Фрэнсис Чичестер - В пустыне волн и небес

• Название: В пустыне волн и небес
• Автор: Фрэнсис Чичестер
• Издательство: Армада-пресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2002
• ISBN: 5-309-00373-8

Фрэнсис Чичестер, безусловно, человек действия, энергичный, предприимчивый. Его стихия — это стихия природы: свобода, простор, небо, море.

В жизни Чичестера много ярких и драматических событий: перелет на одноместном самолете из Англии в Австралию в конце 20-х годов; борьба с раком легких и удивительное излечение от болезни; труднейшие морские походы через Атлантический океан и вокруг света в одиночку на яхте…

Название книги — строчка из стихотворения Дж. Мейсфилда «Нерв моря».

---

Потом появился лед. Я страшно боялся айсбергов, хотя на банках риск столкнуться с траулером несравненно больше. Мое радио ничего не сообщало об айсбергах, и я мог ориентироваться только на ту информацию, которую собрал перед гонкой. Однажды каюту вдруг заполнил холодный плотный воздух, и я решил, что поблизости находится большой айсберг. Выбрался в кокпит, вокруг — густой туман и ночная тьма. В свете фонаря дальше 25 ярдов не видно. «Джипси Мот» шла быстро. Я решил, что в таких условиях вахту стоять — время терять, спустился вниз и смешал себе противоцинготное средство. Это замечательный напиток. Лимонный сок гонит прочь цингу физическую, а в сочетании с доброй порцией хорошего виски отлично справляется и с психической. «Джипси Мот» беспрепятственно продолжала свой бег в туманном мраке.

Однажды, когда туман был не слишком плотным, я с удивлением заметил невдалеке длинный низкий остров. По моим расчетам, до ближайшей земли было 360 миль. Присмотревшись, я увидел, что загадочное образование движется — это была длинная волна; рассеивающий туман придавал ей необычную форму.

После бурной Атлантики Большая банка казалась местом тихим и романтичным. В одну из ночей, когда мы шли по спокойному морю и луна просвечивала сквозь тонкие облака, надо мной пролетела какая-то птица. Ее резкий, скрипучий крик для меня прозвучал как приветствие.

Однажды я почти заштилел и решил, что самое время порыбачить, ведь я находился в одном из самых рыбных на земном шаре мест. Закинул леску, а сам спустился вниз и вдруг услышал какой-то глубокий вздох. Бросился наверх и увидел четыре спины — киты! До ближайшего я мог дотянуться багром. Черные, гладкие, они выглядели несокрушимо могучими, и я тут же подумал: «А каковы их намерения?» Огляделся: вокруг было около сотни китов. Я поспешно выбрал лаглинь, а потом и свои рыболовные снасти — эти спины, очевидно, намекали, что я занимаюсь браконьерством в их водах. Окружавшая меня стая китов была, как мне показалось, разделена на небольшие группы и каждая по очереди посылала к «Джипси Мот» по одному разведчику. Так продолжалось минут десять-пятнадцать, потом они все разом, как по команде, нырнули и исчезли. Рыбную ловлю я решил не продолжать, да мне, в общем, не очень этого и хотелось. Прожив месяц один на один с морем, я стал по-новому относиться к его обитателям. Мне вспомнилось, как Слокам не смог застрелить утку в Магеллановом проливе, хотя с продуктами у него было худо.

8 июля — знаменательный день: после 27 дней тщетных попыток мне удалось наконец выйти на связь! Я был в 40 милях от Ньюфаундленда, но говорил с Лондоном, с Крисом Брашером из «Обсервер». Странное ощущение: разговаривать с кем-то после четырехнедельного молчания.

Следующий день завершал четвертую неделю гонки, «Джипси Мот» резво шла в крутой бейдевинд, словно взявшая темп лошадь. Я уже привык к ее скорости. За неделю она приблизилась к Нью-Йорку на 690 миль. Теперь до финиша мне оставалось всего 865 миль, а Блонди — целых 1208. Мой грозный соперник, чернобородый викинг, пошел более длинным южным маршрутом, и в тот день его отделяло от финиша 2190 миль. Льюис был примерно — в 600 милях позади меня. Конечно, ничего этого я тогда не знал.

Пройдя мыс Рейс, южную оконечность Ньюфаундленда, я переключил внимание на остров Сейбл. Это длинный, 20-мильный, песчаный нанос в 90 милях от Новой Шотландии. У меня была карта острова, сделанная смотрителем местного маяка. На ней он отметил 200 кораблекрушений, произошедших здесь с 1800 года. В каждой статье или книге о кораблекрушениях у острова Сейбл говорилось, что капитаны погибших судов в момент аварии считали, что находятся далеко от него. «Странно, — думал я, — как такое могло случиться?» — и удвоил бдительность.

