Журнал Русская жизнь - Гражданская война (октябрь 2008)

• Название: Гражданская война (октябрь 2008)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Драмы

Лирика

Анекдоты

БЫЛОЕ

В девятом круге

Татьяна Львовна Щепкина-Куперник - Нежная женщина

Артур Ренсом - Шесть недель в Советской России

ДУМЫ

Борис Кагарлицкий - Маленькая гражданская

Михаил Харитонов - Девяносто третий год

Александр Храмчихин - Пир победителей

Олег Кашин - Два креста и баррикада

Дмитрий Быков - Чувство врага

ОБРАЗЫ

Захар Прилепин - Terra Tartarara

Дмитрий Ольшанский - Двое с пальмовыми ветвями

Наталья Толстая - О жуликах и героях

ЛИЦА

Олег Кашин - Агент Кремля

Пасынок

Евгения Долгинова - Соблазн ненавидеть

Дмитрий Данилов - Молитва Василия Ивановича

Карен Газарян - Слово не воробей

ВОИНСТВО

Александр Храмчихин - Идеальные солдаты

СЕМЕЙСТВО

Евгения Пищикова - Чужие

МЕЩАНСТВО

Эдуард Дорожкин - Личная линия обороны

ХУДОЖЕСТВО

Аркадий Ипполитов - Битва с Ахматовой

Максим Семеляк - У аппарата

---

Хороши только библиотеки, красивые, вместительные здания, - и школы. Познакомилась я здесь с учительницами высшей школы - милые, приветливые и неглупые девушки - но чего-то в них не хватает: может быть, «бунта душевного».

От той Америки, что показывают в кино, осталось не больше, чем у нас от былой славянской Руси. Если что и есть здесь «своего», то это мелкие, «вторичные» признаки, например, климат - несравненно несноснее нашего северного. Здесь 98 процентов влажности в воздухе, солнце всегда подернуто туманом, и не столько жарко, сколько «мокро», как в теплице. Несносны и ветры. В глубине страны климат лучше, и я мечтаю, чтобы нас перевели из Нью-Джерси куда-нибудь, где зимние ветры не будут резать лицо и хлестать в окна. Незаманчивую картину Америки я тебе нарисовала? Да, я думаю, тебе было бы здесь не по душе. Другое дело - Калифорния, пустыня Невады… Я в нее влюбилась, и моя мечта - пожить там когда-нибудь«.

«Нью- Йорк… Какая оторванность от всех, кого люблю! Здесь жизнь деловая, дни, часы заполнены. Много народу кругом, много ответственной работы, но душа заперта на ключик: здесь, в Америке, ей нет места! Живу я здесь в очень симпатичном «семейном отеле», где по вечерам можно полюбоваться на очаровательных юных американок в новомодных, широких, воздушных платьях, напоминающих бабочек. Жизнь богатых американских семейств, приезжающих из провинции на «сезон» в Нью-Йорк. Мне порою кажется, когда я наблюдаю за ними, что это просто театр -так все по шаблону, так все ясно и просто. Из моего нарядного отеля еду далеко на окраины Нью-Йорка, а там, на собраниях, среди совсем другой публики говорю на всех языках, какие только знаю!

Завтра я уезжаю в Пенсильванию. Мелькают люди, города… Все это любопытно, но остаешься зрителем, не успеваешь сродниться с обстановкой, с людьми… Мчишься, как поезд, все дальше, дальше».

«Моя поездка по Америке - тяжелый труд. Хватило бы сил вынести. Американцы умеют заставить работать!»

Из Америки А. М. вернулась в свою любимую Норвегию. Но долго там ей не пришлось оставаться: война вылилась в революцию. Это слишком великое время, чтобы его касаться в беглом очерке: скажу только, что в первый же день революции я послала А. М. телеграмму, что жду ее к себе. А. М. сейчас же собралась в Россию. И так вышло, что свой последний день в России перед отъездом в эмиграцию провела она у нас в доме - и в наш же дом вернулась после многолетнего отсутствия. Все волнения нашей встречи не передашь словами.

Пошли бурные годы, когда страна раздиралась гражданской войной, интервенциями и пр. Мы то теряли друг друга, то находили опять, о переписке нечего было и думать. Но вот власть большевиков окончательно установилась, все вошло в колею - и опять потянулась наша ничем не разорванная золотая нить.

Жизнь и деятельность А. М. после революции - на виду у всего мира. Она уже стала достоянием истории: но я хочу приоткрыть дверь в тот мир ее, о котором не все знают. Мой очерк, по сравнению со всем, что написано и будет написано об А. М., - это любительская фотография по сравнению с большой картиной: но за верность ее я ручаюсь.

Вот передо мною листки ее жизни. Перелистывая их за многие десятилетия - я в них нахожу все ту же свежесть восприятия, ту же художественность впечатлений. Зимой она пишет мне, посылая снимок зимнего леса: «Вот кусочек зачарованной Норвегии. Снежная сказка. Нигде в мире снег так не украшает лес, как в Норвегии. Здесь нет ветров - защита - горы на севере. Снег ложится причудливо, будто чудовища стоят. А березки - невесты в облачно-тюлевых снеговых одеяниях, на фоне голубого-голубого неба. Когда иду по дорожкам среди фантастических снежных лесов, мне не хватает тебя. Заденешь ветку - посыпятся серебряные снежинки, искристые, будто самоцветы, и сама станешь похожа на „Бабушку-Мороз“. Я пробыла здесь 12 дней - работала над своей книгой…»

Какая разница с ее письмами из Мексики, куда она была назначена посланником непосредственно после Норвегии. Еще с борта парохода «Лафайет», на котором ей пришлось провести много дней, - с крайнего севера на крайний юг! Опять «контрасты» ее жизни.

