Сирил Массаротто - Первый, кого она забыла

• Название: Первый, кого она забыла
• Автор: Сирил Массаротто
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-66719-2

Эта книга — о любви. О любви абсолютной, которая не ослабевает с годами, которая не зависит ни от каких обстоятельств, — о любви сына и матери.

Эта книга — об уходе. Главный герой, молодой писатель по имени Тома, переживает самые тяжелые годы жизни. Его мать больна, с каждым днем коварный Альцгеймер отвоевывает новый и новый участок ее мозга, чтобы заставить ее забыть о тех, кто был ей дорог больше всех, — о детях. Эта книга пронзительная, трогательная и — примиряющая с жизнью. В момент, когда Тома будет больнее всего, он получит подтверждение тому, что мать помнила о нем и любила его — всегда.

Массаротто между строк ставит простые вопросы о любви и судьбе.

Le Parisien

Два голоса — матери и сына — рассказывают нам историю великой любви.

Elle

Я плакала и смеялась, читая этот роман. У Сирила Массаротто — редкий талант найти самое нужное слово.

Amazon.fr

---

Клара рассказала мне о маминой связи с миром: она проявляется во время мытья. Она часто злится, пытается драться, но через какое-то время, если с ней обращаться ласково, она успокаивается, закрывает глаза, ее дыхание замедляется. Потом она кладет ладонь на руку, держащую губку, и тихонько следует за круговыми движениями, которыми ее моют. Это как ласка, для которой она не стала бы прилагать усилия; но желание-то приласкать имеется.

Мне нравится это ее поведение, нравится ее желание приласкать: пока они есть, мама жива.

Мадлен, через три года после дня А

Как мало нужно человеку для счастья, совсем мало — только самое необходимое! Немного прохладной воды и зелени, то, что дает нам зе… Черт.

Как мало нужно человеку для счастья, совсем мало — только самое необходимое! Немного прохладной воды и зелени, то, что дарит нам необ… Нет, это начинает действовать мне на нервы!

Как мало нужно человеку для счастья, совсем мало — только самое необходимое! Немного прохладной воды и прир… Нет!

Как мало нужно человеку для счастья, совсем мало — только самое необходимое! Немного прохладной воды и зелени, то, что берет… Неееееет!

Как мало нужно человеку для счастья, совсем мало — только самое необходимое! Немного прохладной воды и зелени, то, что берет нам природа, несколько солнечных ключей… Уффф…

Как мало нужно человеку для счастья, совсем мало — только самое необходимое! Немного прохладной воды и зелени, то, что дарит нам природа, несколько небесных мячей в солнце! Ага! Вот! Все-таки у меня получилось!

Два Ложь

Томб, через шесть лет после дня А

— Ей тут хорошо, как ты думаешь?

— Не знаю.

— Ну, конечно же, ей хорошо! Ау, мама, тебе тут хорошо?

— Жюльетт, перестань, она никогда тебе не ответит.

— Я говорю, что хочу! Нет, ну правда ведь, по-моему, она прекрасно выглядит, ты видел, она почти не похудела, и персонал с ней все время занимается, они с ней играют…

Иногда в воскресенье мы навещаем маму втроем. Мы встречаемся у нее в палате, стоим вокруг нее, время идет медленно, и нам становится грустно.

— Мне тоже кажется, что она в порядке. Последнее время она и драться стала меньше, ведь правда?

— Правда, только тебя, Робер, она никогда особенно не била, не знаю уж почему. А вот Жюльетт не раз доставалось…

— Да уж, она мне здорово влепила. А, мам, ты здорово мне влепила?

— Жюльетт, перестань ты это делать! Но прошу отметить, что рекордсмен по маминым оплеухам — это я! Чемпион во всех категориях!

— Да, тут ты прав, с этим не поспоришь… Хотя меня она обзывает больше, чем вас обоих.

— Ну уж…

— Да-да! Только и делает, что склоняет мои яйца, вы заметили? То они у меня всмятку, то их вообще нету…

— Это все от того, что она их любит, твои яйца! А, мам, правда, ты ведь любишь яй…

— Жюльетт!

Нам грустно, поэтому мы и треплемся.

