Игнатий Ростовцев - На краю света. Подписаренок

• Название: На краю света. Подписаренок
• Автор: Игнатий Ростовцев
• Издательство: Современник
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Повествование Игнатия Ростовцева знакомит читателя с картинами жизни русского народа предреволюционных лет. Устами своего героя, деревенского мальчика Кеши Трошина, автор подробно рассказывает о быте и нравах одного из глухих мест Восточной Сибири, что «в пяти днях обозного пути по Енисею от Красноярска». Писатель воскрешает страницы истории сибирского крестьянства, напоминает о живых нравственных уроках нашего прошлого.

---

Но внизу мне, конечно, не сиделось. Какой уж тут отдых, когда случилась такая беда. Того и гляди, подкатит тройка к Сычевым за Финогеном… Может, даже с урядником. Теперь все можно ждать. И я снова влез на крышу, взял там свой шест и начал изо всех сил размахивать Финогеновой рубахой. А сам все вглядывался в его пашню на стрелке за Барсуковым логом.

— Ты что там делаешь, сукин сын?! — услышал я вдруг снизу чей-то сердитый окрик. — А ну-ка, слезай оттуда!

Я взглянул вниз и обмер. В улице, около нашей избы, стояло несколько человек. Они смотрели на меня снизу и о чем-то говорили между собою. Собственно, говорил один из них — седой человек среднего роста в зеленом мундире с золотыми пуговицами, в картузе с кокардой. Сзади него стояло два человека в черных мундирах с погонами, в форменных картузах с кокардами и при саблях. А потом еще один человек в серой тужурке, в простом картузе, в сапогах. В стороне стояли тетка Софья, Ониска и несколько испуганных ребятишек.

«Сам пристав стоит с урядниками, — мелькнуло у меня в голове. — К себе меня требует».

Тут от страха все во мне похолодело. Но все-таки я сообразил крепко воткнуть свой шест с кашемировой рубахой в щель между тесинами и только после того спустился с крыши.

— Ну-ка, подходи сюда, — услышал я сердитый голос пристава. — Ты что это там на крыше красным флагом машешь?

С перепугу я ничего не отвечал на этот вопрос и виновато стоял, глотая слюну.

— Протокол надо составить, господин пристав, — сказал один из урядников.

— Ты что же это на избе красный флаг вывесил? — снова спросил меня пристав.

— Это он Финогена махает. Старосту нашего, — пришла мне на помощь тетка Софья.

— Это я Финогена махаю, чтобы он скорее сюда ехал, — робко сказал я. — Во-о-н он на той полоске на горе за деревней жнет.

— Сигналил, значит?

— Сигналил.

— Слушай, заседатель, — обратился тут пристав к человеку в серой тужурке, — распустили вы всех в волости. Старосты в деревне нет. Писаря нет. Сотского, десятского — и тех нет. Сборня пустая… Что это, по-твоему, порядок?

— Так страда ведь, господин пристав. Жнут все.

— А это как по-твоему, — продолжал пристав, — махать красным флагом на всю деревню? Ты хоть немного соображаешь, чем это пахнет?

— Протокол надо составить, — вставил опять тот же урядник.

— На кого? — отмахнулся от него пристав. — На парнишку этого, что ли?

— На старосту, господин пристав. На сотского, на десятского. В деревне вывешены красные флаги, а они спокойно прохлаждаются на пашне.

— Думать надо, Чернов, прежде чем говорить. Не видишь разве, что они по дурости и только на одной избенке вывесили эту тряпку… Сейчас же убери ее с глаз долой! — сказал пристав заседателю. — Давай, давай! Хоть сам лезь на крышу или сажай туда кого-нибудь.

Тут заседатель взял меня за руку и подвел к заплоту около нашей избы. Потом ловко, одним махом, влез на него, подал мне сверху руку и вздернул меня к себе. С заплота он подсадил меня уж на нашу крышу. А дальше я сам влез по скату крыши наверх — на самый охлупень, вытащил свой шест с Финогеновой рубахой из щели и через подволоку спустился вниз. Шест с рубахой я на всякий случай спрятал в казенке.

Пока я лазал на крышу да прятал свою хоругвь, прискакал на своем Рыжке Финоген. Он слез с коня и подошел прямо к начальству.

— Вот и староста объявился, господин пристав, — сказал заседатель.

Пристав в упор уставился на Финогена. Тот стоял перед ним огромный, потный, с всклокоченными волосами, с большой рыжей бородой, в холщовой расстегнутой рубахе, без пояса.

— Ты староста? — строго спросил пристав.

— По другому году состою, — ответил Финоген.

— Фамилия как? Имя?

— Финоген Головаченков.

— Ты что же это, Финоген Головаченков? Каким местом думаешь? У тебя в деревне красные флаги вывешивают!

— Это моя кашемировая рубаха, ваше благородие. Это я попросил парня вывесить ее, если кто приедет из волости. Я уж второй день посматриваю сюда со своей пашни. Вон там, на горе. Как, думаю, он вывесит мою рубаху, так я сразу верхом на рысях и махну сюды. Калбыть не опоздал.

