Vlad - Русская Жизнь 3 декабря 2008 года. Неудачник

• Название: Русская Жизнь 3 декабря 2008 года. Неудачник
• Автор: Vlad
• Жанр: Книги

---

Первый. Париж, 1921 год. Шестидесятилетняя Раневская, давно обжившись во Франции, похоронив подлого любовника, который болел-болел, да и умер, наконец вышла замуж за приличного пожилого француза и тихо проживает на вилле в Ментоне среди цветущего – не вишневого, конечно, а олеандрового – сада. Ее дочь Аня замужем за крупным буржуа и помогает матери – русские дворяне не очень умеют зарабатывать, но взаимовыручка у них поставлена. Во Францию чудом сумел сбежать пятидесятилетний Лопахин – без гроша, без связей: имущество реквизировано, по-французски говорит хуже Яши, за переход границы пришлось отдать последние серебряные ложечки. Он находит Раневскую и падает ей в ноги: Любовь Андреевна! Выручайте! Пустите пожить, пока освоюсь!

– Живите, голубчик, – добродушно говорит Раневская. Ей не привыкать: он ведь сын и внук ее крепостных. – У нас как раз дворецкий приболел…

– Ух, мы развернемся, – потирает руки Лопахин. – Большевики падут через месяц, самое большее – через два. Вернем землю, начнем хозяйствовать по-новому… ух!! Я вам, Любовь Андреевна, все верну, все как есть. Правда, сада уже нет, вырубил. Там теперь дачи. Но ничего, мы насадим новый… думаю, сливовый… хорошо также груши…

– Голубчик, – снисходительно говорит Раневская, уже знающая из газет, что на месте ее бывшего сада теперь коммуна для перевоспитания беспризорников имени отважного борца с буржуазией маркиза де Сада. – Они не падут ни через месяц, ни через два… а когда падут, там уже нечего будет спасать, потому что все, включая землю, сгниет до основания. Вы разузнайте лучше, не нужны ли тут где шоферы… или вот в ресторане у нас напротив официантом служит полковник Стецкий, чудесный человек, такие манеры… он вам поможет устроиться на первое время…

– Нет, нет! – говорит Лопахин, размахивая руками. – Я тут уже сговорился одному французу продать имение… после большевиков, конечно. Но ведь это на месяц только. Дают неплохие деньги, и вообще – надобно дело делать! Надо развернуться! Мы покажем всем, тут ведь не Россия, тут легко вести настоящие дела, только вы, нытики, все сидите по виллам… А я покажу лягушатникам, что такое русский купец!

Любовь Андреевна смотрит на него снисходительно, покачивая седеющей головой. Лопахин, Лопахин. Как был ты мужичок, так и остался. Ладно, я сама поговорю с полковником Стецким…

Вариант второй. Тот же самый 1904 год, Лопахин приобрел вишневый сад и только собрался вступить во владение им, как к нему нагрянула полиция. Вы купец Лопахин? Точно так-с. У вас обыск, господин Лопахин. Это ведь вы хозяин данного имения? Я-с. (Раневская-то уже не хозяйка!) Так у вас, г-н Лопахин, проживает известный нелегал-террорист Трофимов, а кроме того, до нас дошли слухи, что вы уморили старого слугу Фирса. И вообще вы нам давно не нравитесь, а все потому, что ваш соперник по торгам г-н Дериганов имеет связи в тайной полиции. Помните г-на Дериганова, у которого вы перебили выгодную сделку? Он по пяти набавлял, а вы по десяти, действие третье? Ну так вот, ему обидно стало, да и всякий бы обиделся. А то вы не знаете, Ермолай Алексеич, как делается русский бизнес. Позвольте вам заметить, что у вас и по предыдущим сделкам бумаги не в порядке, и мы давно уже наблюдаем за стремительным ростом молодого промышленника, и ваши пожертвования на Художественный театр тоже довольно сомнительны, потому что там идет противоправительственная пьеса «На дне», сопровождаемая демонстрациями. Короче, собирайтесь, Ермолай Алексеевич, вы едете с нами, а имение вместе с садом переходит в государственную собственность. А вы что ж думали, оно достанется Дериганову? Нет, г-н Лопахин, в этом мы можем вас утешить. Г-н Дериганов должен был знать, к кому обращается. Волка на собак в помощь не зови. И Лопахина уводят, и раздается звук лопнувшей струны. А Раневская уезжает в Париж и правильно делает.

