Станислав Рудольф - Птицы меня не обгонят

• Название: Птицы меня не обгонят
• Автор: Станислав Рудольф
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1976

Две повести современного чешского писателя — «Милан» и «Гонза» — о подростках, о выборе ими места в жизни, любимой профессии.

---

— Нравится.

— В конце года будешь играть на вечере?

— Не знаю.

— Сыграй. До смерти охота послушать, как ты играешь каприччо. Эй, Гонза, а трудно играть каприччо?

— Довольно трудно…

— Итка сказала, что млела от восторга. Слышь-ка, а ты не хочешь…

Я не дослушал, что она собирается мне предложить. Видимо, чтоб вечером я исполнил под ее окном серенаду. Она наверняка думает, что это так же сладко, как мороженое.

В класс вошел физкультурник Карусель, который у нас также ведет географию. Все встали, а Моника кинулась к своей парте.

Карусель начал вызывать. Пригласил к доске Пелишкову, Милду и Кане — всех сразу. Приятное предзнаменование: значит, до меня сегодня очередь не дойдет. Я уставился на рисунок зверя, под которым стоит надпись: «Лев пустынный».

Не знаю, что и подумать. Ведь все было совсем иначе. Как может Итка говорить девчонкам, что я пробыл у нее чуть не весь день? Откуда она взяла это каприччо? Может быть, ей мое «Tesoro mio» понравилось, а я убежал от нее, как какой-то дикарь. Или она просто хвастается и врет девчонкам, симулирует любовь к настоящей музыке, а на самом деле заходится от восторга, когда слышит биг-бит?

Скорее Воржишеку удастся создать на площади лабиринт, чем мне разобраться в лабиринте Иткиных завихрений.

Я медленно поворачиваю голову туда, где она сидит. Итка пристально глядит на карту, которая висит на крючке у доски. Сейчас я могу спокойно разглядеть ее профиль: маленький носик, чуть оттопыренную нижнюю губу, коричневую родинку на щеке, длинный полумесяц бровей…

Она обернулась!

Это кто-то за моей спиной громко крикнул:

— Пожалуйста!!

Я не успел отвести глаза. Она меня увидела и улыбнулась, как в тот раз, когда явилась ко мне в подвал. Нет, я спячу, ей-богу! И построю на площади сталактитовую пещеру!

36

Если бы весь мир мчался вперед с дьявольской скоростью, упивался ревом реактивных самолетов и межпланетных ракет, если бы улицы до последнего квадратного метра заполнили новые автомобили, а телевидение работало по пяти каналам, стржибровицкий вокзал и тогда остался бы островком спокойствия. Шесть поездов пассажирских, два товарных ежедневно, колея к Монитексу, куда раз в неделю подают несколько товарных вагонов, ящички с увядшими азалиями на длинной проволоке, которые раскачивает ветер… Наверняка точно так же будет выглядеть стржибровицкий вокзал и через пятьдесят лет. Наверное, потому, что от площади сюда добрых полчаса, и проще добраться автобусом, чем утруждать себя и спешить на поезд.

Я уже и не помню, когда был здесь в последний раз. Не то провожал тетю из Борковиц, не то бабушка посылала меня с коробкой свежих груш, чтобы передать их какой-то знакомой в Прагу. Никогда здесь не ждут поезда больше пяти человек.

Через пять минут придет товарный. Зал ожидания пуст, окошечко, где пани Паткова обычно продает билеты, закрыто шторкой. Шторка такая грязная, что почти невозможно прочесть вышитые на ней буквы «ЧГТ» — Чехословацкий государственный транспорт. А пустота перрона вызывает нудную зевоту. Лишь время от времени из транспортной конторы выходит дядька в синей форме, он соскакивает на шпалы и глядит, открыл ли семафор путь поездам.

Я сижу на деревянной лавке и щурюсь от лучей заходящего солнца, которое во что бы то ни стало старается втиснуться между двумя холмами за Прживышиной. Я жду.

«Тебе пора, Гонза…» — заметила бабушка полчаса назад.

Я захлопнул «Чудеса минералогии», надел куртку и безропотно пошел.

Она крикнула мне вслед:

«Высочайшая гора Кавказа?»

«Аконкагуа», — ответил я без тени сомнения, хотя отлично знаю, что это не так. Но я назло не назвал Эльбрус!

Даже в передней было слышно, как она пытается втиснуть Аконкагуа в семь квадратиков.

Железнодорожник опять вышел на перрон. На этот раз голова его была увенчана красной фуражкой. Через несколько секунд из-за поворота показались два серых облачка дыма, а вскоре появился товарняк. Еще не подъехав к станции, он успел испуганно засвистеть и кинуть под колеса комья белой ваты.

Паровоз остановился точно перед самым вокзалом. Уф-уф-уф! — пыхтел он в такт компрессорам. А через секунду: шшшшшш! — и новые клочья ваты полетели на перрон.

Я поднялся. Еще издалека я увидал Владимира в окошке паровоза. Он был совсем другой, чем я его знал до сих пор. В сером, линялом комбинезоне, на голове беретка, рука, перемазанная маслом, лежит на раме окна.

