переехала в Таганрог к сыну Василию и там скончалась.

Приходится поражаться той силе веры и ревности Николая Николаевича, которые подвигнули его в лютое время гонений на Церковь на принятие монашества и священства. Немногие решались на подобный подвиг. Это было действительным отречением от мира и прямым путем на Голгофу! И она не замедлила предстать перед иеромонахом Никоном. 5 апреля (по н. ст.) 1933 года, в самую годовщину пострига, он был арестован и сослан в сибирские лагеря на пять лет строить будущий Комсомольск-на-Амуре. О том, что там перенесли заключенные, невозможно без содрогания слушать, читать, вспоминать. Теперь лишь стали открываться ужасы тех лет. Батюшка почти ничего не рассказывал — за ним велась непрерывная слежка. Но в одном из писем он чуть-чуть поделился воспоминанием об этом периоде своей жизни:

Сегодня, 5/IV—30 года [письмо написано в 1950-е годы], было Вербное воскресенье. Я получил новое имя. А через три года, тоже 5/IV —33 г., я был verhaften [арестован]. Это было действительно отречение от всего. Наше поколение (их уже мало в живых) буквально было навозом для будущих родов. Потомки наши не смогут никогда понять, что пережито было нами. Достойное по делам нашим восприняли. Что-то вы воспримете? А едва ли вы лучше нас. Да избавит вас Господь от нашей участи!

Когда вышла книга А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», то батюшка, прочитав ее, сказал: «Солженицын, видимо, сидел на курорте, а не в лагере». А ведь многих поразили те тяжелые условия жизни заключенных, которые описывает Солженицын в этом сочинении.

В лагере незадолго до своего освобождения батюшка неожиданно на короткое время встретился с знакомым епископом Феодосием (Зацинским), который дал ему следующий документ (на всякий случай):

19/1—1937 г.

г. Комсомольск-на-Амуре

Удостоверение

Предъявитель сего иеромонах Никон, в мире Николай Николаевич Воробьев... в вере верности заветам Святой Православной Церкви тверд, в слове Божием и святоотеческой литературе весьма начитан, жизни и образа мыслей строго православно-христианского. Крест уз лагерных нес терпеливо, без уныния и скорби, подавая своею жизнию добрый пример всем его окружающим. С пользою для Православной Церкви может быть использован как приходский пастырь и даже как ближайший верный сотрудник епархиального святителя, что удостоверяю.

Феодосий (Зацинский),

епископ Кубанский и Краснодарский,

б. Могилевский.

***

Вследствие зачета рабочих дней, а в действительности прямым Божиим чудом батюшка был досрочно освобожден в 1937 году. Возвратившись из лагеря, он работал в Вышнем Волочке в качестве универсальной прислуги у очень авторитетного в городе знакомого врача-хирурга Михаила Львовича Сергиевского (1872—1955), с сыном которого учился в реальном училище и заступничество которого потом не раз спасало отца Никона от нового ареста. Но здесь ему пришлось пройти еще один суровый курс науки подвига и терпения. Жена врача Александра Ефимовна и ее сестра, также врач, Елена Ефимовна были убежденными атеистками и в открытой, часто саркастической форме выражали свое отношение и к христианству, и к своему монаху-служке. О том, как он реагировал на это, лучше всего говорят последующие факты из жизни этой семьи. Обе сестры в конечном счете оставили веру в атеизм и стали настоящими христианками. И привели их ко Христу не просто ум, энциклопедические познания батюшки и ясные ответы на самые, казалось бы, сокрушительные вопросы о христианстве, но в гораздо большей степени его истинно христианская жизнь, подвижничество и поразительное терпение.

Отец Никон жил на втором этаже флигеля в небольшой комнатке. Этот флигель, основной дом и вся усадьба сохраняются до настоящего времени. Усадьба огромная, порядка полутора гектаров. На ней батюшка посадил своими руками фруктовый сад с самыми разными сортами яблонь, груш, слив, вишен, смородины, крыжовника, не говоря уже о различных огородных культурах, которые приходилось выращивать в большом количестве, поскольку у Михаила Львовича постоянно проживали приезжавшие и приходившие, друзья, знакомые и пациенты. Невольно поражает тот объем работ, который выполнял один иеромонах Никон. Но сейчас весь участок зарос, запущен – ухаживать некому.

История обращения первой из сестер, Александры, очень интересна и необычна. Ее описала в своем дневнике Елена Ефимовна.

30 мая 1940 года. Еще после смерти сестры, Александры Ефимовны, явилось у меня желание описать ее болезнь и смерть и то, что она частично открывала нам о себе. Пусть то, что я расскажу, послужит во славу Божию.