Вероятно, я теперь знаю, причину этих кораблекрушений. Сначала казалось-, что я пройду южнее зловещего острова. Но, затем ветер переменился, и я пошел к северу от него и, значит, должен попасть в благоприятное мне Лабрадорское течение. Оно сравнительно узкое и идет на юго-запад вдоль восточного побережья Америки. Рядом с ним, бок о бок, но в обратном направлении проходит Гольфстрим. Между этими двумя течениями пролегла очень резкая граница, которую называют Холодной стеной. Почти все время мы шли в тумане, и было так холодно, что я не вылезал из плотной шерстяной одежды. Печка-обогреватель работала не переставая. Радио же сообщало, что всего в 50 милях от меня температура воздуха превышала 80 градусов [19]. 12 июля я хорошо определился по радиобуям с трех точек — острова Сейбл, плавучего маяка Самбрю и пункта на северо-востоке Новой Шотландии — и увидел, что ошибся в счислении на 22,5 мили к западу. Спустя три дня моя счислимая позиция опять оказалась западнее действительной, на этот раз на 28 миль. Общая ошибка составляла 50 миль, и, не обнаружь я ее, дело вполне могло кончиться кораблекрушением. Я думаю, единственная причина этой ошибки — водоворот, который возникает при столкновении Гольфстрима с Лабрадорским течением. Это противотечение препятствует ходу судна, и оно оказывается восточнее того места, где должно быть по расчету. Неудивительно, что в прошлом парусные суда часто терпели здесь бедствие.

Все же однажды неприятность едва не подстерегла меня на переходе между Новой Шотландией и островом Сейбл. Я сидел в каюте, а передо мной на подвешенном столе стояла последняя бутылка виски. Неожиданно «Джипси Мот» совершила один из своих фирменных головоломных трюков — подобралась украдкой к гребню волны, а потом с резким креном перевалилась через него и помчалась вниз, чтобы с жутким грохотом упасть в лощину между валами. Таких кульбитов подвешенный стол выдержать не мог: бутылка виски метнулась в воздух, сделала сальто и летела к полу горлышком вниз. Еще секунда — и трагедия неминуема — напоминаю, бутылка была последней. Моя рука автоматически взметнулась и перехватила драгоценный сосуд прямо за горлышко. Думаю, самый удачный захват в регби не принес бы мне такого удовлетворения, какое я испытал в тот момент.

На следующий день мне, однако, повезло меньше: произошло то же самое, но только с чайником. Я не мог сдержать смеха. Невероятно, я заварил всего одну чайную ложку, откуда же столько чаинок? Стол, весь пол, мой диванчик, сиденье напротив — все было облеплено распаренным чайным листом. Всепроникающие частички добрались даже до совка для мусора, который я держал в самом дальнем углу.

16 июля, 37-й день гонки, стал для меня особой датой: впервые хорошая погода держалась весь день. Мало того — она была еще идеальной для путешествия под парусом: умеренный северный ветер, безоблачное небо, огромное круглое солнце, а позже — маленький серп луны. Весь день я ходил туда-сюда с одеждой, постельным бельем, матрасами, подушками сушил. У меня была с собой зеленая бархатная куртка, я надеялся посидеть в ней как-нибудь за спокойным приятным обедом. В тщетном ожидании торжественного момента она вся покрылась плесенью и сидела на мне теперь колом. Я повесил ее сушиться, потом очистил от плесени и с удивлением обнаружил, что плесень сыграла защитную роль: под ней куртка выглядела удивительно чистой, лучше новой. Не открыл ли я дешевый способ химчистки?

К концу этого дня на полу каюты образовались сухие участки — теперь уже настоящие. А ночью я впервые в этой гонке увидел звезды: они сверкали на чистом небе, словно алмазы.

На следующий день достал новый лист карты — на нем в углу уже был Нью-Йорк. Я прошел 3516 миль, но понятия не имел о том, какое место занимаю в гонке. Мне хорошо знакомо чувство глубочайшего разочарования, когда приходишь на финиш и видишь, что тебя опередили соперники. Но эта гонка — особая, она дала мне столько романтических переживаний, сколько я не получал ни от одной другой. И я не буду разочарован, даже если приду последним.

Я приближался к Нантукетской отмели, о которой в Адмиралтейской лоции сказано так: «Эта отмель простирается на 40 миль к юго-востоку от маяка Санкати-Хед и представляет собой одно из самых опасных мест вдоль побережья Соединенных Штатов». Вначале я надеялся обойти ее с юга, не меняя галса, но ветер переменился и понес «Джипси Мот» прямо к середине этой отмели. И все же я не стал поворачивать на другой галс — меня захватил гоночный азарт. «Должен же здесь быть хоть какой-нибудь проход», — решил я и принялся штудировать все имевшиеся у меня карты этого участка.

С Нантукетскими мелями связаны важные эпизоды в истории освоения Америки. Они преградили путь знаменитому барку «Мэйфлауэр», и отцы-пилигримы, вынужденные повернуть на север, высадились на берегах Новой Англии и основали там североамериканский Плимут. Позже мели помешали капитану Гудзону подойти к берегу — Он вернулся в открытое море и пошел дальше на юг, до Нью-Йорка, где течет река, названная его именем.

За час до полуночи я отправился в койку, мы шли прежним курсом на середину отмели. Спустя два часа с четвертью взял координаты по радиомаяку, после чего крепко спал еще час с четвертью. Проснулся резко. Ночь была черным-черна. Измерить глубину я не мог, а пеленги радиомаяка ночью ненадежны. Но все же решил брать их время от времени и пробираться дальше.