Мадлен, через три года после дня А

И тем не менее все не так уж плохо. Даже хорошо, надо сказать. Говорю вам, доктор, это чистая правда. Да, я все помню, в общих чертах. Ну, бывает, что забываю какие-то незначительные мелочи, а в остальном — все в порядке. Я бы не стала вам врать, доктор. Зачем нам врать друг другу? Мы же всё знаем, всё понимаем, тамплиеры там, 11 сентября. Лекарства. Что — лекарства?. Ах да, да, конечно. Отлично. К тому же ваш милый медбрат следит, чтобы я их принимала. Ну, тот, что сидит в приемной! Нет, я, конечно, знаю, что он не медбрат, он — что-то вроде домашней сиделки, но я называю его так, чтобы ему было приятно. Нет, он мне не сын, мой сын на работе, у него нет времени возиться со мной, у бедняжки, и потом, это не его дело! Да нет же, говорю вам, Робера в приемной нет. Томб? Медбрат Томб? Ну, я не знаю. Я зову его просто «милый мальчик». Но тут надо признаться, доктор, что иногда — бывает такое — я не сразу могу вспомнить, кто он, этот милый мальчик, медбрат то есть. Да, забываю. Признаюсь. Я не собираюсь вам лгать, доктор, честно, мы же с вами отлично понимаем друг друга. Но это длится совсем недолго! Да нет же, что вы, он здоровается со мной, я спрашиваю его, и он говорит, что приходит каждый день, тогда я вспоминаю, что это он. Да, один и тот же. Конечно, уверена. Совершенно уверена? Ну, не знаю, может быть, раз или два его кто-то замещал, да. Возможно. Но голова у меня варит, тамплиеры, 11 сентября и все такое, вы же не хуже меня это знаете, правда? Да-да, я вижу, что вы хотите сказать, об этом вслух не говорят, молчок! Что, простите? Да, я езжу в клинику по-прежнему. Да, все прекрасно, просто замечательно, особенно игры, да. Чудесно, прогресс налицо, и весело при этом, все хорошо. Именно, именно. Ну, ладно, доктор, не буду вас задерживать слишком долго, у вас в приемной столько народу ждет! Какой успех, скажите, пожалуйста, прямо как у моей дочери, ну, все эти дома и все такое, поздравляю, доктор, вы, наверно, неплохо зарабатываете. Да-да, до свидания, доктор. Вы хотите поговорить с молодым человеком? Разве он тоже болен? Ах, вы все же хотите его видеть? Хорошо, прекрасно. Да-да, я подожду там, чудесно. Нет-нет, обещаю, что не двинусь с места. Нет, клянусь.

Томб, через шесть лет после дня А

Я прошел через все общие залы, но мамы там не было. Наверно, она у себя в палате. Взбегая пешком на четвертый этаж (никаких лифтов, за последнее время я набрал лишнего веса, надо снова приниматься за гимнастику), я подумал, а здесь ли сегодня Клара, что-то я ее не видел. Вчерашний вечер в ресторане прошел неплохо, я задавал ей десятки вопросов, потому что страшно боюсь пробелов в разговоре, а еще потому, что мне нравится слушать, как она говорит, но вот работает ли она сегодня, я не спросил. Хорошо бы увидеть ее. Вчера она была такая красивая, нарядная, я никогда ее такой не видел, здесь-то она все время ходит в своей пастельной униформе и пластиковых босоножках… Когда она вошла в ресторан, в простом черном платье и на каблуках, я, наверно, вылупил на нее глаза; надеюсь, она ничего не заметила. Мы смеялись, разговаривали по душам, но не поцеловались. Я даже не попытался. Не хочу торопить события. И потом, мне хотелось бы больше уверенности.

Четвертый этаж, я запыхался, конечно, но не слишком. Вхожу в коридор и сразу вижу Клару. Она стоит в дверях маминой палаты, прислонившись плечом к косяку, и смотрит внутрь комнаты. Мне становится тревожно, я иду к ней.

— Здравствуй, Клара. Что тут у вас происходит?

— Здравствуй, ничего страшного, не беспокойся. Но я думаю, что ее лучше сейчас не трогать, она, наверно, скоро перестанет. Смотри.

Мама стоит перед дверью спиной к нам. Ее правая рука сжата в кулак, она раскачивает ею взад-вперед, потом резко разжимает и смотрит в глубь комнаты, куда-то около стены. Потом она приподнимает правую ногу и ставит ее прямо на левую; чтобы удержать равновесие, ей приходится развести руки широко в стороны. Добившись устойчивости, она начинает странно, вприскочку, продвигаться вперед, потом внезапно ставит правую ногу обратно на пол.

— Что это она делает?

— Ты не понимаешь?

— Нет.

— Погоди, она еще не закончила, сейчас все начнется сначала.

Мама снова принимается за свое странное действо: наступает ногой на ногу, продвигается вперед и снова ставит ногу на пол. Но на этот раз, добравшись до стены и сделав последний скачок, она высоко поднимает руки. Выглядит она очень возбужденной.

— Ну что, теперь понял?

— Нет, не понял.

— Я думаю, что она играет в классики.

— В классики?

— Да, я уже довольно давно за ней наблюдаю и почти уверена в этом.

— Да?..

— Подожди, она снова идет к нам, сейчас начнет все сначала. Гляди, она прицеливается и бросает камешек, видишь? Теперь она скачет на одной ножке, вернее, думает, что скачет, потом, там, где две цифры стоят рядом, она расставляет ноги, потом опять скачет на одной ножке, и, смотри внимательно, она немного теряет равновесие — оп-ля! — потом снова расставляет ноги, где последние цифры стоят рядом, и, наконец, добирается до «неба». И выигрывает.

— Да, ты права. Похоже, она довольна.

— Мне тоже так кажется.

— Она каждый раз выигрывает?

— Да. По крайней мере, с того момента, как я за ней наблюдаю. Не меньше десяти раз подряд. Когда она скачет, это не так уж впечатляет, но в чем она действительно сильна, так это в бросании камешка… Каждый раз — в яблочко! Мне такое никогда не удавалось, а ведь перед тобой — бывший профессионал по классикам! Ужас школьных переменок!

Я рассмеялся, она улыбнулась в ответ, радуясь, что развеселила меня. Я провел рукой по ее спине, до самого низа и погладил изгиб поясницы.

— Руки прочь, донжуан! Если нас увидят, у меня могут быть неприятности.

— Да, прости.

— Отложи это про запас для другого раза, ладно? Впрочем, в следующий раз я тебя приглашаю. И не в ресторан, а к себе домой, мне хочется тебе что-нибудь приготовить! Идет?