«У вас, в далеком знакомом Петербурге - еще раннее утро - 6-7 часов утра. А здесь - полдень. Мы в тропиках. На пароходе у меня всегда чувство, будто меня лишили свободы - „вот тебе кусочек бортов парохода - гуляй, а дальше запретная стихия“. А вот что было прекрасно, это остановка в Сантандере, на берегу красавицы Испании. Солнце, пальмы, удивительная чистота и прибранность портового городка, и эта картинность самих испанцев, с их четкими профилями, испанок в кружевных мантильях и с глазами с поволокой. Народ, весь пропитанный морской солью и солнцем. Я думала о тебе, пока бродила по чистеньким узким улицам испанского городка, с игрушечным трамваем и с его более игрушечными осликами, нагруженными апельсинами. Сантандер - я унесла с собой в памяти. И пожалела: почему далекая Мексика, а не Испания - цель моего путешествия?»

«Я здесь, в далекой Мексике, уже почти три недели. Широкий и глубокий океан отделяет меня от старушки Европы, и как-то легче видишь отсюда просыпающуюся, юную в своих стремлениях к возрождению Азию, чем разоренную, разочарованную, разобиженную Европу. Мексика сама страна любопытная, полная отзвуков древней культуры ацтеков и племени майя, и вся трепещущая порывом в самое прогрессивное будущее. Здесь пирамиды - древнее египетских, города на сваях - и правительство лейбористов. Город на высоте 2 400 метров на песчаном плато. Напоминает отчасти наш восток в своей старой части, отчасти городки французской Ривьеры в новых кварталах. Пальмы, бананы, старинная роща, обращенная в парк на манер Булонского леса, с деревьями в тысячу и больше лет, дивными седыми эвкалиптусами, которых не обхватит и круг из десяти человек. Но тропики здесь, на высоте плато, не ощущаются. Днем всегда солнце, тепло, как в хороший летний день, к пяти часам свежеет, а ночью около нуля. Времен года - нет, есть лишь сезон сухой - это сейчас - до мая, и сезон дождей, это с мая до октября. Красивы закаты, когда низкое солнце освещает верхушки вулканов; днем горы почти не видны, так как песчаная почва дает обилие пыли и небо здесь почти всегда серо-свинцовое - даже без туч и при ярком солнце. За городом поля агав, будто чудовищные артишоки. Живописные крестьяне на чудесных холеных лошадках, с вышитыми седлами, в огромных сомбреро и с неизбежным лассо. Такими изображены ковбои в фильмах. Бывают очень нарядные и красивые фигуры в бархатных куртках, шитых золотом. Все это ново, любопытно, но пока я здесь еще очень одинока внутренне. Да и с трудом свыкаюсь с разреженностью воздуха. Когда я вижу что-либо интересное и красивое, я всегда хочу поделиться с тобой. Ты бы видела красоту там, где ее не чувствуют другие. Мне очень нравятся маленькие потухшие вулканчики - точь-в-точь как на таблицах для наглядного обучения. Их много вокруг самой Мексики.

На днях состоялось торжественное вручение мною грамоты. Все было обставлено высокоторжественно и красиво. Я почему-то очень волновалась, читая свою речь перед всеми членами кабинета и большим, небывалым стечением публики (этот акт здесь публичный). Но все сошло очень хорошо, что и было отмечено прессой. Как странно писать, сознавая, что я получу ответ лишь через два месяца… Ведь я почти на другой половине земного шара.

На днях у меня было большое переживание. Хорошее. Я видела древний храм и пирамиды ацтеков. До чего величественно! И какие смелые размеры. Храм - арена, без крыши. Прямые линии бесконечных площадок - четырехугольничков. Но как внушительно. Храм, а крыша - само небо. Больше всего меня поразило, до чего это архи-модерн! Стилизация. Прямые, срезанные углы. Бесконечные лестницы, никуда не ведущие. Площадки - квадратики, вкрапленные в главную площадь, конусообразные, срезанные стены, за которыми нет ничего - и ничего и не было. До чего «стилизовано». А украшения на стенах - рельефы? Кубизм, чистейший кубизм. Вся сила в том, что это не «от ума», а от наивности! Ты бы оценила. Это самое сильное переживание за все месяцы эти».

Вот уже она пишет мне опять с парохода - на обратном пути. Мексиканский залив.

«Теплый вечер. Вчера было душно и сыро - тропическое лето. Но сегодня ветерок и набегают тучи. А вода - будто синька разведенная. Впереди островок, а на нем кивают перистые метлы кокосовых пальм. Серые стволы на синем-синем море».

Разреженный воздух Мексики так плохо действовал на здоровье А. М., что по возвращении в Европу ей сразу пришлось поехать в Баден-Баден полечиться. Усталость, как она писала оттуда, мешала ей воспринимать какие-либо впечатления. Но понемногу возвращались силы, а с ними восприятие внешних впечатлений.

«Близко от дома, где я сейчас приютилась - трогательный по скромности домик Тургенева. Да, я понимаю, что он любил Баден-Баден. Это для него было то же, что для меня - Норвегия. Сочетание красот природы с творческой деятельностью. Но мне здесь чуждо и тоскливо. Понравился мне своей исторической ценностью средневековый женский монастырь в Лихтентале. Когда-то ведь монастыри были не просто местом, где люди „спасались“, - туда шли не „от соблазна“, а от раздоров, от крови, от варварской переломной эпохи, накануне твоего любимого „кватроченто“. Я думала о тебе, когда стояла в монастырском дворе, построенном внучкой Ричарда Львиное Сердце. Тут клубятся легенды! Вечные распри и разрушения, а там снова строительство, созидание вокруг какого-либо коллектива данного и во вражде с коллективом другой общины, нации, сейчас - остро - класса…»