Он увидел меня и махнул рукой, чтоб я подошел поближе. Я неохотно сделал несколько шагов и остановился как раз у самых колес.

Уф-уф-уф… Пыхтенье становилось все громче.

— Привет! — крикнул Владимир и распахнул железную дверцу.

Я поздоровался. Наверное, в первый раз с тех пор, как мы стали встречаться.

— Полезай сюда! — предложил он, но, увидев, что я не двигаюсь с места, добавил: — Не бойся, я тебя не увезу! Мы здесь еще будем маневрировать.

«Значит, я могу прокатиться на паровозе!» — обрадовался я, но все-таки лез по ступеням, вверх медленно и неуклюже, как слоненок.

— Ого, а сейчас он покатится сам! — приветствовал меня наверху совсем незнакомый голос. Возле левого окошка улыбался во весь рот немолодой человек с усиками под носом.

— Это Войта Пикоус, мой кочегар, — пояснил Владимир и захлопнул железную дверцу. — Мы всегда вместе ездим. Сколько лет, Войта? Двенадцать?

— Четырнадцать, Владя, четырнадцать…

— Вот это да!.. Уже?! — Он хотел что-то добавить, но внизу раздался резкий звук свистка. Он высунулся из окна, левой рукой потянул какой-то рычаг, а правой раскрутил ручку.

Я понял, что мы дали задний ход. Прежде чем мы остановились, я осмотрел все приборы и рычаги, размещенные над дверцами топки. Я знал только манометр.

— Хочешь стать машинистом? — спросил кочегар. Он отворил железную заслонку и быстрыми движениями стал подкидывать короткой лопаткой уголь в полыхающую топку.

— Навряд ли! Гонза собирает камни. Не похоже, чтобы он пошел в машинисты… — ответил вместо меня Владимир, а сам, не отрываясь, следил, как мы подходим к составу. Он затормозил, нас дернуло, и снова раздалось: шшшшу… — это паровоз стравил лишний пар.

Мы стоим и ждем, пока к нам прицепят два вагона с ящиками, в которых упакованы детали текстильных станков. Их каждую неделю отгружают со стржибровицкого «Монитекса».

— Мне велели что-то у вас взять, — напоминаю я, пока мы стоим.

Он тычет рукой за спину, и я вижу странный пакет в грязной бумаге; он лежит на узенькой площадке у тендера. Владимир опять тянет рычаг на себя.

Уф-уф-уф… — колеса начинают вращаться. Он поворачивается ко мне:

— Дай гудок. Резко дергай вниз! — и показывает на железную петлю над моей головой.

Я слушаюсь. Дергаю два раза. Гудок гудит, но совсем не так, как мы слышим снаружи. Наверное, потому, что я нахожусь близко. Мы опять трогаемся.

Я смотрю… До чего же уверенно он управляет машиной! Он что-то говорит мне, но я не разбираю что. Он поворачивается, и я понимаю, что он передает привет маме и бабушке.

Я молча киваю головой. Он отправляет рычаг на место, и мы тихо и медленно подъезжаем к вокзалу. Выныривает первый фонарь, согнувшийся над коротким перроном.

Мне пора спускаться вниз, а они сейчас поедут дальше. «Жалко, — думаю я. — Вот бы доехать до Турнова. Может, мне разрешили бы подбросить в топку лопатку-другую…»

— Значит, не забудь! — еще раз напоминает мне Владимир, а улыбчивый кочегар приглашает приходить еще.

— В следующий раз, — говорит он, — мы прокатим тебя дальше.

Я берусь за поручни и хочу лезть вниз, но Владимир останавливает меня.

— А это? — говорит он и нагибается к пакету. — Нет, ты спускайся, — велит он мне, увидев, что я собираюсь лезть обратно. Он терпеливо ждет, пока я коснусь земли, и лишь тогда, размахнувшись, кидает этот самый пакет далеко, в черный шлак.

А потом снова гудок, зеленая лопатка, разрешающая отправление, железнодорожник в красной фуражке, белая воздушная вата… Владимир машет рукой и кричит:

— Привет, Гонза!.. — и становится все меньше и меньше.

Я чуть-чуть поднимаю голову, вроде бы в знак приветствия.

И только когда последний вагон исчезает среди высоких деревьев, я нагибаюсь к чудному пакету. Едва прикоснувшись, я уже знаю, что там внутри: это наверняка металлический предмет! Я ощупываю его: он круглый!

В голове мелькает шальная мысль: «А что, если…»

Я тащу тяжелый предмет на лавочку и лихорадочно сдираю с него бечевку. Мне приходится напрячься изо всех сил, чтобы разорвать ее. Теперь бумагу… Я не ошибся! Передо мной лежит шестеренка от моего шлифовального станка. А я думал, что ее стащили…

Я прохожусь пальцем по кругу — все зубья на месте. Я наклоняюсь совсем близко и вижу на двух зубьях тонкие полоски меди, отлично отшлифованные, сверкающие, новенькие.