— Калбыть, калбыть! Правду говорят: в бороде ума нет. Борода до пупа, а мозг телячий. Ну, благодари бога, Финоген Головаченков, что мне некогда с тобой возиться. А то бы ты у меня за свою кашемировую рубаху недели две клопов в волостной каталажке покормил. Где сотский, десятский?!

— На пашне, ваше благородие, — ответил Финоген. — Страда ведь… Жать надо!

— А писарь где?

— Да и писарь тоже жать поехал. В Караскыр.

— Сейчас же гони нарочного за сотским и десятским. Хоть парнишку этого пошли, что ли. И сам собирайся в два счета. Поедете по одному важному делу. Немедленно нарядить мне подводу до Проезжей Комы. Когда подадут лошадей, явишься ко мне на земскую. Да пошевеливайтесь тут.

И пристав с заседателем и урядниками пошли на земскую к Тиминым.

— Дуй, брат, на Кочей. Максим там недалеко от вас жнет. Гони его ментально сюды. Видишь, какая тут заваруха получилась. А потом до Никиты Папушина добеги. Он там на вершинке Рубцова. Тоже недалеко от вас. И его гони немедля. А я пойду наряжать этих верховых. Ах ты, беда какая. У меня с утра еще сегодня что-то под ложечкой ныло да покалывало. Ой, думаю, не к добру это нытье да колотье. Так оно и вышло. Гони, брат, вовсю. Да скорее возвращайся. А то как я тут без тебя останусь?

Скакать верхом на лошади меня упрашивать не надо. И ездить верхом я умел хорошо. Да и кто из нас, кульчекских ребят, не умеет и не любит ездить верхом. С малолетства около коней да около жеребят. Но уже с малых лет мы знаем, что ездить верхом надо со сноровкой. Гони коня вовсю версты полторы. Потом дай ему передохнуть. А потом опять можешь полным ходом. А Рыжко оказался у Финогена хорошим конем. Быстрым и очень сноровистым. По деревне я ехал, конечно, очень сдержанно. Не дай бог кто нечаянно выскочит из-за угла или какая шальная собака бросится под ноги. Еще свалишься. Конечно, падать с коня мне тоже не в новинку. Но ведь как упадешь. Одно дело свалиться за деревней, на мягкую дорогу или, того лучше, на вспаханную полосу. Другое дело в деревне. Еще угадаешь на камень или на бревно. Можно совсем порешиться.

А за деревней я сразу наддал Рыжку как следует и в два счета доскакал до поскотины. Здесь мне пришлось слезть, чтобы открыть ворота. Я немного побаивался, сумею ли потом сразу сесть верхом. Но Рыжко вроде сам понимал, что дела у нас с его хозяином плохи, и послушно позволил мне подвести себя к небольшому бугорку у дороги. С этого бугорка я сел на него и поскакал прямо к своим на пашню. А наши только что вышли на полосу после обеда. Тут я, не слезая с коня, объяснил, какая беда приключилась у нас в деревне, и отец, не говоря ни слова, сел верхом на Гнедка, и мы вместе поехали к Максиму.

Максиму не надо было долго объяснять, чем пахнет приезд пристава в деревню. Приезд пристава с заседателем да еще с двумя урядниками для сотского хуже пожара. И Максим сразу, матюгаясь на чем свет стоит, поскакал в деревню. А мы с отцом поехали в Рубцов к Никите Папушину.

А Папушин после обеда задавал под телегой храповицкого. Раскачать такого слона ото сна да еще объяснить ему, что к чему, не так легко. И если бы не отец, то мне вряд ли удалось уговорить его сразу же поехать в Кульчек. Но вдвоем мы кое-как растолковали ему, что приехал пристав с заседателем и двумя урядниками, что это дело нешуточное и может обернуться для него каталажкой. Ну, тут он сразу пришел в себя, почесался, раскурил трубку и послал свою Манефу за конишком.

После этого отец присоветовал мне поскорее возвращаться в деревню. Пока Папушин тут шель да шевель, мало ли, что может там приключиться… Столько начальства понаехало.

И в хвост и в гриву гнал я обратно в Кульчек и приехал как раз в тот момент, когда Финоген и Максим в шапках и шабурах, с ружьями за плечами собирались куда-то ехать. Увидев меня, Финоген сразу же закричал:

— А Никита где?

— Я обогнал его, — схитрил я. — Сейчас должен быть.

— Поезжайте одни, я его подошлю, — сказал заседатель и стал повторять Финогену наказ пристава, что они должны с Максимом выбрать себе подходящее место около дороги на вершине Устугского хребта и всех там караулить — и пеших, и конных, и тех, кто на тарантасах едут, и кто даже на простых телегах. И спрашивать всех — кто они, откуда и куда едут. И если какие подозрительные — тех прямо досматривать. А особенно глядеть двух человек. Один молодой, лет тридцати, росту среднего, волосы русые, глаза голубые, бороду носит маленькую, клинышком. А другой тоже молодой, но черномазый. Росту тоже среднего. Но очень широк в плечах. Видать, из мастеровых. И если такие попадутся, то сразу их цапать и прямо в волость. Они — государственные преступники…