Наконец, третий вариант, который, кажется, больше всего понравился бы самому Овчарову, потому что главный герой его экранизации – прелестный Симеонов-Пищик в исполнении Евгения Филатова. Это беспутный, недалекий и добрый дворянчик, которого вечно что-то спасает от разорения в самый последний момент. Вот и сейчас англичане нашли у него на участке какую-то белую глину. И когда имение Раневской вот-вот уйдет с торгов, он привозит этих англичан в гости, посмотреть на вишневый сад, гордость губернии, – и один англичанин подозрительно ковыряет почву, после чего просит лопату. Лопахин приносит лопату, с любопытством глядя на заморского гостя. Англичанин легонько надкапывает почву – и, о чудо, нефтяной фонтан начинает бить из земли! Вот отчего здесь всегда росли такие прекрасные вишни, у них был отчетливый нефтяной привкус! «Я покупаю у вас эту землю, сколько вы за нее хотите?» Раневская называет астрономическую сумму. «Нет, это маловато, я удваиваю. Вы и сами не знаете, что у вас тут такое… в недрах». «Но вы не вырубите сад?» – с трепетом спрашивает Раневская. «О нет! Позвольте заметить, что именно благодаря саду здесь и образуется нефть: вишня перегнивает, перепревает… и от этого путем геологических преобразований…» «Я дам больше! – ревет Лопахин. – Все отдам, только продайте вишневый сад мне, мне!» – «Ах, подите вон, голубчик», – небрежно говорит Раневская. – Фирс, шампанского!«Фирс вносит шампанское. Англичанин выливает вино и наполняет бокалы чистейшей вишневой нефтью из фонтана. Все пьют, танцуют, Шарлотта жонглирует, из-за сползающегося занавеса доносится вопль Пети Трофимова: «Здравствуй, новая жизнь!»

Все эти варианты служат доказательством единственной мысли, которую Овчаров проводит с завидной последовательностью. Да, на коротких временных дистанциях почти всегда выигрывают Лопахины, люди действия, потому что ведь вся чеховская пьеса – не что иное как сентиментальная вариация на тему «Стрекозы и муравья». Поди-ка попляши. Хорошо, попляшем, но помните, что Россия – страна не очень предсказуемая, и один из главных ее законов заключается в том, что рациональные стратегии тут обречены. Ты можешь надрывно и натужливо работать всю жизнь, а в конце у тебя все отберет государство, либо случится революция, которая уничтожит это государство и тебя вместе с ним, либо, наконец, возникнут иррациональные обстоятельства вроде тюменского нефтяного месторождения, которые докажут, что работать было вообще необязательно, и во имя чего ты горбатился? Мы живем не по закону, а по благодати. Наши поэты жгут свои рукописи в ночной астраханской степи, «чтобы подольше было хорошо». У нас выигрывает тот, кто больше всего отдал, тот, кто меньше всего трясется над нажитым, тот, кому оно вообще по большому счету не нужно. Говорит же у Овчарова Петя Трофимов (этой реплики у Чехова нет): «И когда ты утверждаешь, что из твоих дачников вырастут настоящие хозяева, – это тоже размахиванье руками…»

В последнее время я подрядился преподавать в школе – не в связи с кризисом, потому что больших денег там нет, а в связи с закрытием «Времечка», после которого у меня почти не осталось занятий, за которые можно было бы себя уважать. Там от меня был толк, я иногда кому-то реально помогал, а журналистика – это так, подмигнуть своим, чтобы не скучали. Польза есть, но иллюзорная. А в школе хоть видишь иногда, как у ребенка на глазах пробуждаются способности, шебуршатся, так сказать, мысли… Короче, спасибо школе, позвавшей меня преподавать: я попал как раз на «Обломова». А современные дети довольно умные, и вот один из них мне говорит: прочел я, знаете, этого вашего Добролюбова. Впору писать ему ответ через 150 лет «Что такое штольцевщина». Он пишет, что Обломов не хочет жить, служить, – а Штольц что, служит? Мы знаем, как он нажил состояние? Мы о его методах получаем представление единственный раз – когда он улаживает дело с «братцем», с Иваном Матвеичем, который Обломова чуть не ограбил. Он что, по закону действует? Нет-с, он идет к знакомому генералу, с которым он, по словам «братца», общается запросто и на ты. И генерал устраивает братцу такой разнос, что лучше бы побил. Вот как делаются в России дела, вы поняли? И вы хотите, чтобы Обломов встал с дивана ради вот такой карьеры? Оставьте его в обломовском раю, где крыльцо вечно шатается и будет шататься еще двадцать лет, потому что его делал гениальный плотник Лука. И учтите, что как только Штольц отдерет управляющего за ухо и потребует сделать новое крыльцо, – это новое крыльцо дня не простоит.

В общем, это верно. Обломов – как раз не лузер, потому что никаким неудачником его не назовешь: в него влюбляются женщины – сначала Ольга, потом Пшеницына; его обожают друзья; у него чудом в последний момент обнаруживаются деньги или спасительные варианты, и умирает он смертью праведника, не мучаясь. А что будет со Штольцем – я не знаю. По всей видимости, ничего хорошего. Или общественный катаклизм подкосит, или Ольга изменит, или в один прекрасный день накроет вечная русская болезнь деятельных людей – осознание полной тщеты всего сущего; и уедет он за границу, как Владимир Яковлев на пике успеха «Коммерсанта», и будет там жить то ли в монастыре, то ли в растаманской общине, думая о том, как течет река. Потому что именно это и есть цель всех умных людей в России; а если они вовремя не спрыгнут с «Титаника» – с ними будет то же, что и с «Титаником».